Я засыпала отца вопросами, но судя по тому, что ни один мускул не дрогнул на его лице, все они были ожидаемы.

— Ты попала в новый для себя мир, впервые в жизни увидела отца, а тебя интересует лишь то, что сказал Рик? — Шторм прищурился, глядя прямо в мои глаза, а ехидная улыбка намекнула, что я вывалила свои душевные раны с потрохами.

Да. Я прокололась. У меня почти не осталось вопросов к тому, кто не захотел принять свою любимую женщину и ее плод, но к тому, о ком болит сердце вопросов становилось больше с каждым днем.

— Рик отчитался о своей работе. Лорен была свидетелем того, что ты попала сюда добровольно. Это все.

— Да неужели? — теперь мой черед строить недоверчивые глазки, — именно поэтому ты не дал мне услышать ни слова из его отчета. Что вы скрываете?

— Я повторю. Я не скрываю ничего.

— Тогда, что скрывает Рик?

— Об этом тебе лучше спросить у него. Однако… — отец отвлекся на люстру, подвески которой покачивались от сквозняка, — на твоем месте я бы дождался момента, когда он сам захочет сказать об этом. Хотя бы потому, что тайна, раскрытая не вовремя очень больно бьет по сердцу. Тебе нравится? Может быть, ты хотела бы что-то поменять?

Внезапная смена темы сбила меня с толку. Но одно было ясно: отец ни за что не признается в том, что скрывает Рик. Зато теперь я на сто процентов уверена, что тайна есть.

— Слишком…вычурно, — я кивнула на золотые побрякушки, украшающие мои комнаты, — я привыкла к более простым условиям. С мамой мы жили скромнее, но чувствовала я себя намного счастливее!

— Это укол в мою сторону? Принимается. Но ты же не знаешь даже толики того, почему твоя жизнь сложилась именно так.

Я поразилась тому, как громко дышу, и в то же время мышцы лица свело от напряжения. Он решил оправдаться за мое несчастное детство и смерть матери?

Шторм, не взирая на гнев, взял мои ладони и прижал их к своему сердцу.

— Да, я совершил ошибку. И я не прошу полюбить меня. Я прошу дать мне возможность дарить свою любовь тебе.

— Где ты был, когда я действительно нуждалась в любви?

— Позволь мне показать…

Боль пронзает скулу, и за ней следует сильнейший удар, выбивающий воздух из легких.

— Ты откажешься от нее! — хриплый голос морщинистого уродца дребезжит над ухом, а когтистые пальцы впиваются в ключицы, прижимая мое лицо к жертвенному камню, — в нашем клане не будет предателей. Я клянусь, что вырву твое сердце и еще пульсирующим сожру его на глазах твоей беременной бабы, чтобы та сама побежала избавляться от вашего выродка.

— Действуй, тварь! Она ни за что не сделает этого! Как и я!

Я задыхаюсь…слова даются с трудом, от холодного пота щиплет глаза, но боль, причиняемая мне, лишь делает меня сильнее. Вот только… это не моя боль. Это боль Шторма, в теле которого я сейчас нахожусь.

Мои глаза видят отца, стоящего здесь, передо мной, ну внутреннему взору предстают жуткие картинки пыток, происходящих в какой-то другой реальности.

— Не надоело? — все тот же монстр со стеклянным взглядом швыряет в меня розовую соль и надменно скалится.

Целый год я стою под лучами ослепительно яркого солнца, лучи которого превратили мою кожу в растрескавшийся пергамент. Ветер иссушил мои губы, но этого недостаточно, чтобы лишить меня жизни. Я был бы рад умереть, но я все еще жив.

— Скажи, что ты отказываешься от них!

Я чувствую, как отекшие мышцы шеи моего отца, в теле которого я нахожусь, с трудом движутся, отрицательно качая головой своему мучителю, который…является его дедом.

В меня насильно заливают теплую соленую кровь, чтобы поддержать жизнь в истощенном теле, и бросают одного на раскаленной крыше замка.

— Мои люди нашли ее, Шторм!

Бледно-голубые корявые пальцы снова сдавливают мою шею, лишая возможности вдохнуть, а затем заставляют смотреть на черно-белое фото.

Ирина. Моя драгоценность. Моя любовь. Женщина, с которой нас развели эти жестокие законы моего мира. Ее глаза грустны и смотрят в небо, словно моля небеса о чем-то. Она сидит у реки, прижимая к себе небольшой сверток.

— Я не позволю из-за чьей-то прихоти изменить законы. Скажи, что отказываешься от них!

От них? В ее руках моя дочь? Моя дочь!

Неожиданно, мои мышцы наливаются огнем, возвращая силу. Руки рывком сбрасывают оковы и обматывают мощную цепь вокруг тонкой шеи старейшины, что издевается надо мной уже который месяц подряд, пытаясь выбить из меня отказ от любимой женщины и нашей дочери.

Он хрипит, и я слышу, как замедляется биение его жестокого сердца.

— Мои люди все видят, Шторм, — шипит старик, — умру я, умрут и они. Откажись!

Отчаянье, ненависть, желание уничтожить весь мир, который превратился в ад…И больше нет сил бороться с этим.

Голубые искры разбежались по полу, оставляя за собой запах озона.

Я тяжело дышала, повиснув на отце, который вытирал холодный пот с моего лба.

— Извини, что тебе пришлось пережить все это, но…я боялся, что ты не поверишь.

Шторм, придерживая подмышки, бережно усадил меня на кушетку и присел рядом.

— Я просто не мог сражаться с теми, кто был у власти. Моих сил было ничтожно мало. Но я избавил мир от этих тварей. И последними словами, которые они слышали были проклятья за вашу сломанную жизнь. Но я не успел. Последний из них был уничтожен уже после смерти Ирины.

Черные зрачки Шторма впитывали свет, но капельки, собравшиеся в уголках глаз, делали их живыми и грустными. Я пыталась вернуть самообладание после переживаний, которые прочувствовала как свои, но открытые слезы человека, что искренне раскаивался за свою слабость, вносили еще больший раздрай в мою душу. Все, что я знала раньше о мире вампиров, все, что думала об отце, вмиг стало вымыслом, ошибкой.

— Я не могу требовать от тебя прощения или принятия. Я виноват, меня сломили, и, возможно, я не сделал все, что мог бы…Но я люблю тебя.

Я прижалась к отцу. Так крепко, как всегда мечтала обнять его. С самого детства.

Весь день мы провели вместе с отцом. Благодаря его способности передавать воспоминания, я видела историю их с мамой любви и разлуки. Тогда Шторм был не так могущественен, как теперь и не смог уберечь нас от тех испытаний, которые нам пришлось пережить. Но рядом с нами всегда были его люди, готовые пожертвовать своей жизнью ради наших, ведь каждую минуту где-то поблизости могли быть и люди его деда — старейшины клана.

Я понимала, как больно ему было чувствовать ненависть мамы, но она многого не знала, из-за чего это разрушающее чувство росло с каждым годом. Знала бы она, что у нас есть тыл, что папа любит нас…всего этого могло бы не произойти.

Отец так и не женился. Сколько бы невест ему не предлагали, он отвергал каждую из них, ограничиваясь мимолетными ни к чему не обязывающими связями. И детей кроме меня у него тоже не было. Выходит, что только мама и я были главными и важными людьми в его жизни.

Еще в его воспоминаниях я видела, как отец, Рик и другие, незнакомые мне вампиры составляли план по захвату города магов. Как Рик сцепив зубы соглашался на брак, как под чужими взглядами писал Элен любовное сообщение, чтобы завязать более тесное общение. Как брезгливо брал телефон в руки, чтобы прочесть ее ответ.

Но даже на фоне заполнившей до краев меня грусти, именно эти моменты стали самыми болезненными для моего сердца, которое сжималось, вызывая слезы.

Мне так хотелось верить в то, что между Риком и Элен нет чувств, что Рика тянет ко мне так же, как и меня!

А еще я ждала, что отец покажет мне тот разговор, на котором запретил присутствовать, но он даже не вспомнил о нем. Уверена, что это касается меня и Рика. Но что такого он может скрывать?

— Я хотела бы увидеть Лорен. Где она?

Возможно, она пролила бы свет на эту тайну, и я хоть немного успокоилась. Пусть не рассказала обо всем открыто, но намекнула. Понимаю, что пользоваться чувствами человека, который в тебя влюблен низко, но я чувствую, что должна знать.