Так что, на Марии Валентиновне был надет свободный строгий костюм с юбкой сильно ниже колена, пиджак-балахон, ярко-белая блузка, застёгнутая до шеи и бескаблучные мягкие лодочки, которые тоже не выбивались из стиля.

В общем, прилипший сейчас к нёбу язык дипломированного бухгалтера, в принципе, знал, что делал. Для полной гармонии образа, Марии Валентиновне как раз не хватало именно шепелявости. Такая себе логичная вишенка на торте среди букета пикантных изюминок…

В двери что-то зашебуршало, как будто кто-то неведомый и тайный в том, закрытом мире, лихорадочно пытался нащупать ручку, чтоб вырваться… потом врата, практически, ада резко разверзлись и перед замершей в приёмной публикой возникло прекрасное видение – сестра-близняшка тех четырёх девиц, которые так напугали своей неземной прекрасностью Марию Валентиновну.

На перекошенном ужасом личике видения отчётливо просматривались дорожки слёз, полностью дискредитируя её свежий цвет лица, поскольку эти самые дорожки взрыли довольно глубокий слой, как оказалось, ненатуральной свежести.

Девушка напоследок всхлипнула, окатила сочувственным взглядом всех четверых своих сестричек и кинулась прочь.

Селектор ожил хриплым приятным мужским голосом. То есть, конечно, он мог бы позволить себе быть приятным… Но, явно, не захотел и не позволил.

- Елизавета, - прохрипел селектор, - следующую!

Елизавета, та самая дама на секретарском месте, ободряюще кивнула кому-то из Богинь, и к двери выскочила шикарная брюнетка в серебряной маечке, которая заменяла красотке платье.

Мария Валентиновна ещё раз окинула хмурым взглядом свой наряд и печально посмотрела на Елизавету. Та, в свою очередь, вдруг залихватски подмигнула Маше и улыбнулась.

«Вот чёрт! – расстроилась и без того вся распечаленная девушка, - Теперь из-за флюса все думают, что я им подмигиваю! Типа, я – такая вся из себя бедовая кокетка, которой всё нипочём: ни мышиный наряд, ни ассиметричное личико а ля поздний Пикассо»…

Брюнетка надолго в кабинете Большого Босса не задержалась. И, видимо, впечатлившись тем, какой эффект оставляют слёзы на прекрасных девичьих личиках, она предалась другой эмоции – злости. Шандарахнув со всей силы дверью, гневная Богиня презрительно хмыкнула своим трём товаркам, намекая, что вот она отстрелялась, а этим бедолагам всё ещё только предстоит, и вихрем покинула помещение.

Троица прелестниц с благоговейным ужасом покосившись на селектор, замерла… Одна из сидящих вскочила, заторопилась и, сославшись на неубедительное: «Ой! Я ж забыла про утюг!», стремглав рванула к выходу.

«Какой там ещё утюг? – поправила себе настроение Маша, - Ты ж вся… в гипюре! Или что? Хлопковые трусишки-ниточки перед выходом нагладила?».

Селектор снова ожил, выплюнул краткое: «Дальше!» и снова коварно затаился.

Елизавета сочувственно кивнула блондинке и прекрасное воздушное создание в невесомой голубой распашонке впорхнуло к боссу.

С блондинкой Грозный Селекторный Баритон расправился ещё быстрее. Девушка выскочила, только успев зайти. Она растеряно выпучила свои аквамариновые глазки, шлёпнула губками: «Ну всё-о-о!» и, всё так же оставаясь в прострации, покинула этот цирк.

- А Ваш босс, смотрю, совсем не эстет, - кое-как справившись с липким и вязким языком, прохрипела Мария.

- Он много ещё, кто не-, - подбодрила её Лизавета.

Их молодую и только-только в зелёной завязи дружбу грубо разорвал селекторный голос:

- Елизавета! А из нормальных там кто-нибудь есть?

Дама с сомнением оглядела Марию. Та, кстати, её за явное недоверие вовсе не осуждала. Согласитесь, до нормальности Марии Валентиновне сегодня было явно далеко. Но, всё же, сравнив Машу с оставшейся блистательной шатенкой, Елизавета, всё-таки, пришла к выводу, что из двух зол, как говорится, две головы лучше и доброжелательно кивнула Марии.

***

Войдя в кабинет, Мария Валентиновна виновато застыла на пороге. Перед ней сидел совершенной красоты мужчина и пялился на неё своими до невозможности глубокими глазами. «Ну, извините, что зашла, - про себя ответила на его откровенное удивление девушка, - И всего Вам доброго!»…

Однако, вместо всего этого, она просто поздоровалась. Причём, предательский язык снова намертво впился в нёбо, поэтому вышло что-то типа:

- Добжи день!

- Вы... полька? – недоумённо спросил мужчина и распахнул глаза ещё шире.

- Нет, я норжмальная, - снова пропшекала Маша, - Я пржосто ржобею…

Видимо, критерии нормальности Дмитрия Олеговича очень сильно разнились с понятием о ней Елизаветы, потому что большой босс вдруг как-то сильно расстроился, нахмурил свои совершенные брови и пугающе-ласковым чуть хрипловатым голосом попросил селектор привести к нему Лизавету.

Через секунду та появилась на пороге, тем самым, вытолкнув замершую там же Марию Валентиновну в губительный для её сейчашней скромности, почти центр кабинета.

Однако было бы глупо сейчас взвиться, мол, куда прёшь и место занято. Поэтому Мария просто смирилась со свалившейся на неё ролью центра вселенной и замерла под светом прожекторов в, как ей казалось, расслабленной и непринуждённой позе.

- Итак, Елизавета, - обманчиво-тихо начал красавчик, - Что это ещё за игра в контрасты?! Нам захотелось сейчас пошутить? Я прям зашёлся смехом. Хотите, разделим веселье?

Елизавета глубоко вздохнула, набираясь сил, шагнула немного вперёд и, передав почему-то Марии бумаги, несмело выдохнула:

- Вот её резюме. Сегодня у девушки просто не лучший день… Но, если хотите, можем продолжить с «моделями». Там вон ещё две подошли. Такие же голые и тоже с губами…

Эта весть совсем не порадовала неэстета Дмитрия Олеговича, он задумчиво почесал красиво-небритый подбородок, взглянул на потолок, прося у того совета, перевёл вопросительный взгляд на раскорячившуюся в нелепой позе Марию Валентиновну и протянул руку за её резюме.

- Мария Валентиновна… БЛИНЧИК?! – возмущённо прочитал он первую строчку, - Капец!

Обида за папу, за дедушку и такую их прекрасную родовую фамилию придала Маше сил, наполнила рот, наконец-то, слюной, долгожданно отмочив от нёба язык, поэтому девушка довольно чётко сказала:

- Я понимаю, что на фоне здесь побывавшей вереницы Ланских, Бесстужевых и Разумовских мы, Блинчики, явно проигрываем, но, всё же, хотела б заметить, что Ваша манера нападать на беззащитных дам, тоже не делает из Вас Воронцова.

- Да, тут я не прав, - как-то сразу согласился мужчина и взглядом отпустил Елизавету, - Итак… Вы - говорите.

- Я говорю, - не стала отрицать Маша, - А ещё я – бухгалтер. Но лично для Вас, так и быть, могу быть и секретарём.

- То есть, сделаете мне одолжение… - ехидно констатировал тот.

- Именно! Если попросите. У Вас, гляжу, прям филиал «Плейбоя». Мне не ясно, почему, зато я точно вижу, как сильно Вы во мне нуждаетесь.

- Да уж, - внезапно став как будто нормальным, печально сказал Дмитрий Олегович, - всю неделю такая свистопляска. А мою Светлану на сохранение срочно положили. Выхода нет…

- Итак?

- Итак, не будете ли Вы столь любезны? Мария Валентиновна… Блинчик… А Вы, смотрю, нахалка! Не боитесь, что аукнется?..

- Я справлюсь и потерплю.

- Сегодня же сможете приступить?

- Сегодня, к сожалению, только после зубного. Это видите ли, не моя обычная форма лица.

Мужчина раздражённо нахмурился.

- Документы оставьте в отделе кадров. Я Вас не задерживаю! …

Люсьена Антоновна встретила Машу, как родную. Она приписала себе в заслуги то, что умудрилась «даже такую» пристроить. Ещё и на такое завидное место.

Считая своим долгом просветить новую коллегу насчёт возможных нюансов в будущей работе, касаемых общения с коллективом, начальница отдела кадров в течение получаса выложила той всю подноготную на всех более-менее важных особ, сделав акцент на двух моментах.