Уже и голоса стали слышны. Точно ведь хунхузы, всё как в рассказах о них. К ремням винтовок привязаны красные ленточки.

—Ну, велком, дорогие друзья.

Событие пятидесятое

— Девушка, если бы я был цыганом, украл бы тебя.

— Почему?

— Больно уж ты на лошадь похожа.

Если бы на дереве, что укоренилось перед Иваном Яковлевичем, висели часы с секундной стрелкой, то все зрители бы заметили, как медленно она поднимается вверх. Словно заряд батарейки почти исчерпан и, если на спуск стрелки вниз силёнок этого энерджайзера ещё хватает, то преодолеть силу земного притяжения и вскарабкаться вверх, стрелка уже почти не в состоянии. Прыгнет вверх на одну секундочку и замрёт, дожидаясь, когда в батарейке ещё несколько ионов отдадут свои жалкие электроны на пользу дела. Снова прыгнет и опять передышка.

Китайцы тоже разрядили свои батарейки. Медленно — медленно передвигают ногами. Сначала поднимут правую, и зависает она в воздухе, словно раздумывая, опускаться ли ей на грешную землю. Потом вторая нога идёт вверх и тоже раздумывает, стоит ли вес хозяина на себя принимать. Опустилась всё же. Наступает очередь третьей ноги …

Бах. И ведущий за «виёвочку» рыжую лошадку китаец в военной японской шапке начинает складываться ни куда не спеша, а потом, сложившись, повисает на виёвочке, она у него на руку намотана оказалась. Игреневая лошадка машет головой, освобождаясь от упавшего поводыря и ей это удаётся. Верёвка разматывается, и тельце падает под ноги коняжке.

Бах. Вторая лошадка, а, нет, конь, подскакивает и испуганно ржёт, на его красивую чубарую шёрстку плесканула красная кровь из головы второго поводыря.

И тут батарейка находит остатки электронов, и время спешит наверстать упущенное, стрелка секундная лихо преодолевает подъём и прямо скатывается вниз. Китайцы — не лохи, оставшиеся без лишних дырок в организме, падают на землю и начинают судорожно вытаскивать из кобуры пистолет. Это один только, потому пистолет в единственном числе. Остальные, перевернувшись на бок, стаскивают с плеча ремень винтовки. Таких четверо. А вот шестой индивид решил, что он самый умный и побежал назад. Брехт расположился на самом восточном краю небольшой рощицы, и потому вся картина чуть боком к нему. Из-за лошадей, устроивших соревнование, а кто громче заржёт и, а кто красивее встанет не дыбы, Пак достать стайера не может. Упускать нельзя. И Иван Яковлевич легонько жмёт на спусковой крючок, поймав в прицеле спину отступающего противника. Ту-ду-дух. Короткая очередь гремит, как десяток винтовок, спугивая даже далёких вороньих наблюдателей. Низко. Пули видно как выбивают фонтанчики под ногами китайца. Тогда нужно чуть приподнять ствол, притяжение в Китае у Земли явно сильнее, чем в других местах, потому китайцы и маленького роста. Ту-ду-дух. Блин. Опять чуть низко, но последняя пятая или шестая пуля догоняет беглеца и вгрызается ему в ногу в районе щиколотки.

—А-а-а! — кричит хунхуз и кувыркается в высохшую траву.

Бах, бах. Китайцы открывают ответный огонь, но точно не знают, куда стрелять, а потому даже свиста пуль не слышно.

Бах, и тот оптимист, что из пистолета небольшого пытается убить кого за сто метров, утыкается, неосторожно поднятой головой, в пыль.

Четверо оставшихся сдаваться не собираются, более того, они определи, видимо, где находится снайпер и все вместе палят, судорожно дёргая затворы, в западную часть рощицы, где и на самом деле выбрал себе позицию Бич.

Иван Яковлевич прикинул, если попытаться в кого выстрелить, то можно и лошадей зацепить, они, без сомнения, приучены не бояться выстрелов, и только ржанием выдают свои чувства. Переживают за исход перестрелки, болеют за своих. Бах. Пак выждал передышку секундную в огне хунхузов, высунулся из-за берёзы и послал ещё одну смерть во врага. Трое осталось.

Тут один не выдерживает, вскакивает и двумя прыжками прячется за круп лошади коричневой. Лошадь при этом приседает, и хунхуз прыгает ей на круп. Лошадь не осёдлана, и ухватиться там китайцу не за что почти, он хватается за кусок войлока, к которому с двух сторон привешены большие сумки. Игреневая небольшая лошадка разворачивается и начинает уходить от стрелков. Ну, нет, отпускать хунхуза нельзя. Он подлюга поскачет к своим и предупредит их, и тогда на операции по принуждению их к миру можно ставить жирный крест.

Брехт, сделав поправку на низколетящие пули, бьёт длинной очередью из пулемёта. Высоко. Всадник уже полностью вскарабкался на лошадь и, припав к шее, пытается повернуть скотинку прочь от рощицы. Ту-ду-дух. На этот раз попал. Лошадь летит кувырком через голову. Ешкин по голове, ёксель-моксель, урчум-бурчум, ни фига себе, да что за неубиваемая порода лошадей выведена китайцами. Игреневая вскакивает на ноги и пытается снова убежать. Ту-ду-дух. Слабый ветерок сносит в сторону пороховую гарь. Всё, щёлкает затвор в затворной раме. Кончились в рожке патроны. Попал. Лошадь заваливает, а бегущий за ней хунхуз получает пулю в затылок от Пака. Бах.

Оставшиеся двое не стреляют. Ага, да ведь Арисака это не Калашников, в ней всего пять патронов в магазине, и он неотъёмный. То есть, теперь им надо достать из подсумка, который неизвестно где, патроны и устроить перезарядку. И это под прицелом пулемёта и снайпера. Стоит на это посмотреть.

Встают с поднятыми руками. Ого. Наивные. Ребята надеются на Женевскую конвенцию об обращении с военнопленными. Ровно год назад вступила в силу, если память Ивану Яковлевичу не изменяет. Стоп, а Китай был среди подписавших? Или они уповают на Гаагскую конвенцию о законах и обычаях войны на суше от 18 октября 1907 года.

Брехт уже перезарядил Мадсен и дал очередь поверх голов товарищей из братского Китая, предупреждая, что тут шутить не будут.

Хунхузы присели и ещё выше руки задрали.

— Во фан зи. Сдаёмси.

Событие пятьдесят первое

Убивать людей нужно на белом полу. Вы не представляете, как смешно злятся следователи, когда у них не получается обвести тело мелом.

Он так красиво врал, что следователь начал продавать билеты на допросы.

Никто особо принимать почётную капитуляцию не бросился. Наконец, где-то через пару минут со стороны Пака послышался выкрик на китайском. За месяц Брехт овладел китайским в совершенстве. Ну, то есть совершенно не врубился в этот язык. Буквально несколько сот слов и выражений застряло в подкорке, или, где там китайские слова застревают. Основная же масса из второго уха вылетает. Те, которые прокричал хунхузам Бич в эту сотню не входили. И что самое неожиданное — китайцы их знали. Просто очевидно, что словарный запас у них больше, чем у Ивана Яковлевича.

Бандиты сделали десяток шагов вперёд и стали раздеваться. И тут Брехт понял опасения корейца. Неожиданно тот, что стоял правее и, значит, ближе к Паку, выхватил из-за пояса пистолет небольшой чёрный и начал стрелять в ту сторону, где будущий тесть Брехта и находился.

Гав, гав, гав. Звонко тявкал пистолет, скорее всего ТТ, или что-то на него сильно похожее, и когда все семь патронов закончились, китаец ушёл в перекат и зигзагом побежал к роще уже с ножом в руках. Вот ведь, неугомонный.

Бах. Глухо раздался винтовочный выстрел, и китаец повалился на землю в десятке метров от первого дерева.

Брехт же в это время наблюдал за вторым. Этот сидел, обхватив голову руками, и выл чего-то. Прямо палец на спусковом крючке скрючило у Ивана Яковлевича, так хотелось нажать и расплатиться за детей Штелле. Пересилил себя, язык важен, хоть узнать количество людей в банде и где точно находится, а то ведь совершенно не владея информацией, наобум пошли.

Выждав ещё немного времени, кореец снова прокричал последнему представителю рыжебородых ласковые слова. Даже дважды прокричал. После второго товарищ поднялся с колен и продолжил разоблачаться. Разделся до костюма Адама, то есть, пытался какой-то тряпочкой зелёной прикрыть своё недостойное достоинство. Пак на стеснительного душегуба рявкнул и эксгибиционист, отбросив тряпочку, потрусил к рощице.