К тому же, внедрённый тайный агент заблаговременно переоделся в чужую форму, чтобы такая нелепая мелочь, как номер заключённого, не выдала его истинное я. В Банойской тюрьме находилось в заключении достаточно много белых иностранцев, — обстоятельство, облегчающее его замыслы — ведь комплекс считался международным, и в результате тщательного отбора стал Кевин Куази, сгодившийся для маскировки хитрого преступника.
Везение — не принцип его существования. Заранее созданная последовательность событий, просчитываемая, удобная и уютная — вот как он жил и добивался своих целей. Здешние низкоорганизованные полицейские не были хорошо осведомлены о его внешности — сетевой преступник мирового уровня успешно сбивал с толку властей на протяжении многих лет — и с некоторой долей вежливости всё же отпустили к «друзьям» раскаявшегося Кевина под расписку о невыезде. Военные скоро прибудут на материк и возьмут на себя право временно подержать его за решёткой на судне, пока тюремные камеры местного участка полны: в Вевак прибыли опасные злоумышленники, ожидающие транспортировки на островную охраняемому крепость близ Баноя. Правда, в связи со вспышкой эпидемии их пришлось немного задержать здесь, что с ожиданиями начальника полиции крайне расходилось.
Дорога до отеля показалась ушлому стратегу великолепной прогулкой вдоль мест, источающих аромат жизни. Он дышал глубоко и с упоением, наслаждаясь воздухом не только свободы, но и предчувствия неразберихи, паники и страха. Ему нравился подобный запах. Погода также располагала надвигающейся свежестью, — гулял ласковый ветер Зефир{?}[Тёплый и влажный западный ветер, дующий с побережья Атлантического океана (др.-греч. Ζέφυρος — западный).], несущий обильным дождём тучи — так что Кевина можно было назвать самым счастливым человеком в городе. Равнодушный конвоир, не заметивший улыбки сомнительного преступника, молча вёл его к не лучшему, но на данный момент самому удобному месту, где заключённый не доставит неприятностей. По крайней мере вооружённый конвоир пресечёт любую его подозрительную активность. Невзирая на предельную напряжённость, он втайне порадовался жёстким правилам Банойской международной, предусматривающим постоянное ношение кандалов, по виду килограмм на каждой руке, сковывающих движения заключённых и как следствие пресекающих помыслы о побеге и нападении. Кевин зевнул с утомлённым лицом, ещё больше походя на измождённого разборками с зомби потерпевшего, и заверил в том, что предпочтёт сон любой другой преступной деятельности. Впрочем, у полиции имелись более серьёзные намерения относительно него, и нарочитое подозрение из чувства долга вевакский поджарый служащий выражал сведением своих густых бровей, из-за чего Кевин небезосновательно предположил, что у того вскорости появятся новые рытвины морщин. Разумно. Он бы сам не стал доверять человеку в кандалах из тюрьмы особого содержания. Кроме тех случаев, когда этот человек мог оказаться его коллегой.
С враждебным «заходи и сиди спокойно» и тычком дулом винтовки преступник, не добившийся почёта среди местных, зашёл и немного посидел в выделенном номере, умылся, просчитывая скрупулёзно свои будущие действия, и прислушивался. Приставленный охранник за дверью хмыкал, вошкался, стучал каблуками по периодически скрипящему дереву. Кевин раздумывал, если он и поставил бы себе целью заснуть, то не смог бы по причине надоедливого шума.
Совершенно очевидно, что действовать стоило в ближайшее время, ценность которого увеличивалась с каждой прошедшей минутой. Побегу через окно препятствовал третий этаж, оставляя единственный вариант — устранение полицейского. Сообразительности и изобретательности Кевину было не занимать: помогли богатая библиотека и личный опыт участия в нестандартных ситуациях, угрожающих здоровью. Но обстоятельства — усталость и спешка — давили сильнее быстрой смены погоды на гипертоника, вынуждая отдать предпочтение чему-то лёгкому и одновременно действенному. Не было времени конструировать ловушки и придумывать шахматную многоходовочку, что застала бы врасплох подготовленного к различному отклоняющемуся от нормы поведению преступников полицейского. Одна мелкая ошибка — и коварные планы отправятся в слив раковины, перед которой они и вынашивались, или же Кевину грозит смерть… Он внимательно огляделся: стандартный набор мебели, массивная лампа с абажуром, занавески и покрывало цветом его формы. В ванной комнате разнообразия было ещё меньше. Ничего лишнего и потому не оставляющего много вариантов. Он хмыкнул, исполнительно приступая к приготовлениям с пониманием того что предстоит сделать. Прошёлся туда-обратно по номеру, снял очки, разулся и взял отключённую из розетки лампу в руки.
На грохот в комнате караульный отреагировал с присущей его профессии молниеносной реакцией.
— Что там у тебя? — нервно поинтересовался он. — Ты в порядке? — последовал стандартный вопрос.
Но долгое ожидание его не устроило, и он неспешно открыл замок, с поднятым оружием проникая во временное обиталище харизматичного преступника, так страстно убеждающего в своём послушании. Шумела вода, вырывающаяся из крана мощным напором, валялись неряшливо стоптанные грязные кроссовки, куски разбитой лампы устилали дорогу к ванной. Несколько секунд беглого осмотра спальни не выявили преступника.
— Где ты? Покажись! Я не намерен играть в прятки! — Он аккуратно ступал по осколкам и подошёл вплотную к дверному проёму, ожидая нападения оттуда. — Не смей выкидывать никакие трюки, иначе я пристрелю тебя!
Он точно не станет пугливым дитятком долго стоять перед дверью, огрызаясь невидимому сопернику.
Скрытность — вот в чём был хорош Кевин. Худой, неприметный, слишком похожий на других, стоило снять очки. Первое время на тренировках по ускоренной программе инструкторы, среди которых был его лучший друг, настаивали на открытом противоборстве с теми, кто стал бы угрожать Кевину в его миссии на Баное, а недостаток мышечной массы единогласно рассматривали преимуществом в ловкости. Но их надежд он не оправдывал, даже если прилагал все силы, и тогда инструкторы разработали с ним особенную тактику ведения боя.
Кевин выкатился из-под дивана, взял со столика сейф для личных вещей, босиком неслышно подкрался чуть ближе к жертве и прицелился. «Браслеты», прозванные так в тюремном жаргоне не столько в качестве смягчителя, сколько благодаря их форме и подобранности, к которым за три недели он вполне привык, не помешали, наоборот, при случае могли оказать определённую помощь. Бросок — острый край угодил в голову, оставив кровавую рану. Оглушённый караульный подался вперёд и поскользнулся на разлитом по полу жидкому мылу, а при падении ушибся о край ванны. Фантастическое везение для того, кто никогда не сдюжил бы в честной схватке! Однако едва теплящееся сознание всё ещё не покидало жертву. Гнусный нападавший оказался тут как тут и отобрал винтовку из ослабевших рук. Выстрелить — и на шум соберутся вокруг его банойские «дружки». Кевин перевернул огнестрельное оружие и ударил прикладом поверженную цель в лоб. Караульный перестал представлять угрозу.
Постеленное под ноги полотенце позволило с меньшими силозатратами поднять потяжелевшее бессознательное тело и перетащить его за край ванной, которую заблаговременно наполнил преступник. За какую-то минуту он захлебнётся, открыв перед Кевином двери наружу. Если бы была возможность избежать убийств, он бы ей воспользовался, но в этот раз не видел другого выхода. К тому же, он очень расстроился, что в арсенале полицейского не было чего-то менее приметного чем винтовка, с которой он бы совершенно точно не ушёл дальше парадного входа в отель. В коридоре он отдышался, приходя в норму. Дрожь отвлекала на себя часть внимания.
По пути он задержался у каждой двери номеров своих спасителей. С ними, смертельно уставшими, спящими, можно было покончить быстро и продуктивно для дальнейшего плана, но он замер. Мысль о том, что они — те самые герои, исключительные, способные, не ведая того, помогли его козням на острове, заставили помешкать и отвлечься от убийственных замыслов. Как и любому самоуверенному «злодею», ему нравилось состязание, испытания, а также он не был лишён чувства страха. Имелась вероятность, что он не справится с теми, кто без труда разделывался с любым заражённым и не получал серьёзных травм. Они были опасны, и он это знал. Ко всему прочему, приказа об их уничтожении не поступало. В тот миг, когда заскрипел стул и зазвенела посуда ниже этажом, он самонадеянно улыбнулся и прошёл к лестнице, на ходу сочиняя новый план.