Наплясавшись вдоволь, гурьбой шли по деревне и опять с песнями. Из соседних домов присоединялись празднующие соседи, вместе шли на живописный берег реки Унжи, там гуляния продолжались дотемна. Для нас, пацанов, отец устраивал состязания: кто быстрее добежит до старого дуба и обратно, кто дальше прыгнет или дольше продержится на бревне. Таких развлечений он знал великое множество, дети любили его.

Что касается официальных советских праздников, то запомнились только майские. Их праздновали в парке, специально оборудованном для массовых гуляний жителей поселка Октябрьский. Собирались, вскладчину накрывали поляну, как сейчас говорят, и веселились на природе под звуки духового оркестра и концерта местной самодеятельности. Рождество не помню, чтобы отмечали, а вот Новый год – святое дело, семейный праздник в узком кругу, естественно, с ёлкой.

Больше всего мне запомнились дни подготовки к встрече Нового года. Примерно за неделю до праздника, мама доставала заветный сундучок отцовской работы, в котором хранились всякие материалы для поделок. Раскладывала на круглом столе в большой комнате, под абажуром, все содержимое. Мы усаживались вокруг стола в ожидании своего задания. Она брала кипенно-белую кальку, складывала ее в несколько слоев и показывала, что надо сделать, чтобы получилась снежинка. Развернув образец, выполненный ею, мы восхищались. Преступали к выполнению задания. Мама просила творчески подходить к изготовлению снежинок. Она говорила: «В природе не бывает одинаковых, они только на первый взгляд похожие, но если присмотреться внимательно, то увидите, что каждая из них неповторима». Изготовленные снежинки нанизывали на нитку длиной с полметра, чередуя снежинку с кусочком белоснежной пушистой ваты. Затем под потолком натягивали нитки попрочнее и крепили к ним наши гирлянды. Получался сказочный снегопад. Самые красивые снежинки разных размеров клеили на окна и стены. Комната превращалась в сказочный дворец Снежной королевы.

На следующий день отец привозил из леса душистую, двухметровую красавицу-елку. Устанавливал ее в кадушку с песком, закрепляя распорками. Мы, под руководством мамы, продолжали заниматься изготовлением украшений, теперь уже и для елки. Из цветной бумаги клеили цепочки и флажки. Из фольги вырезали фигурки рыбок и птичек, делали петельки для закрепления их на елке. Из ваты мастерили шарики, украшая их мелко нарезанными звездочками из фольги от чайных упаковок.

Отец давал нам огромные кедровые шишки с раскрытой чешуей. Чешуйки мы раскрасили золотистой акварелью, и получались чудные украшения. Главное, все делали сообща и своими руками. Потому отношение к елке было не только как к украшению, а как к живому существу. Елка стояла, как правило, до Старого Нового года. Мы ее поливали, чтобы она не осыпалась. Были случаи, когда елка начинала выпускать свежие салатные лапки. Выбрасывать ее было жалко, и мы держали ее дома еще пару недель, наслаждаясь зимней метаморфозой.

Дни рождения или именины родителей не отложились в памяти. Застолья были, но по какому поводу конкретно я не запомнил. Хорошо помню, предки помпезно отмечали моё пятнадцатилетие, собралось много родственников и соседей. Отец подарил мне наручные часы марки «Сура» в позолоченном квадратном корпусе с секундной стрелкой. Запомнился ещё один подарок – брюки ярко-зеленого цвета, размера на три больше, так сказать, на вырост, а скорее всего у кого-то завалялись без нужды, а тут подходящий случай, можно подарить и на халяву выпить. Хорошо, что они не подошли мне по размеру, а то ходил бы как клоун в цирке. Часы первое время носил на руке так, чтобы все могли видеть. На уроке ребята наперебой спрашивали, сколько осталось до звонка, я с гордостью информировал. Эта возня надоела учителям, меня вызвали в кабинет директора, Владимир Александрович посмотрел мои часы, восхищенно сказав: «Да! Штука не из дешёвых, приятно, наверное, такие иметь, но ты постарайся этим не бравировать, будь скромнее, а то придется попросить твоего отца побеседовать с тобой». Намёк я сразу понял и придерживался совета, ну хотя-бы во время уроков. Директора понять было можно, его ежемесячный оклад с надбавками не превышал двухсот рублей, а отец в ту пору, зарабатывал до восьмисот рублей в месяц. Но и работа была каторжная – по двенадцать часов в сутки валить лес. До войны такую работу выполняли в основном заключенные, а в Хрущёвскую оттепель шестидесятых вербовали вольнонаёмных за длинный рубль.

Мне было лет семь или восемь, когда мы с отцом возвращались из гостей от его старшего брата Алексея. Дядя Леша со своей семьёй жили в районном центре Мантурово, в девятом микрорайоне на Луговой улице в частном доме. Это был жилой массив, состоящий из казенных двухэтажных кирпичных домов и частного сектора из деревянных построек. Он располагался рядом с фанерной фабрикой на берегу реки Унжа. От дома дядюшки до железнодорожного вокзала было километров пять или шесть. Минут пятнадцать мы постояли на безлюдной автобусной остановке, вечерняя октябрьская прохлада забиралась под одежду. Я начал пританцовывать, пытаясь согреться. Автобусы ходили редко, не придерживаясь расписания и мы решили на вокзал идти пешком по фабричным подъездным железнодорожным путям. Так было значительно короче, чем по шоссе. Прыгая по шпалам, я согрелся и приставал к отцу с глупыми вопросами, беспорядочно приходящими на ум. Отец был в хорошем настроении (после стопки на посошок) и с удовольствием отвечал на мои почемучки.

Шагая по шпалам, я любовался своими новенькими ботинками, которые в Мантурово купил мне отец. Купил специально для посещения школы, чтобы хватило хотя бы на сезон. «После уроков можно и в старых болтаться», – говаривала мама. Но старые изрядно износились, и отец разрешил их выбросить прямо у магазина в урну для мусора. Я с удовольствием это сделал и теперь обновлял их, шагая по шпалам Пройдя половину пути заметил, что в начале шпалы были уложены аккуратно, с одинаковыми расстояниями, передвигаться по ним было легко и приятно, а затем, почему-то, идти стало неудобно и небезопасно, встречались участки с разными промежутками между шпал и к тому же не всегда полностью засыпанными щебнем. Я спросил у отца, почему такая разница. Он объяснил, мол, разные рабочие строили, первые делали на совесть, а вторые работники, так себе, торопились, хотели больше денег заработать. У вас в классе, наверное, тоже, кто-то пишет ровно, красиво, а другие как кура лапой. Я сразу представил тетрадь отличницы Татьяны Паперной и свои каракули. Доходчиво, я намёк понял, но развивать тему не решился. Затем он, помолчав, добавил, что мой дед ему так говорил: «То, что ты сделаешь работу быстро – все забудут, а то, что сделал её халтурно – будут видеть постоянно и вспоминать тебя недобрым словом». Эту дедовскую поговорку я запомнил навсегда, и когда торопился что-то сделать побыстрее, а за мной такой грешок водился, всегда её вспоминал и старался не ударить в грязь лицом. С сожалением должен отметить, что не всегда это удавалось, но я старался, иногда по несколько раз приходилось переделывать уже сделанную работу, исправлять свои огрехи.

Сумерки сгущались, на фиолетово-синем небосклоне четко нарисовалась луна и звёзды, которые россыпью накрыли нас чудным куполом. Это явление – преобразование дневного неба в ночное – всегда восхищало мой детский ум. Днём небо казалось прозрачным и бесконечным, и вдруг с наступлением ночи Землю словно волшебным колпаком накрывает невидимая рука великана. Множество загадочно мерцающих звезд притягивали мой взор и манили вглубь Вселенной.

Помню в третьем классе в библиотеке взял учебник астрономии для старших классов и с интересом листал его, пытаясь понять устройство Вселенной. Для меня было открытием, что Луна не светит, а всего лишь отражает солнечный свет. Много всего интересного узнал я из того учебника, довольно сложного для моего нежного возраста. Когда принес вернуть книгу, библиотекарша, расплывшись в улыбке, спросила: «Ты никак решил экстерном школьные экзамены сдать и получить аттестат зрелости? Только не забудь сначала исправь двойку по русскому за последнюю контрольную работу». «Ну вот, – подумал я, – опять подрезали крылья „гордой птице по имени Мечта“ и опустили на грешную землю». Выслушав сарказм библиотекарши, покраснел и что-то невнятно пробурчал себе под нос. Я-то, глупый, ожидал похвалы, а получил насмешку. После такой беседы пропало желание посещать это школьное книгохранилище и записался в районную библиотеку.