Это была постройка из светлого камня о шести маленьких колоннах, изящные изгибы которых увивал дикий плющ. Над зияющей чернотой полукруглого входа по камню было высечено что-то на латыни, но Гермиона не смогла различить слова, как ни старалась. Она зажгла «люмос» в надежде отыскать имя погребённого здесь человека, но в следующую секунду внутри что-то глухо стукнуло, и Гермиона, едва подавив испуганный вопль, отскочила прочь. Палочка в её дрожащей руке была направлена на вход, когда оттуда, слегка наклонившись, вышла высокая тёмная фигура, укутанная в чёрную мантию. Бледное пятно лица сверкнуло в скудном магическом освещении, и Гермиона, едва справляясь с окоченевшим от страха языком, процедила:

— Ты?

Драко прикрыл рукой глаза, привыкшие к темноте, и постарался незаметно вытереть влагу, оставшуюся на скулах.

— Что ты здесь делаешь?! — обозлённо крикнула Гермиона, и крик этот разнёсся над могилами противоестественным шумом.

— Хотел бы задать тебе тот же вопрос, Грейнджер. Какого чёрта ты делаешь на кладбище в рождественскую ночь? — раздражённо произнёс он, наконец опуская руку. Малфой показался ей поразительно бледным и худым, и темнота, наползающая со всех сторон, резче расчерчивала острые черты его лица.

— Не твоё дело, — процедила она сквозь зубы. — Отвечай!

— Это могила моей матери. И перестань светить мне в глаза — это невежливо.

Гермиона стушевалась и опустила палочку. Она ещё раз взглянула на склеп и неловко поджала губы.

— Я думала, ты снова за мной следишь, — словно оправдываясь, тихо проговорила она. Драко неопределённо усмехнулся, с проклятьями обращаясь к неведомой силе, которая привела Грейнджер на кладбище в эту ночь. Они смотрели друг на друга несколько секунд, и Драко успел заметить, как она бледна и как трясутся её губы.

— Ты замёрзла и вся дрожишь, — тихо сказал он и принялся расстёгивать мантию у себя на груди.

— Нет, — резко выпалила Гермиона. — Даже не пытайся.

— Что? Быть джентльменом? — Драко приподнял бровь, с досадой понимая, что Гермиона ни за что не позволит накинуть на себя его одежду.

— Ты ни разу не джентльмен. И я дрожу не от холода, — пробормотала она в сторону, но Драко услышал и изумлённо улыбнулся.

— Завидую, — он вскинул бровь, — ты всё ещё можешь чего-то бояться.

— А ты, конечно же, не можешь.

— Грейнджер, страх жил в моём доме, и я каждую ночь слышал его за стенами своей комнаты. И они все, — Драко окинул кладбище взглядом. — Они его тоже слышали, поэтому и мертвы.

— Замолчи, замолчи! Не оскверняй могилы погибших! — она сделала шаг вперёд, целясь палочкой прямо в его лицо.

— Им уже всё равно.

— Но не мне!

— Да, я понял, — Драко хмыкнул, тоже шагнув ближе. — Ведь ты предпочла провести Рождество в компании мертвецов, а не своих драгоценных друзей.

— У меня хотя бы была альтернатива, — прошипела Гермиона, и Драко почувствовал, как в нём разгорается гнев. — Кому-то остаются только мертвецы.

— Атакуй, — склонив голову и сузив глаза, прохрипел он. — Не угрожай мне палочкой, если не собираешься что-то предпринимать. Это нелепо.

— Нелеп тут только ты! — Гермиона стиснула зубы и опустила палочку. — Тебе дали шанс на новую жизнь, так не будь глупцом и воспользуйся им, — Гермиона надменно вскинула брови и собралась аппарировать, но тихий смех Малфоя обескуражил её, заставив задержаться ещё на мгновение.

— Мы пришли пялиться на могилы в рождественскую ночь по одной и той же причине, — он увидел, как хмурятся её брови, и холодно продолжил:

— Нам обоим дали шанс на жизнь. Но не сказали, что с ней делать.

Гермиона задержала дыхание, бросила на него испуганный взгляд и тут же аппарировала.

10

Они сидели на чемоданах у порога Норы, и в доме было непривычно тихо. Гермиона, чтобы чем-то занять руки и мысли, перелистывала программу расширенного обучения на следующий семестр. Рон молча сидел рядом и каждую минуту бросал тревожный взгляд на дверь, за которой Джинни и Гарри скрылись полчаса назад.

— Мы опоздаем, если они не поторопятся, — заметила Гермиона и между прочим взглянула на часы.

— Гарри решил, что им нужно расстаться, — Рон выпалил это так быстро, словно долго терпел и наконец облегчил душу. Лицо Гермионы оставалось бесстрастным несколько секунд, а потом она плавно приподняла брови и вопросительно уставилась на Рона.

— Они целовались… Вчера.

— Да, — Рон поджал дрожащие губы и уронил голову на руки. — Я боюсь за Джинни.

Гермиона молча перевела взгляд на список, но уже не видела текста. В грудную клетку словно поместили булыжник, и она опустила плечи, тяготясь новым знанием.

— Ничего не слышно, — сказал Рон спустя несколько минут, чувствуя, что не может переносить это молча.

— Наверное, Гарри наложил заклинание, — предположила Гермиона, и он неопределённо мотнул головой. — Когда он сказал тебе об этом?

— Вчера ночью после того, как все легли спать. Мы повздорили, но… Это ведь моя сестра, Гермиона!

— Я тебя не осуждаю, — мягко ответила она и встала. Её руки ласково прошлись по напряжённым плечам Рона, осторожно взлохматили волосы и остановились на щеках. — Но она уже не так мала и беззащитна, как ты думаешь.

— Да, конечно, ты права, — поспешно согласился он, накрывая её руку своей горячей влажной ладонью. — Ты права.

Повернулась ручка двери, и на пороге появилась бледная, как покойник, Джинни. Её глаза были всё ещё красными от слёз, но она излучала смертельное спокойствие, когда, пройдя мимо груды вещей, взяла свой чемодан и проследовала к выходу. Спустя несколько секунд в комнате появился Гарри. Он бросил на друзей отсутствующий взгляд и сказал, всё ещё смотря в пустоту:

— Я не поеду на вокзал. Не обижайся, Гермиона, — наконец он выдавил виноватую улыбку.

— Ерунда. Незачем устраивать журналистам шоу.

Они долго обнимались на пороге, и Гермиона чувствовала, как всё в ней наполняется такой глубокой тоской, словно она прощается с Гарри навсегда.

— Нам пора, — тихо сказал Рон, и они бесшумно покинули дом.

На вокзале они, скрывшись от вспышек колдоаппаратов в пустом вагоне, обменялись короткими поцелуями. Рон ещё долго не хотел уходить, заглядывая ей в глаза и словно пытаясь что-то сказать, но, кажется, совсем не находил слов и только снова и снова целовал её губы, щёки и лоб.

Раздался первый гудок, и пёстрая толпа на вокзале зашумела сильнее, подражая завыванию северного ветра.

Щёлкнула вспышка, и Драко почувствовал, как костлявые пальцы отца жёстко впиваются в плечо.

— Улыбайся, — процедил Люциус. — Ты похож на мертвеца.

Драко напряг мышцы лица, и вспышки нескольких колдоаппаратов мгновенно увековечили долговязые фигуры отца и сына на фоне вокзального столпотворения. Руки Драко уже заледенели, и он не мог без боли согнуть пальцы. Его тошнило от дурного предчувствия, в глазах рябило от вспышек колдокамер и бледных незнакомых лиц, а голова начинала раскалываться от нарастающего вокруг гула голосов.

— Спасибо, господа, — мистер Малфой пожал руки нескольким журналистам и кивнул на прощание головой. Драко смотрел сквозь воздух и молчал, пока в его голове, вытесняя безрадостные мысли и смешение шумов, не закопошилось нечто инородное. Ощутив, как жар паники подступает к вискам, а ладони мгновенно становятся влажными, он напряг все силы и резко вытолкнул постороннего из своего сознания. Сердце бешено заколотилось внутри груди, заставляя пульсировать всё тело. Показалось, со всех сторон к нему стянулись ненависть и боль, и воздух вокруг почернел и стал таким густым, что вдохнуть было почти невозможно. Малфой резко оглянулся по сторонам, хищно вглядываясь в ничего не значащие лица. Его взгляд схлестнулся с любопытным блеском глаз ребёнка, стоящего поодаль, и тут же заострился, превращаясь в жало. Влажные ледяные пальцы, разгибаясь с колючей болью, нащупали в кармане палочку и с готовностью стиснули её. Ребёнок заплакал.

— Браво, Драко, — Люциус болезненно скривился. — Твои навыки окклюменции в порядке.