Он ставит в вазу последний цветок, вытирает ножницы и возвращает их на место легким движением руки.

— Я кое-что упустил, — говорит Гавриил серьезно, и идет к Кроули, который продолжает подпирать стену. Кроули изображает невозмутимость, хотя сердце бьется, как у человека.

Гавриил касается его щеки кончиками пальцев, нежно, подушечками проводит по коже, как гладил недавно лепесток розы.

Кроули хочет сказать, что розы — ужасающе пошло и избито.

Вместо этого он запрокидывает голову, подставляясь ласковым руками. Гавриил берет его лицо в ладони и целует, очень-очень нежно. Слишком нежно, чтобы это можно было выносить.

— Привет, — говорит он Кроули, — я соскучился.

Вот же ублюдок. Кроули практически сползает по стене.

И тихо отвечает:

— Привет.

****

— Ты помнишь Кассиопею? — спрашивает Гавриил, когда они лежат рядом, на черных шелковых простынях (черный шелк — тоже довольно пошло, но какое еще белье может быть у демона?), обессиленные. Гавриил пропускает сквозь пальцы его волосы, а Кроули слишком устал, чтобы возражать (а может он и не хочет возражать).

— Ты этого и хотел, верно? Вспомнить былое? — Кроули отодвигается подальше, поворачивается на бок.

— Ну… — Гавриил облокачивается на локоть и поворачивается, чтобы смотреть в глаза, — не буду отрицать, что это было бы приятно. Но я хотел предложить слетать туда. Тысячи лет там не был.

— Нет, — у Кроули опять в горле пересыхает, — нет, я… слишком рано… То есть, я был там. Но я пока не готов… ну… вместе.

— Хорошо, — Гавриил ему снова улыбается, — если не хочешь говорить об этом, у меня есть одна забавная история о Риме.

Кроули не замечает, как засыпает, слушая действительно забавную историю о том, как Сандальфон, чтобы сойти в Риме за своего учился играть в коттаб(1), даже не подозревая, что перепутал Италию с Грецией.

Сквозь сон он ощущает, как его накрывают простыней и это неожиданно уютное чувство.

****

Постепенно Кроули свыкается с тем, что Гавриил действительно всегда возвращается к нему. С тем, что они вроде как… встречаются? Они — пара?

— Буду через неделю, — говорит Гавриил, или, — прости, пропаду на пару месяцев. Важные дела.

И он всегда сдерживает свое обещание, удивительно пунктуальный и точный.

Не то, чтобы Кроули всерьёз ожидает, что однажды Гавриил действительно не вернется, без каких-либо объяснений. Или просто растворится утром, ничего не пообещав.

Нет, с самим Кроули так никогда не поступали. Зато он поступал так достаточно часто, чтобы понимать, что старушка судьба вполне может ему отомстить.

Кроули больше не замирает у стены, подставляясь под поцелуи. Он — инициатор. И, наконец, он может использовать и ту самую стену, и потолок, и другие стены в квартире по исключительно приятному назначению. Он мог бы такое проделать и с человеком, но слишком многое пришлось бы объяснять. Никакого удовольствия.

Кроули постепенно возвращается к прежней жизни, только теперь в этой жизни он больше не один. Ему могут позвонить и позвать куда-то, у него есть общие планы. Он заводит расписание в календаре и действительно следит за ним.

Он не ждет больше появления Гавриила, как чуда небесного, невозможного. Он точно знает — тот вернется, и обычно даже знает, когда.

Кроули занимается своими делами: устраивает мелкие пакости людям, общается с Азирафаэлем. Гуляет по городу. Путешествует.

Однажды на встрече с Азирафаэлем, Кроули под воздействием чрезмерного количества алкоголя, совершенно забывает о времени. И, когда Гавриил звонит ему, честно пытается успеть на встречу, про которую совершенно не помнит. Это заканчивается тем, что Кроули приходит в себя в каком-то тупике, у мусорного бака, осознав, что не способен даже себя протрезвить, настолько он сейчас пьян. А потом тупик озаряется светом, и Кроули видит архангела. Гавриил выглядит искренне обеспокоенным, о чем-то постоянно его спрашивает, Кроули половины не понимает.

В итоге Гавриил дотаскивает его до дома, укладывает спать, бережно раздев. А наутро рассказывает со смехом, как Кроули призвался в любви пожилому консьержу и не мог понять почему никак не открывается дверь в квартиру.

— Я тебе говорю: она открыта, заходи. А ты все толкаешь ее в стену и бормочешь: я тебя прокляну. Открывайся, — тут Гавриил смеется.

— Ты мне тазик принес? — удивляется Кроули. Тазик конечно же белый и мраморный.

— Я читал, как правильно вести себя с пьяными, — сообщает Гавриил гордо.

Кроули ловит себя на мысли, что для Гавриил все это игра. Нет, не в плохом смысле. Просто он, как ребенок, который впервые пробует весь этот мир, для него все кажется новым и интересным, волшебным.

Но ведь в конечном итоге все станет рутиной. В итоге дети вырастают и понимают, что кроме чудес, мир полон боли и страха.

— Честно говоря, вчера я испугался, — вдруг признается Гавриил, — ты был не похож на самого себя. И я не знал, как помочь, вдруг моя магия тебе повредит?

— Не повредит, — говорит Кроули, — проверено. Ох, дьявол, — он понимает, что выдал лишнее.

Гавриил снова смеется и пристыженно замолкает.

— Но сегодня это кажется смешным, — замечает он, — так странно…

— Ничего странного. Защитная реакция психики. Она довольно хорошо все продумала, когда создавала нас. Слышал такое: плохие времена становятся хорошим воспоминаниями?

— Нет, — Гавриил смотрит на него непривычно обеспокоенно, — скажи, я могу позволить себе попросить тебя не делать так больше? Или хотя бы постараться? Мне действительно было страшно. Мне это… не нравится. Я не создан для страха.

Кроули пожимает плечами:

— Попробую. Но и ты кое-что должен пообещать, — он кивает на тазик, — давай обойдемся без этого?

— Нет, — Гавриил говорит твердо и уверенно.

— Но я даже ничего не ел! — возмущается Кроули.

— Ты пил, — веско замечает Гавриил, — этим тоже можно захлебнуться. И умереть. Я конечно же попрошу Вельзевул создать тебе новое тело. Но не уверен, что она меня послушает. Могут быть проблемы.

— Ладно, — говорит Кроули, немного погодя, — ладно, спасибо.

****

Они даже начинают выбираться вместе в парк, где Гавриил бегает, а Кроули наблюдает за ним. В основном он наблюдает за дамами по соседству, активно внушая им греховные мысли, при виде крепкой архангельской задницы и широких плеч. Ему не слишком приходится стараться. Он расплывается в улыбке, когда Гавриил заканчивает и подходит поцеловать его, а прямо-таки ощутимый грех вожделения сменяется грехом зависти.

****

Однажды Гавриил умудряется появиться даже ночью, когда Кроули приснится кошмар. Он вынырнет из темной бездны сна, словно на маятник, ориентируясь на спокойный властный голос, поднимется на постели, весь липкий от пота, слабо понимающий, что происходит вокруг.

— Что случилось? — Гавриил, в деловом костюме с иголочки, явно только с небес, опустится на край кровати, — ты кричал. Ты звал меня.

— Ничего, — хрипло ответил Кроули, потряс головой, разгоняя обрывки сна, где Гавриил летел вниз с небес и его крылья обугливались, а сам Кроули оставался там, среди звезд. Совершенно один, — ничего не случилось. Я спал.

— О, так тебе приснился плохой сон, — догадался Гавриил, — я могу помочь?

Он протянул руку, убирая волосы с мокрого лба, и Кроули почему-то не стал возражать.

— Нет, — он покачал головой, — ты меня уже разбудил. Спасибо.

— Может сделать тебе чай? Теплое молоко с медом?

Кроули искренне бы посмеялся над этим, но мутные серые обрывки никак не хотели развеяться полностью. Забытся.