Это выглядит чертовски подозрительно. И чертовски знакомо.

— Ты опять говорил с Гавриилом? — спрашивает Кроули немного погодя, когда Азирафаэль покончит со своим пирогом, — ты всегда такой милый после общения с ним.

Можно даже подумать, что ты ревнуешь. Этого он вслух не произносит.

А еще не произносит то, что, если Азирафаэль признается, сам он признается, что солгал. И в реальности он творил звезды, а цветы он терпеть не может по другой причине.

— Нет, с чего ты взял, — привычно врет Азирафаэль, и Кроули снова ощущает отчаянье. Но не удивляется, вряд ли этот ангел сможет еще чем-то удивить его.

— Он мне сказал, — врет в ответ Кроули, — извинился, что так тебя задержал.

— О… я… точно, — Азирафаэль хлопает себя по лбу, — ну конечно! Как я мог забыть.

— И что же? Как поговорили? — спрашивает его Кроули, — он дал тебе какой-то совет? — продолжает он изображать осведомленность, — может быть по поводу моего нижнего белья? Или интимной стрижки, например?

— Кроули! — возмущается Азирафаэль, безуспешно изображая смущение.

Смущается он, ну конечно, можно подумать.

— Так что?

— Он сегодня был довольно… романтичным, — наконец, начинает Азирафаэль.

— О-о-о, романтичным, неужели. Пригласил тебя на ужин? Отодвинул стул? Поцеловал руку?

— Он сравнил тебя с фениксом, — сухо и резко отвечает Азирафаэль, и Кроули тут же бросает ерничать. Гавриил и на расстоянии умудряется его удивлять.

— Меня? С фениксом? — удивляется он, — потому что я рыжий?

— Потому что ты возрождаешься из пепла, — так же сухо продолжает Азирафаэль. Видно, что он ни собирался вообще говорить об этой встрече и уж тем более об этом разговоре.

— Я… что?

— Он сказал, что в обожаемых мной книгах не раз писали: невозможно удержать феникса. Это все равно, что пытаться сдержать огонь. Рано или поздно он…

— Возродится? — не выдержав нарочитого растягивания слов, удивленно предполагает Кроули.

— Сожжет все. В особенности тех, кто его держит. А сам, да, возродится из пепла. — Азирафаэль снова выглядит воинственно, взъерошено. А Кроули вспоминает.

Глянцевые, будто пластиковые орхидеи. Алые розы.

Меньше чем за секунду лепестки сворачиваются, сереют, осыпаются пеплом.

Ковер, покрытый золой, резкий запах дыма.

Золотое пламя отражается в фиалковых глазах.

Но ведь это не было. Этого никогда не было. Но он столько раз видел это во сне, и, пожалуй, не раз еще увидит: горящие цветы и Гавриил, стоящий рядом, наблюдающий, беспомощно и устало. И в фиалковых глазах отражается огонь.

Это — его наказание. Его плата за содеянное.

Он заслужил.

— Но я поставил его на место, — воинственно продолжает Азирафаэль, — так прямо и сказал: если ты считаешь, что я его запер — ошибаешься. Если так понравилось предаваться с демоном греху похоти, позвони ему. Или предложи лично. Кроули знает, что, если захочет, всегда волен уйти и предаваться плотским утехам с кем угодно и где угодно. Я его не держу.

— Что? Ты… так и сказал? — поражается Кроули.

— Именно. Сказал, что у тебя есть твоя старая квартира и без крыши над головой ты не останешься.

— Что? — снова переспрашивает Кроули.

Вообще-то он не знал, что, если захочет быть с кем-то еще, это именно ему нужно будет уйти. Вообще-то он оплатил этот коттедж, своими настоящими деньгами. И пусть деньги для него никогда не были проблемой, какого черта вообще? Разве такие вещи не нужно сначала обсудить?

— Ты… тебе не кажется, что это было несколько грубовато? — спрашивает Кроули имея в виду все сразу: и его ответ Гавриилу, и уверенность, что в случае проблем именно Кроули придется искать новое жилище. — Ты же ангел. И джентльмен.

— Не менее грубо, чем в завуалированных выражениях намекать, что я мешаю ему заниматься с тобой грязным сексом! Что, если не дать тебе секс, ты просто спалишь тут все!

— Уверен, что он имел в виду не это.

— Неужели? Вот и он… — здесь Азирафаэль почему-то останавливается.

— Что он, ангел? — мягко продолжает Кроули, так будто этот разговор совсем ничего не значит.

— Гордо заявил мне: ты не понимаешь, Азирафаэль, — Азирафаэль изображает высокомерный тон, очевидно считая, что похож на Гавриила, — ты никогда даже не старался его понять. И удалился.

Ты опять выбрал не меня.

— Ну он хотя бы был трезвым, — Кроули пожимает легкомысленно плечами, переводя все в шутку.

А потом, в своей комнате, украдкой достает телефон.

Он не знает, что ему написать:

Я не феникс, я лжец? Глупо.

Прости за сегодня? Еще глупее, его там и не было сегодня.

Я сохранил один из твоих букетов? Ах, если бы он сохранил.

Немного подумав, он пишет:

«Мне жаль, что я причинил тебе боль».

Ответ приходит мгновенно:

«Переживу. Не страшно».

«Просто, чтобы ты знал. Ты тоже был моей мечтой. Когда-то».

Ответ предсказуем:

«А потом ты выбрал другую мечту».

«А потом я вырос».

«Ты так извиняешься?»

«Хотел написать, что сохранил один из букетов».

«А ты сохранил?»

«Нет».

«А говоришь — вырос».

«Мне действительно жаль, что так вышло. Я хотел сказать: спасибо. Это было действительно классно».

Телефон не вибрирует какое-то время. Кроули предполагает, что сейчас получит очень длинный ответ. И он не ошибается.

«Пожалуйста. Знаешь, ты прав. Было хорошо. Ты был хорошим партнером. И любовником. И я тоже, не отрицай. Спасибо тебе за все. Мне тоже жаль, что так вышло. Ты прав: нужно расти. Хорошо, что не пришлось произносить это вслух, не уверен, что смог бы: отныне я больше тебя не жду. Если в будущем ты захочешь вернуть все, и я буду свободен, мы сможем попробовать. Но, повторюсь, больше я этого не жду. И я ничего не обещаю».

Кроули обреченно прижимает к груди телефон. Растягивается на кровати, как маленькая девочка подросток. Думает о фиалковых глазах. Думает сколько здесь правды. Что именно он ощущает, тот, кто написал это? Будь Кроули рядом, смог бы понять. Хорошо, что не пришлось говорить вслух, потому что Гавриил заслужил возможность спрятать свои чувства.

Кроули думает, что мог бы дать его номер Вельзевул, и, впервые улыбается.

Потом отвечает:

«Ок».

Немного погодя получает ответ:

«Учти, тебе придется очень постараться, чтобы меня завоевать, если захочешь вернуть все».

Кроули думает было написать в ответ, что он мастер завоеваний. Но это начинает походить на флирт, и потому он не отвечает.

Кроули засыпает, улыбаясь и сжимая в руке телефон.

Ему снятся мокрые цветы, которые никогда не горели и широкие надежные плечи. Ему снится, как Гавриила посылают на землю, охранять сад. Как он произносит:

— Это ты? — и в его голосе столько надежды.

Ему снится, как они проходят вместе весь этот земной путь и никогда не расстаются.

Он никогда не встречает Азирафаэля.

Кроули улыбается во сне.

Вошедший было Азирафаэль, тоже улыбнется, сотворит ему из воздуха плед, и выйдет неслышно, не желая прерывать приятный сон.

****

«Кончено, — думает Кроули, — на этот раз действительно все». Сложно привыкнуть к мысли, что Гавриил действительно больше не возникнет в его жизни.