Драко не мог отвести взгляда от озарённого золотом лица и едва опомнился, чтобы шепнуть: — Давай.

Цветок плавно упал в гущу зелья и ещё пару секунд держался на поверхности, прежде чем скрыться окончательно. На короткое мгновение мрак завладел пространством и мыслями.

— Оно должно сиять…

Драко почувствовал, как его пальцев, впившихся в поверхность стола, касается влажная горячая ладонь. Он хотел разверзнуть темноту взглядом, хотел, чтобы поблизости вспыхнул пожар и убил его вместе со всплеском горячих импульсов в теле. Но темнота была сурова, и только прерывистое дыхание Грейнджер служило ориентиром в плотной субстанции мрака, окрашивающего тела и взгляды в чёрный. Малфой чувствовал тепло, сковавшее его со всех сторон, как будто он скрылся под мантией, где его не найдёт боль. Рука Грейнджер — слегка подрагивающая, маленькая и почти бесплотная, как у банши, вселяла в него чувство странной светлой тоски. Но ширились секунды, мрак холодел, заражая тепло плоти, и вдруг резкое пламя свечи, как движение клинка, разрезало пространство на две половины, в одной из которых остались ничтожные ошмётки жизни. Она отдёрнула руку, и его кожа омертвела от потери.

— Это какая-то ошибка, — Гермиона повернулась к Слизнорту, и скорбное выражение его лица ввело её в ступор ужаса на несколько долгих мгновений.

— Зелье не приобрело нужного оттенка. Был добавлен дефектный ингредиент, — развёл руками он.

— Но я хранила цветок в соответствии со всеми правилами! — она шагнула вперёд, и яростный взгляд метнулся к котлу с остывающим зельем.

— Очевидно, на него попал солнечный свет.

— Но это не… — эмоции резко схлынули с её лица, на какие-то секунды взгляд обрёл полость.

— Мы можем начать заново. Время ещё есть, — Драко едва заметно повернул голову.

— Разумеется. Но теперь вы не можете рассчитывать на оценку выше семи баллов даже при условии, что зелье будет идеальным, — Слизнорт выглядел так, словно сообщал известие о смерти близкого человека.

— Я уверен, что мисс Грейнджер заслужила доверие и достойна высшего балла.

— Я понимаю, понимаю, — профессор нервно поморщился и сложил руки на груди. — Но бланки зачарованы, и в отчёте зафиксировано слишком много для того, чтобы что-то изменить, — и, отведя взгляд в сторону, добавил: — Мне жаль.

Гермиона слепо скользнула ладонью по столу, нащупала свою книгу и, небрежно закинув её в сумку, вышла из класса. Она ни разу не оглянулась, и не вполне понимала, зачем ей нужно было зрение теперь. Не физическая, но душевная слепота накрыла её помесью из горечи и страха. Она шла вперёд, но не знала, куда направляется. Хогвартс вдруг стал странно опустевшим, как книжные страницы без букв. Сумка съехала с плеча, и Гермиона скинула её, не обратив внимание на звук разбившейся внутри чернильницы.

В коридорах погасли факелы, и она продвигалась в темноте ещё сколько-то метров. Время замерло за плечами, и пространство казалось вакуумом, где обитают только она и пустота. Ворвавшийся в синеющую темноту лестничного пролёта голос заставил её остановиться:

— Гермиона.

— Я знаю, кто это сделал.

— Тебе нужно на свежий воздух.

Он вёл её вперёд и вверх, потом направо. Когда они оказались у подножия Астрономической башни, Гермиона насчитала пять поворотов. Едва занося ноги над разбитыми ступенями, она смотрела на лицо Малфоя и думала, что он спокоен, потому что действительно мёртв.

Они запыхались, поднимаясь по длинной винтовой лестнице, и Гермиона, едва ступив на площадку, опёрлась рукой о перила. Они смотрели в расширяющуюся к горизонту черноту и молчали.

— Тебя примут в любой академии магической Великобритании, — наконец сказал Драко, и Гермиона с ненавистью покосилась на пар, вырвавшийся из его рта вместе со словами.

— Нет, — и сделала несколько быстрых шагов вперёд. — Нет, — повторила чуть громче, чувствуя, как в груди начинает жечь от обиды и ярости. — Я должна была поступить в Пражскую академию волшебства.

— Это высококлассное заведение, но вряд ли единственное в своём роде, — Драко медленно ступил следом.

— Ты не понимаешь! — Гермиона рвано развернулась, и глубокий вдох обжёг её горло и лёгкие ледяным воздухом. — Это была моя цель, я стремилась к ней, начиная с четвёртого курса. И теперь я в руинах из-за ничтожного цветка! — ей показалось, что с минуту на минуту её вырвет обжигающей жёлчью, скопившейся в теле, и она замолчала.

— О, Грейнджер, — он посмотрел на неё со снисходительной жалостью. — Эти руины очень старые, и ни цветок, ни Пражская академия волшебства не имеют к ним никакого отношения.

— Это чушь!

— Можешь продолжать в это верить, если хочешь.

— Нет-нет, Малфой, — она криво изогнула губы, чувствуя в себе силу противостоять ему и вгрызшейся в тело тревожности. — Ты ничего обо мне не знаешь.

— Ты ведь понимаешь, что с тобой что-то не так, — он наклонил голову и прошёлся вокруг неё. — Только не даёшь этому имени.

Гермиона сглотнула и повернулась, почувствовав резкую потребность постоянно держать Драко в поле зрения.

— Однажды ты сказала, что страх перед именем только усиливает страх перед тем, кто его носит, — Малфой остановился, расслабленно откинув голову слегка назад. Грейнджер была такой крошечной теперь, когда наконец упала. — Это так лицемерно с твоей стороны.

— Снова чушь, — Гермиона повела плечами и стиснула в руках края утеплённой мантии.

— Если ты не называешь вещи своими именами, это ещё не значит, что они просто исчезнут. Всё, на что ты закрываешь глаза, по-прежнему с тобой, внутри тебя, и чем больше ты ждёшь, тем острее оно точит зубы.

— Я не понимаю, о чём ты говоришь, — Гермиона отшатнулась, оглянулась по сторонам и сильнее вцепилась в ткань.

— Я говорю о боли. Об утрате. О смерти, наконец.

На пару мгновений она замерла и вдруг осознала, насколько вокруг тихо.

— Всё закончилось, нет смысла об этом думать, — Гермиона отвернулась, поджав дрожащие губы. Драко иронично, но беззлобно хмыкнул.

— Наше прошлое похоже на ампутированную конечность. Оно будет мучать фантомными болями до тех пор, пока мы не примем и не переживём утрату.

— Я её пережила, — процедила сквозь зубы.

— Во времени — может быть, — Драко пожал плечами и отвернулся. — Но мы оба знаем, что эта боль сидит глубоко в тебе. Она пожирает всё, Гермиона, она отбирает кислород.

— Не хочу больше тебя слушать, — она развернулась.

— И снова бегство.

Она не чувствовала ожогов от ледяного воздуха в своём горле около пяти секунд, потому что не дышала. Ночь навалилась на неё почти физической тяжестью, ноги вдруг стали слабыми, как у младенца. В тело вцепился страх, и она вздрогнула, пытаясь отогнать его от себя.

— А от чего бежишь ты? — она обернулась через плечо и гневно сощурила глаза. Драко нахмурился. — Сказал, что Гарри проклял тебя, но это не так!

— Откуда тебе знать? — Драко метнулся в тень, чувствуя, как медленно из его тела ускользает контроль.

— Он подтвердил это. Что с тобой случилось?

Драко зажмурился, отвернулся и вцепился в обледенелые перила. Мороз щипал щёки и подбородок, но в голове было обжигающе горячо от молниеносного движения мыслей.

— Ты не помнишь, — приговором прозвучало среди потоков ветра. Драко тряхнул головой, усиленно цепляясь за то, что считал своими воспоминаниями. — Если не Гарри, то кто сделал это с тобой?! — её крик ударил в лопатки, и Малфой выпрямился, стиснув зубы.

— Я не знаю! — он повернулся и прижал руку к виску. Багрянец медленно протискивался в мысли, чей-то неразборчивый голос в голове начинал нашёптывать нелепицу. Мысли и слова путались, образуя большой запутанный ком, разрывающий черепную коробку.

— Почему ты не выдал нас в ту ночь? — она кричала, чувствуя, как ветер ломает звучание её голоса прямо в полёте.

— Я не знаю, — он помотал головой и направился к лестнице. В локоть впились тонкие пальцы, и он замер, чувствуя, как к гуще слов в голове прибавляются надоевшие до тошноты образы, мучающие его по ночам.