Не договорив, я замолчал.

Снежана тоже сидела молча, не отнимая руки. А потом вокруг нас внезапно стало темно.

Вот так, сразу, без малейшего даже перехода. Я и лица Снежаны не различал, хоть сидела она совсем рядом.

— Ну, вот и ночь! — Снежана как-то истерично хихикнула. — Интересно, сколько она продлиться может?

— Ты лучше на море посмотри! — произнёс я почему-то шёпотом.

А море и в самом деле сказочно преобразилось. По ровной его поверхности пробежали вдруг яркие разноцветные сполохи, пробежали, исчезли, возникли вновь. Это было похоже на полярное сияние, которое я наблюдал однажды на Аляске, вот только не на небе всё это сейчас происходило, а на неподвижной водной глади, высвечивая её во всю глубину.

— Смотри, смотри! — Снежана крепко прижалась ко мне, жарко задышала в ухо. — И на небе тоже!

И действительно, сполохи эти постепенно перемещались на небо, вернее, трудно было даже определить сейчас, где что. Даже самому зрелищному и продолжительному земному сиянию было далеко до этого чудного великолепия. Пылало, переливаясь, море, и небо тоже пылало во всю свою глубину…

А потом засветился и сам песок вокруг нас…

— Красиво как! — прошептала Снежана, всё теснее прижимаясь ко мне. — Чего же мы ждём, Тэд?!

Вскочив на ноги, Снежана принялась вдруг яростно срывать с себя одежду. Впрочем, срывать особо нечего было, ибо под мешковатой пятнистой униформой на ней ничего больше не оказалось.

— Тэд! — Снежана стояла совсем рядом со мной и по обнажённому её телу ползли, переливаясь, разноцветные сполохи, и это было так завораживающе красиво, что у меня даже дыхание перехватило. — Или ко мне, Тэд!

Но я даже не шелохнулся.

Что-то было не так во всей этой эротически выставленной напоказ сцене!

Для кого именно выставленной?

«Спаривание на жёлтом песочке… — вдруг припомнились мне пьяное откровение Стефана, — …как две лабораторные крысы…»

Но я не крыса, я человек!

А Снежана вдруг опустилась на землю, вернее, на светящийся золотистый этот песок.

— Ну, что же ты, Тэд?! — исступленно шептали её губы. — Любимый… единственный… я ведь жду тебя… я столько мечтала именно об этом… именно о такой нашей с тобой ночи, Тэд!

Снежана учащённо дышала, обнажённой тело её извивалось почти по-змеиному, тонкие пальцы судорожно впивались в отсвечивающийся золотом песок.

— Тэд, любимый! — уже в полный голос кричала она, и даже не кричала, стонала, яростно и сладострастно. — Ну, что же ты медлишь… ведь я так жду тебя!..

— Хватит! — заорал я, вскакивая на ноги. — Прекратите!

Орал я, запрокинув голову вверх, орал просто в переливающееся многоцветное это великолепие.

— Я не крыса для проклятых ваших экспериментов! И она тоже не крыса! — я указал на Снежану, испуганно сжавшуюся в комочек. — Мы люди, понятно вам это?! И я не позволю, слышишь?.. я не позволю тебе так издеваться над нами!

Кому я кричал всё это — понятия не имею, но в следующее же мгновение ночь исчезла со всем своим великолепием. И вновь нас окружал всё тот же жаркий день, укутанный весь в мерцающую голубоватую дымку.

Но жёлтый песок под ногами почему-то потерял теперь всю свою яркую золотистость, став просто жёлтым, а местами даже каким-то уныло серым. И у моря исчез вдруг его насыщенный синий цвет, теперь оно было лишь чуточку голубоватым.

А ещё на неподвижной ранее водной поверхности появились волны, и волны эти лениво набегали на берег. А лёгкий морской бриз приятно обдувал и холодил разгорячённое тело.

И Снежана горько плакала, сидя у самой воды и крепко прижимая к лицу ладони.

— Снежана! — прошептал я, подходя к ней почти вплотную. — Девочка моя единственная!

— Не подходи ко мне, слышишь?!

Снежана вскочила на ноги и изо всей силы ударила меня по щеке ладонью. Раз, потом ещё раз…

— Отвернись и дай мне одеться!

Я послушно отвернулся, а Снежана (это хорошо слышно была) принялась торопливо натягивать на себя пятнистую униформу. Потом она, уже полностью одетая, ухватила меня за плечо и повернула в свою сторону.

— Как же ты посмел! — медленно произнесла она, глядя на меня с какой-то даже ненавистью. — Как же ты только посмел так поступить со мной?!

— Потому, что я люблю тебя! — прошептал я. — Только поэтому!

Некоторое время Снежана лишь молча смотрела на меня всё с той же лютой ненавистью в глазах.

— Ненавижу! — вдруг выкрикнула она мне прямо в лицо. — Если б ты только знал, как я тебя сейчас ненавижу!

Потом повернулась и молча пошла прочь. Но не вглубь пустыни, а просто куда-то вдоль береговой линии. Впрочем, отойдя на довольно-таки приличное расстояние, Снежана вновь остановилась и обернулась в мою сторону.

— Не смей за мной идти, слышишь?! И даже приближаться ко мне не смей!

Потом она пошла дальше, а я, стоя на прежнем месте, лишь как-то растерянно смотрел вслед уходящей девушке.

Всё произошло слишком быстро и слишком внезапно…

А ещё потом я заметил вдруг, что Снежана упала. То есть, это я так решил, но когда подбежал к месту её падения, то обнаружил там лишь одежду, старую пятнистую униформу, разложенную так, что она даже напоминала слегка лежащего на песке человека. Тем более, что в районе головы размещался пёстрый платок, заменявший бандану, а там, где заканчивались брюки, лежали, глубоко утопая носками в песок, мои старые кроссовки.

Я плохо помню, что было дальше: так, урывками…

Помню, как я, упав ничком на тщательно разложенную одежду, уткнулся затем лицом в потёртую и вылинявшую пятнистую куртку, ещё хранящую запах исчезнувшей моей возлюбленной, и заплакал. Даже не заплакал, разрыдался навзрыд, а вот сколько времени всё это продолжалось — не помню совершенно.

Зато хорошо сохранилось в памяти, как я, стоя на коленях, кричал что-то здешнему небу, подёрнутому всё той же сплошной синеватой дымкой. Выкрикивал в это чёртово небо самые чёрные и самые отборные ругательства и сразу же после этого униженно просил у него прощения, моля о том лишь, чтобы он (не знаю даже кто именно?) повернул время вспять и позволил нам со Снежаной вновь очутиться под переливающимся великолепием недавней ночи.

Чтобы Снежана вновь стояла передо мной, обнажённая и ослепительно прекрасная, а по телу её чтобы всё так же ползли, переливались разноцветные сполохи, волшебные отражения сверкающего неба, сверкающего моря и сверкающего песка под ногами…

И чтобы губы Снежаны вновь повторяли всё те же волшебные фразы.

— Иди ко мне, Тед! — шептала тогда Снежана, а я, дурак, лишь заворожено смотрел на неё, не двигаясь с места.

— Любимый… единственный… я ведь жду тебя! — кричала мне она, лёжа на песке и задыхаясь от страсти. — Я столько мечтала именно об этом… именно о такой нашей с тобой ночи, Тед!

Она так ждала меня, я же вместо этого…

— Пусть я буду крысой, пусть! — стоя на коленях, кричал я небу, смеясь и плача одновременно. — Я сделаю всё, как ты пожелаешь, всё, что ты потребуешь от меня! Только верни её мне, верни мне мою Снежану!

Но всё было напрасно. Небо мне не ответило.

Тогда я поднялся и, отряхнув с брюк налипшие песчинки, аккуратно сложил одежду Снежаны, затем сунул эту одежду в вещевой мешок. Старые потрепанные кроссовки после недолгого раздумья тоже отправились в мешок вслед за одеждой.

Нож, валявшийся тут же, на песке, я поднял и некоторое время молча на него смотрел. Потом вздохнул и засунул в боковой карман собственных брюк.

Всё, можно идти!

И я, закинув мешок за плечо, пошёл сам не знаю куда, просто пошёл, бездумно и бесцельно, вдоль побережья. Слева от меня продолжали накатываться на песчаный берег ленивые морские волны, справа же убегала вдаль пустыня, вся покрытая невысокими и почти одинаковыми барханами. И по-прежнему мерцала со всех сторон странная синеватая дымка, и такого же цвета небо низко нависало над головой.

Шёл я долго, но окружающий пейзаж и не думал меняться, оставаясь удручающе однообразным. Потом вдруг резко и разом захотелось пить и я, скинув мешок с плеч и развязав его, вытащил было из мешка початую бутылку с водой, но тут же, торопливо засунув её обратно, достал взамен порожнюю. Двухлитровую, ибо та, которая литровая, осталась далеко позади, на месте, где и настигла нас со Снежаной внезапная сияющая ночь.