Йерема вспоминает четвёрку — если их численность вправду сохранилось — и Мануэля, её учителя по английскому, который позволил жить в его доме в Морсби. Его судьба для неё стала неизвестной, когда он переехал на большой остров Папуа преподавать в школах, и с тех пор словно исчез в густом тумане. Все остальные, кто-либо знавшие её, — мертвы.
— Никого, — с безнадёжностью выдыхает она и опускает голову.
Азиатка поправляет короткие пышные волосы и собирается далеко не обходительно ответить «хорошо», но вовремя останавливается. Пережитое горе потери трёх важных агентов — друга и семьи — душит её последние сутки, превращая из материально обеспеченной и властной, бессердечной и дальновидной главы Консорциума в растрескавшуюся и ничейную куклу.
— Что ж. Кевин рассказывал о нас? Об Организации? — Пандора собирается ответить, но пожилая женщина опережает её: — Зная его, могу угадать, что он обещал обращаться с тобой бережно. Знай, я не откажу тебе в гостеприимстве, если такова была его воля. Мы не запрём тебя в клетку, но тебе следует… — запинается она, подбирая слово, — ты должна воздержаться от попыток напасть на нас. У насесть лекарство, и ты не сможешь нам навредить. — Смуглая брюнетка в углу хмыкает, словно понимает что повествует её начальница, и её это забавляет.
— Да, конечно… и признательна, — несмело роняет Йерема. — Я не предприму против вас ничего враждебного. — Воспользовавшись паузой, женщина в красном костюме снова переводит своим коллегам содержание разговора. Они обсуждают что-то тихо и серьёзно, но Пандоре неизвестно ни слова. — Но если я узнаю, что вы будете использовать меня как оружие массового поражения, — угрожающим тоном предупреждает она, — то всеми силами постараюсь сделать так, чтобы вы не получили ни капли моей крови для такой омерзительной цели! — Сжав кулаки, оглядывает присутствующих, ожидая реакции и до сих пор не свыкнувшись, что в этом коридоре её понимает одна женщина — в красном как воспаление костюме, болезненно улыбающаяся сквозь слёзы.
— Не волнуйся, лаовай[2], дитя, поставленные перед нами цели исключают неуправляемое распространение этой заразы, — «успокаивает» она, однако словно совершенно не отрицая повторной пандемии, а затем привычно разъясняет всем нахмуренным людям в коридоре напыщенную речь новоприбывшей. Это наполняет помещение расслабленными вздохами и смехом. Пандоре не приносит утешения их поведение.
— Верно, вы всё же оказались такими, как мне рассказывали, — решает она задобрить незнакомцев. — Признательна вам за понимание.
— Не за что, дитя. — Женщина вытирает лицо досуха и внезапно с мольбой устремляет свой взгляд. — Скажи мне, кто убил их? — интонационно выделяет, вызывая одну единственную ассоциацию с двумя стрелками, которые приплыли вызволять её с Кевином из пушистых лапок героев, по ошибке принятых за когти злобных хищных тварей. На глазах азиатки вновь выступают слёзы. День, когда она прилетела сюда, должен был закончиться по-другому, иначе, не так, как распорядилась судьба. По меньшей мере, она этого не заслуживала.
Йерему парализует. Она вновь попадает в ситуацию, когда среди друзей ей приходится выбирать врагов или смириться с тем, как её друзей выставляют врагами. Единственная более-менее здравая мысль посещает её, интуитивно претендуя на достоверную:
— Это сделал Логан, но он уже получил своё.
Пара за мониторами недоверчиво щурятся. Страстно желающая отомстить убийцам женщина долгое время молчит. Свою речь она не переводит, но по возникшему напряжению все понимают, о чём только что состоялся диалог. Скрипит вращающийся стул.
— Лгунья, — произносят двое по очереди из дальнего угла комнаты на эсперанто. — Со спутников видно, что это сделала бывший офицер полиции. Майерс её выбрал: Парна Джексон. — Йерема перестаёт дышать, волнуясь за благополучие оставленной в отеле размякшей подруги. — По крайней мере, одного. Юшеня.
Чувствительная азиатка закрывает глаза и разворачивается по направлению к комнате, из которой выходила. Перед тем, как пропасть для всех за дверью и не показывать более своё горе, она бесстрастным голосом бросает дуэту в наушниках:
— Пусть тогда Майерс с ней и разберётся. Как отдохнёт. — Реплика вызывает всеобщее шушуканье вокруг, и Йереме становится неуютнее. Шанс того, что с ещё ней кто заговорит, только что испаряется. Но, по крайней мере, она обсудила хоть что-то, терзающее душу последний день.
Незначительно лысеющий мужчина улыбается, паутинка морщин рисуется вокруг губ. Он начинает болтать с Йеремой, в речи которого она понимает слова: «пройдём, сюда и располагайся». Наверное. Потому как, судя из его поведения, она не делает ничего такого, чего он не ожидает. Уверенная и спесивая женщина в синем костюме стоит сложив руки. Её тонкая наблюдающая за всем фигура становится последней, которую видит Йерема, прежде чем заходит в просторную комнату, на первый взгляд лишённую мебели.
Окно с облезлой рамой открывает вид на высокое тёмно-серое здание, примыкающее довольно близко, чтобы загораживать свет и создавать ощущение опускающегося сумрака. Она замирает у подоконника, едва дыша, вглядываясь в естественный цикл, не нарушаемый болезнью, патогеном, ею самой. Под ней расстилается каменным рвом оживлённая, шумная улица, полная торговцев и рабочих, идущих с разных сторон навстречу друг другу, словно течения цветной реки, переливающейся в сиянии Небесной звезды. Потребовалось так столь долго находиться среди катастрофического упадка, чтобы осознать всю прелесть мира. Девушка с опущенным взглядом не ведёт счёт времени. Уличная музыка, шумная гудящая техника и громкие голоса снаружи комнаты не отвлекают её. Свыкается. Пребывает в безмятежном безмыслии. Последние дни заставили поменять в корне всю её суть. Вывалили сведения, принять и смириться с какими некоторые люди не способны всю жизнь, когда как, а её вообще обрекли проходить этот этап в одиночку. Пандора задумывается над тем, действительно ли пострадали после взаимодействия с ней люди, и отразится ли на ней как-нибудь ещё то показательное наказание. Она гладит живот по кругу. Ни привычной тянущей боли, ни отвращения к себе или своим соплеменникам. Никаких ощущений.
— Я вхожу, — звучит елейный женский голос спустя несколько последовательных стуков. Скрипящая дверь впускает коридорный свет и обнажает собранную пышненькую смуглянку, которая недавно внимательно вслушивалась в диалог между Йеремой и начальством, и надевает резиновые перчатки. Включает свет тыльной стороной ладони. — Есть ранения? Что-то беспокоит?
— Нет, — говорит задумавшаяся девушка и подкрепляет ответ для ясности машущими перед собой руками.
— Дай посмотреть. — Показывает раздевающие движения, чёрная длинная чёлка падает ей на лицо, закрывая обзор. Глубоко вздохнув, папуаска нехотя выполняет просьбу, вновь оставшись перед чьим-то взглядом в опротивевшем племенном одеянии, снять которое она планировала уже в ближайшее время. Быть в нём хуже, чем оказаться голой. Женщина, судя по всему медик, раз на её левом бедре трясётся белая коробка с красным крестом, крутит за плечи новую союзницу Консорциума, удовлетворившись внешним осмотром, а напоследок берёт пробу слюны. — Голодна? — спрашивает она с укором.
— Не особенно. Нет. — Йерема устало мотает головой. — Я почти не двигалась, а на яхте мне предоставили…
— Стой. Больше не понимаю, — уверенно заявляет она и выставляет ладонь, но у Йеремы закрадывается мысль, что та кажется слишком осведомлённой. В коридоре, как ей привиделось, та понимала диалог. — Если захочешь, — подносит ко рту руку на манер ложки; — мы там. — Оттопыривает большой палец и указывает на дверь.
Она уходит, а Йерема валится на разместившийся в центре комнаты коричневый, цвета кокоса, диван и снова мнёт в руках кожаный мешочек. Ей уже давно пора разобраться во всём, но она медлит, словно боится откроющейся тайны. Вспоминает сказки, в которые верила с глубокого детства: там у персонажей всё получается. Они проходят через массу препятствий благодаря тому, что проявляют лучшие качества, свои навыки. И добираются до главного логова Зла, побеждая его — иногда без особого труда — и устанавливая Мир в разобщённом и разногласном обществе. Но кто в её сказке представляет Зло? В голову не приходит ничего, кроме одного варианта — её самой. Но как тогда поступать? Неужели для неё должна существовать другая, своя сказка?! В этом случае не терпится ознакомиться с её содержанием. Тёмные глаза опаснейшей девушки оживают: она знает кто подскажет. Благодаря тому, что она умеет на краткое время приоткрыть Завесу, очерчивающую границы между видимым и невидимым и скрывающую мир живых от мира мёртвых, ей становится радостно. Во многих других культурах такое явление прозвали некромантией, в её понимании это всегда было и есть таинство, беседа двух душ. Пандора вскакивает и проскальзывает к двери, открывает её с размахом, сразу привлекая внимание находящихся за ней членов Организации. Коридор тем временем пополняется двумя парнями в расцвете молодости, о чём ясно говорят многочисленные прыщи на лицах.
