Всё познаётся в сравнении.

Событие пятьдесят третье

Поросята радуются, играют, веселятся. Вдруг в свинарник заходит волк.

Все замерли в тревожном ожидании. Волк:

— Ассаламалейкум!

Все облегчённо вздохнули:

— Слава богу, мусульманин…

Озеро стало слышно чуть ли не за километр. Именно слышно, а не видно. Сотни чаек обхохатывали друг друга. Вот дал же бог этим птицам такие противные голоса. Сто процентов, что именно так черти в своём аду гогочут над грешниками. Соберутся кружком, посцепляются хвостами, как герои фильма «Аватар» и гогочут над какими извращенцами, наблюдая, как те лижут раскалённые сковородки. Вздрагивает этот убийца, или педофил, или совсем конченый полковник с девятью миллиардами, от мерзкого чертячьего хохота, но тут же получает трезубцем укол в пятую точку и снова принимается изображать из себя посудомоечную машину. А черти снова гогочут, вот прямо как чайки над озером Далайнор. Далайнор — это монгольское название, указывающее на большие размеры озера: «далай» — очень много воды, «нор» — озеро. Без изысков, что вижу, о том и пою.

Брехт шёл, придерживаясь за ремень, что был переброшен через спину жеребца. С одной стороны висели пулемёты, с другой немного съестных припасов и вода. С водой оказалось всё плохо. Чубарый жеребец утром почти всю выпил. Только себе во фляжках оставили, да пару литров, вот, на вечер прожорливой скотинке. Ещё он опорожнил две торбы с овсом. Теперь и гадай, то ли его неделю не кормили, то ли он каждый день столько сжирает на ужин и на завтрак.

Держался потому, что даже стоя и перебирая лапками, засыпал Иван Яковлевич. Ночью почти не спал. Во-первых, товарищ Пак назначил всем дежурства. Брехту выпало стоять вторую стражу после Васьки. А ещё есть, во-вторых, пока Васька бодрствовал не сильно и Брехт на массу давил. Всему виной волки. Эти, с позволения сказать, хищники, оказались к тому же падальщиками и «каннибалами». Нашли сбросанных в кучу хунхузов и японцев, и собрали своим воем со всей окрестной степи десятки соратников. Поедят вкусной хунхузятины и воют на полную Луну. На пир товарищей зовут. Потом ещё какие-то степные хищники затявкали, много, видно, мяса, ещё ведь лошадь есть. Ан, нет, на всех не хватило, и затеяли грызню. Брехт лежал на Маузере щекой и вздрагивал от особо гнусной песни. А что, если десятки этих хищников не успокоятся поеданием китайско-японского ужина и пойдут посмотреть, а чем там, в рощице, так вкусно пахнет. Оп-па, да там же редкая закуска лежит, настоящий попаданец. Ребята, все сюда, тут вкусненькое.

Так и проворочался до своей смены. Сидя не спать ещё хуже. Вроде и не хочется, а потом, бац, и голова склонилась на грудь, и только очередная серенада не позволила отключиться полностью. Потому, стал дозором ходить. Деревьев не много, пару десятков, каждое по кругу змейкой обошёл дозорный и глянул на часы, в надежде, что скоро Бича будить. Нет, дудки, всего пять минут прошло.

Разбудило окончательно побоище, что устроили разные хищники там, в степи, и рычали, и выли, и тявкали, и чего только не говорили на своём языке. Кто-то победил, так как, поскуливая, часть голосов удалилась.

Иван Яковлевич ещё раз обошёл все деревья. Стрелка на часах послушно пробежала пять минут. Сел, голова стала склонять выю. Опять змейка, опять склонённая выя, так и промучился свои три час. Разбудил храпевшего как медведь гризли Бича и с радости положил голову на подушку из листьев. Хрен. Что-то зашуршало в листьях, и Брехт подскочил, представив себе прозрачненького такого скорпиона с полным жалом качественного свежего яда.

Эх, всё у этих китайцев не слава Богу. То ли дело на Урале, там, в лесу, не то, что скорпионов, вообще ничего нет. Ни ежей нет, ни змей, ни ужей. Жабы и ящерки малюсенькие безобидные, вот и весь животный мир. Ага, теперь понятно, почему китайцам Сибирь до Урала подавай. Устали от своих гадов, хотят в безопасные места переселиться.

Отпрыгнул Иван Яковлевич от кучи листьев, что вечером нагрёб, и пошёл спать под сосну, там берёзовых листьев не было почти. Последние сгрёб подальше, бросил японский мундир под голову и снова попытался заснуть. И ни как, всего ломает, а сон не идёт. Да, ещё корни торчат из земли. Сел Иван Яковлевич, облокотился спиной о шершавую ароматную сосновую кору, и, свесив голову, в очередной раз попытался закемарить. Долго мучился, и вдруг его трясти начали.

—Просыпайся, Иван, сейчас поедим и выходить пора, — Бич тряс. Бичи и бомжи они все неугомонные, ни свет, ни заря мусорки обшаривают. Боятся, что обыватели подтянутся и всё ценное с помоек утащат назад по балконам и гаражам.

Съели остатки корейских невкусных шашлыков, закусили галетами импортными, напоили и накормили Чубарого и пошли. И тут Брехта разобрало. Чуть не падает. Вот ухватился за верёвку и «плетётся рысью как-нибудь».

В обед устроили привал, Пак глянул на Ивана и сказал:

— Прошли километров десять. Время есть. Давайте, вы вдвоём поспите часик, а я подежурю. Потому как ночью ведь спать не придётся, караулить хунхузов будем.

Он ещё это говорил, а Иван Яковлевич уже свернулся эмбрионом на японском кителе и отрубился. Китель не просто так таскали. Для подстраховки. Второй тоже с собой прихватили. Решили перед лагерем надеть их. Один Пак наденет, второй Васька. Немецкий Брехт не сильно на японца походил.

Вот и дошли до озера. Ещё чуть продвинулись, и птиц не только слышно стало, но и видно, прямо стаями, то утки летят, то гуси, то лебеди белыми крыльями машут, словно вентилятор работает. Чайки стаями не летали, они по двое-трое устраивали драки и хохотали. Темнеть только начинало.

—Всё. Пришли. Коня уложите, а то его в степи издалека видно, а я схожу на разведку.

—Я разведчик, — высунул рязанскую курносо-веснушчатую физиономию Васька (А нет, это просто при слове Васька у Брехта такая ассоциация всплывала, ну такая рожица, как в мультике про Антошку). Физиономия обычная китайская, хоть и подстрижена очень коротко.

—В следующий раз, — не стал спорить с китайчонком Бич и, пригнувшись, двинулся к озеру, чуть забирая на восток.

Куда они вышли было не очень понятно. Ни на запад, ни на восток конца берега было не видно. Насколько промахнулись. Всё же ширина озера в этой части больше десяти километров.

Событие пятьдесят четвёртое

Шерлок Холмс и доктор Ватсон отправились путешествовать пешком. В лесу их застает ночь. Поставив палатку, путники легли спать. Ночью оба просыпаются, Холмс спрашивает Ватсона:

- О чем вам говорят звезды над нами?

- Они мне говорят о том, что завтра будет прекрасная погода, а вам?

- А мне они говорят о том, что у нас украли палатку.

Вернулся Пак быстро. И сияющей улыбки на нечёсанной и кудлатой физиономии корейца не наблюдалось. Хотя, Брехт улыбающегося Бича и не видел. Вечно похож на хмурого со сна и растрёпанного индивида.

—Промахнулись. Теперь ещё километров семь-восемь на запад. Давайте быстрее, а то до темноты не успеем.

Первым и пошёл, ведя под уздцы жеребца. Вообще, конь был не конь, а золото, шёл совершенно молча, в прения не вступал, песни не пел, трусил и трусил, даже и не замечая сотни килограмм, что к нему привесили. Васька, в отличие от коня, попенял корейцу и ведь по делу. Теперь, бохатые все, при часах и компасах. Вот, когда выходили, и Пак проложил маршрут, китайчонок высказал отличное от командирского мнение, что нужно бы на пяток градусов взять западнее, чтобы к повороту берега на юг выйти. Кореец он, непоколебимость может с тысячелетним сфинксом посоревноваться. Кивнул и повторил, идём, мол, строго на юг. Вот и пришли.

Теперь не успевая за широкими шагами Пака и Брехта, Васька вприскочку своё: «А я говорил» ввернул.