— Нет, спасибо, — сказал он в совершенно не свойственной себе манере.
— Посидеть с тобой, пока ты спишь? — предложил Гавриил.
— Да, пожалуйста, — попросил Кроули, неожиданно для себя.
****
(1)Ко́ттаб (др.-греч. κότταβος) — название популярной в Древней Греции в V—IV вв. до н. э. игры — соревнования на меткость, которой развлекались древнегреческие мужчины на симпосиях. Игра возникла в греческих колониях на Сицилии.
Играющие в коттаб пытались лёжа попасть остатками вина из своих бокалов в цель — металлическую чашу, коттабий (др.-греч. κοτταβεῖον). Вино должно было лететь по наиболее крутой траектории, не проливаться мимо цели и при попадании в неё издавать отчётливый звук
========== Азирафаэль ==========
Райская птица, каждое столетие погибающая в пламени и вновь возрождающаяся из пепла, твои золотые изображения висят в роскошных чертогах богачей, сама же ты часто блуждаешь бесприютная, одинокая!..
Ганс Христиан Андерсон, Птица Феникс
— Скажи мне, друг мой, ты никогда не подумывал… уехать из Лондона? — спрашивает Азирафаэль загадочно.
Они сидят в книжном, расслабленные, немного пьяные, полностью довольные проведенным днем, совместным походом в театр и ужином в новом месте.
Кроули подхватывает игру.
— Домик на берегу моря? Как старая супружеская пара?
Азирафаэль кивает.
— Именно.
— Погоди, ты что, предлагаешь мне совместную жизнь? — шутит Кроули.
— Да. Предлагаю, — отвечает Азирафаэль серьезно.
Бокал разбивается со звоном, упав из руки Кроули на пол. Вино выплескивается на паркет, на брюки Кроули и даже немного на стену.
Кроули застыв, смотрит на Азирафаэля.
— Да, — говорит он серьезно, не обращая внимания ни на осколки на полу, ни на липкие пятна на брюках, — согласен.
Азирафаэль улыбается. Кажется, впервые за последние годы, Кроули не думает о фиалковых глазах.
****
Вот только на самом деле он думает. Потом. После. Когда выходит из магазинчика, о, да, тогда он понимает.
Он не сможет встречаться с Гавриилом и жить с Азирафаэлем. Ему придется сделать выбор. Потому, что то, что сейчас предложил Азирафаэль, это тоже отношения. Пусть и в медленном темпе, пусть и платонические (возможно, что навсегда платонические), но это же Азирафаэль. Его ангел.
Он любит его шесть тысяч лет. Он не может променять его на несколько лет, пусть и очень-очень счастливых.
Он любил Гавриила шесть тысяч лет назад и это любовь была, как заноза в его сердце. Тоска по несбывшемуся.
Что с того? Сейчас-то сбылось. Он попробовал. Пожалуй, можно и остановиться, верно?
Фиалковые глаза. Наивная радость от всего нового. Искренность.
Как же он сможет?
Соберись.
Он хотел убить Азирафаэля.
Вот что важно, вот о чем Кроули не вспоминал все это время.
Он хотел убить Азирафаэля. По-настоящему. И убил бы.
Это будет главным аргументом, решает Кроули.
Однако начинает он совершенно не с этого.
— Мы расстаемся. Я тебя бросаю. Мне жаль, но продолжения не будет, — говорит он сходу Гавриилу, — было классно, супер, было весело, но, боюсь, это конец.
Они встречаются в парке, подальше от квартиры Кроули, подальше от свидетельств их общей жизни. Кроули посчитал, что так будет проще.
— Но почему? — спрашивает Гавриил, и в принципе это можно было предвидеть.
— Мы поддались очарованию прошлого. Но прошлое — прошло. Мы уже не те ангелы из молодого мира. Мы — другие. Нужно идти вперед.
— Почему мы не можем идти вперед вместе? — упрямо продолжает Гавриил.
— Мы толком даже не знаем друг друга, — и звучит это откровенно глупо. Они были вместе четыре с половиной года, они несколько раз ездили в отпуск, они летали на Кассиопею и Альфа-Центавру. Да дьявол побери, Кроули не настолько сложная личность, чтобы его нельзя было узнать и за полгода. Его можно было бы узнать за пару недель, если не быстрее.
— Я тебя знаю. Помню.
— Я изменился. Очень сильно.
— Хорошо. Покажи мне. Я хочу тебя узнать.
Разве этого недостаточно? Почему Кроули вообще решил, что это будет просто?
— Послушай… — Гавриил снова пытается что-то сказать, но Кроули наконец берет себя в руки и в дело идет его основной аргумент.
— Ты ничего не забыл? Вы хотели нас казнить. Ты пытался убить Азирафаэля.
— Четыре года… четыре года ты ждешь, чтобы предъявить мне эту казнь? Заранее готовился меня бросить? Вот это… потрясающий пример долгосрочного планирования.
— Ты упускаешь главное, — шипит Кроули, — ты хотел убить его!
— Я ничего не упускаю, — говорит Гавриил ровно, — но я уверен, что ты ошибаешься. Азирафаэля пыталась убить Вельзевул. Святой водой, которая кстати на ангелов не действует.
— То есть… — у Кроули это в голове не укладывается, — это меня ты тогда назвал «солнышко»? Меня?! Да как ты…
— Извини. Я просто не смог удержаться. Я был слишком рад тебя видеть. И рад, что никого не пришлось убивать. И… и я был очень зол на Азирафаэля, который отправил тебя на небеса.
— Так ты… ты знал… все это время, ты знал и не сказал мне?
— Ты никогда не спрашивал. Я думал, что тебе эта тема неприятна, — Гавриил пожимает плечами.
— Кто еще знает?
— Больше никто. Просто… Я тебя всегда узнаю, как бы ты не выглядел, Рафаил.
— Я — Кроули, — напоминает Кроули зачем-то.
— Я знаю. Но и Рафаила я тоже знал.
Вся тщательно выстроенная Кроули защита просто разваливается на куски. Он обдумывает, имеет ли смысл сослаться на различия между ангелами и демонами, или придумать что-то еще, но тут Гавриил умудряется снова удивить его.
— Зачем ты лжешь, Кроули? — спрашивает он.
— Я говорю правду, — удивленно отвечает Кроули, — демоны в принципе не лгут.
(Вообще-то лгут. Миф о том, что демоны не лгут, придумал сам Кроули и страшно им гордился. Иногда это отлично помогало в работе.)
— Лжешь.
— Просто вернись к себе на небо и покончим с этим, хорошо?
— Нет.
— Ладно. Тогда я уйду, — Кроули поворачивается и успевает сделать пару шагов, прежде чем Гавриил удивит его во второй раз.
— Азирафаэль никогда не даст тебе то, что я готов был дать, — говорит он в спину Кроули, — никогда не даст тебе то, чего ты заслуживаешь.
— Что? — Кроули оборачивается потрясенный, — да причем тут..?
— Не лги, — снова просит Гавриил, — я знаю, что дело в нем. Он никогда не сможет забыть, что ты демон. Он побоится зайти слишком далеко, он боится…
— Ты всегда его недооценивал! — бросает Кроули, пожалуй, даже слишком громко.
— Он боится самого себя, — продолжает Гавриил безжалостно, — и это он тебя совсем не знает. Не удосужился узнать за столько лет.
— Какая чушь! — слишком громко отвечает Кроули.
— Ты выбрал не того. И ты пожалеешь. И, если я скажу тебе, когда пожалеешь, найди меня, ты пошлешь меня к Люциферу и ни за что не вернешься. Видишь, — горько говорит Гавриил, — я отлично тебя знаю.
— Тогда зачем ты говоришь это сейчас?
— Потому что ты все равно не вернешься. Слишком гордый. Если я прямо сейчас не смогу тебя убедить, ты уже не вернешься.
— Если ты действительно меня знаешь, понял бы, что не сможешь меня убедить, — говорит Кроули, и ему тоже горько, — я сделал свой выбор.
— Да, — говорит Гавриил, — я это знаю.
— Тогда почему ты еще здесь? — Кроули знает, что звучит жестоко.