Что никто не подкараулит Азирафаэля и не попросит о встрече. Что ничего и никогда больше не будет.

Кроули пишет Вельзевул смс с контактами и добавляет: «он отличный ангел. И любовник».

«У меня есть его номер, кретин, — отвечает она, и немного погодя пишет ему лаконичное, — спасибо».

Значит действительно все.

Кроули все чаще выбирается из дома, ощущая, как стены давят на него. Внутри дома — он задыхается.

Он хочет было взлететь над морем, но нельзя. За ложь нужно платить. И Кроули просто смотрит со своей скамейки на недосягаемые сейчас звезды.

Черт с ними со звездами, разве ангел того не стоит?

Ангел конечно же стоил того. Тот ангел, что стоял на стене с ним, бок о бок, наблюдая за рождением нового мира.

Тот ангел, что давно умер и сам не заметил этого.

Кроули запрещает себе об этом думать.

Он думает только о море. И небе. Небе, где другой ангел останется самим собой, потому что Кроули сумел отпустить его. Не позволил себе его сломать.

В один из вечеров Азирафаэль присоединяется к нему и спрашивает осторожно, исподволь.

— Что, если я действительно запер тебя?

— Это не так, Азирафаэль, — уверенно отвечает ему Кроули. Он совершенно точно знает, кто именно запер его здесь.

Он рад уже тому, что Гавриил все же ошибся и его ложь не зашла слишком далеко. Не превратилась в нечто непоправимое.

Гавриил, конечно же, не ошибся.

****

Это случается в один из ничем не примечательных вечеров, когда Кроули этого совершенно не ждет.

Он возвращается из Лондона, с покерной вечеринки, полностью довольный собой, расслабленный и совсем немного уставший. Эта усталость — приятная, свидетельство хорошо проделанной работы, и потому Кроули не спешит от нее избавляться. Он собирается отправится спать и проспать два дня минимум.

— Кроули! — Азирафаэль спускается по лестнице, — спасибо! Я не ожидал, совершенно не ожидал, как тебе только в голову пришло…

— Всегда пожалуйста, — отвечает Кроули несколько резковато. Он часто делает ангелу подарки и чего не ожидал он, так это то, что именно этот первый томик Диккенса вызовет у ангела такой бурный восторг. Это не единственный первый экземпляр, который он подарил.

Его подарки вызывают столько восторга в последнее время. За всем этим отчетливо ощущается вкус ревности.

Гавриил. Тень Гавриила за спиной Азирафаэля.

Да, он сказал, что не станет больше ждать. Вот только Азирафаэль об этом не знает, ему и не нужно знать.

— Мальчик мой, чем я могу отблагодарить тебя? — восклицает Азирафаэль. Его глаза сияют.

— Мне ничего не нужно, спасибо, — отвечает Кроули, который начинает злиться еще больше, — иначе что же это за подарок?

— Я был неправ, — вдруг признает Азирафаэль, и Кроули от неожиданности давится воздухом.

— Что, прости?

— Я был неправ. Я был груб с Гавриилом, он не заслужил такого. То есть, заслужил конечно же, он же пытался убить нас… но я был груб с ним отнюдь не из-за этого.

— Неужели? И что же было причиной? — Кроули пытается быть ироничным, пытается взять себя в руки.

Неужели в кой-то веки Азирафаэль решился быть честным с ним?

Быть честным самим с собой?

— Возможно, я ревновал? — Азирафаэль не смотрит на него.

— Что, прости?

— Это недостойно ангела, но я ревновал тебя, — говорит он твердо.

— Ревновал… меня? Демона?

— Он… Гавриил… решился сделать то, на что я так и не осмелился… — продолжает Азирафаэль.

— Что? Ты… о сексе?

— Нет. Нет, я не о плотских отношениях, я… я не очень-то умею… все это…

Кроули не спрашивает, что именно означает: все это. Он просто молча ждет, пока Азирафаэль закончит.

— Я научусь. Еще не поздно. У нас же есть все время мира, — говорит ему Азирафаэль, снова твердо. И смотрит в глаза.

Догорающие цветы.

Я больше тебя не жду.

Я не знаю, кто из нас настоящее чудовище.

Он запер тебя в клетке.

Пепел, пепел на полу, пепел в воздухе.

Вся его жизнь со вкусом пепла.

Уже поздно, Азирафаэль.

Но Кроули не собирается произносить это вслух. Он свой выбор сделал.

— Мне не нужен секс, — говорит он вместо этого, — я прекрасно могу обойтись и без него. Когда я согласился жить с тобой, я понимал, что ничего больше ты не предлагаешь. Я готов был двигаться в том темпе, что для тебя комфортен, но я…

Он действительно собирался сказать, что устал от лжи. Устал быть тем, кем видит его Азирафаэль. Грязным. Непрощаемым. Никогда не достигающим ангельского уровня.

Но Азирафаэль не дает ему закончить.

— Знаешь, я… ох… я так тебя люблю! — говорит он радостно.

Кроули медленно моргает.

«А я так на тебя зол, — думает он, — иногда я тебя просто ненавижу. И потому я постоянно тебя обманываю».

Раньше он действительно был убежден, что уж в этом он никогда не солжет. Что ж, время все расставляет по своим местам. Он вспоминает, в последний раз.

Огонь отражается в фиалковых глазах.

Однажды он скажет: я люблю тебя. И ты ответишь: я тоже.

А еще:

Мы — не друзья.

Ты демон, а я ангел.

То, как ему врали, вспоминает тоже. То, как ему не верили. Вспоминает все те мелочи в поведении Азирафаэля, а их и сейчас предостаточно. То, как он осуждает его за мелкие пакости людям. Как пренебрежительно поджимает губы, если слышит от Кроули то, что противоречит его идеям. То, каким он может быть высокомерным, недосягаемым. Не хуже Гавриила.

Тень Гавриила скрещивает руки на груди.

Ты был прав. Ты был чертовски прав, всегда. Каждую гребаную минуту.

Кроули снова моргает, отгоняя воспоминания о ясных фиалковых глазах. О честных глазах.

Ему не нужно время, что солгать.

— Я тоже, ангел, — говорит он легко, и, подняв бровь, смотрит, как Азирафаэль улыбается в ответ на его слова.

Самое восхитительное в том, чтобы лгать, это то, что рано или поздно правда все равно выйдет наружу.

И кто-то обязательно будет страдать.

****

(1) — «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится.» — Новый завет, Первое послание к Коринфянам святого апостола Павла