— Мне нужен совет, Джинни, — осторожно выдохнула Гермиона в прохладный сумрачный воздух. В комнате было темно и тихо. — У меня никого здесь не осталось.

— Ты такая не одна.

Гермиона вздрогнула, повернув голову в том направлении, где под пологом уже несколько часов лежала Джинни. Изо дня в день после приезда всё повторялось: Уизли посещала завтрак, уроки, а потом приходила в комнату и, не раздеваясь, ложилась на кровать. Зачастую она пропускала обед и всегда — ужин. Гермиона пыталась поговорить всего несколько раз, но сталкивалась с угрюмым молчанием. Когда в окно стучал филин, Джиневра подрывалась с кровати и, не обуваясь, бежала к окну. Но это всегда были письма от Рона или Молли, и она отправлялась обратно с таким выражением лица, словно переживала всю боль заново, и так раз за разом. Спустя несколько дней Гермиона поняла: большее, что она способна сделать для Джинни, — это принести ей ужин и поставить в изножье кровати.

— Я знаю, что тебе больно, — она прикусила губу, теребя край юбки.

В ответ из темноты донеслось мрачное хмыканье.

— Но мне правда нужен совет друга. Поможешь?

Джинни молчала, и это, очевидно, было согласием.

— Драко Малфой не в себе, — наконец произнесла она и тут же испугалась своих слов. — У него есть странные мысли… насчёт меня. Но он…

— Ты собираешься завести с ним интрижку? — глухо поинтересовалась Джинни, и матрас под ней заскрипел.

— Нет, нет! — Гермиона недовольно поморщилась. — Дослушай, пожалуйста!

Уизли тихо приподнялась на кровати, и на фоне голой стены Гермионе стал виден её тощий силуэт.

— Слизнорт решил выставить итоговый балл по результатам парной работы. Ты знаешь, — Гермиона запнулась, чувствуя, как горечь от повторного осознания врезается в её горло комом, — никто кроме Драко Малфоя не знает зельеварение на «превосходно».

— Оценка? — всего одно слово, прозвучавшее с презрением, заставило Гермиону замереть с открытым ртом.

— Это важно для меня, — она попыталась сказать это ровным голосом, но всё равно почувствовала, как последнее слово задрожало на губах. Гермиона не могла видеть лица Джинни, но была уверена, что та какое-то время смотрела в её сторону.

— Всё в руинах, а ты думаешь о том, как бы получить высший балл? — неприкрытая издёвка в голосе Джинни больно хлестнула по внутренности груди.

— Я хочу поступить в Пражскую академию волшебства, — пояснила Гермиона, не вполне понимая, зачем вообще продолжает разговор. Джинни словно не услышала. Она спустила ноги с кровати, опёршись руками по бокам от себя, и сидела низко сгорбившись около минуты.

— Гермиона, почему ты никогда не плачешь?

Она опешила, открыла было рот, но не нашла, что сказать.

— Все переносят горе по-разному, — Гермиона не хотела, чтобы это прозвучало грубо, но интонация надломилась и искривилась.

— Да, но переносят. Все, кроме тебя.

— Ты говоришь странные вещи, Джинни. Я пойду, — она вскочила на ноги, ощущая в груди извивающееся чувство тревоги. Толкаясь меж рёбер, оно скользило вместе с кровью во все конечности.

— Нельзя делать вид, словно ничего не произошло. Наши жизни разрушены, Гермиона! — Джинни вскочила с кровати и закричала так, словно Грейнджер была очень далеко и докричаться до неё было невыносимо трудно.

Гермиона почувствовала острый приступ тошноты, смешанной с яростью. Воздух в лёгких распух настолько, что стало тяжело дышать, и Гермиона отчаянно выплеснула его из себя:

— Ты преувеличиваешь! — и по языку потёк чистейший яд, неудержимый и горький. — Это твоя жизнь разрушена, и ты продолжаешь оплакивать то, чего уже не вернуть. У меня нет на это времени! — и бросилась к двери, ударяясь об углы мебели. Уже на выходе её остановил тихий, надломленный голос Джинни:

— Рон сказал, что ты разучилась чувствовать. Зря я ему не поверила.

На секунду Гермионе показалось, что она понимает, о чём идёт речь, но короткий вдох соскрёб это ощущение, и уже через пять секунд она неслась прочь из башни.

14

Он посмотрел в окно. Темнеющее небо, в котором не было видно звёзд, заворачивалось в матовые облака и стонало порывами северного ветра. Драко отвернулся и подумал, что умирать лучше в сумерки или ночью.

Он открыл ящик, и склянки в нём пронзительно звякнули. Голубоватые нити воспоминаний тревожно заколыхались под стеклом, и Драко невесело усмехнулся. На краю стола стоял медный поднос с ужином. С презрением взглянув на еду, он смахнул тарелку на пол и с удовлетворением прислушался к тому, как тяжело загрохотала по полу медь. Остался только кубок, наполненный клюквенным морсом.

Драко прислушался к звукам снаружи. Никто и никогда не забредал в заброшенный коридор, но сегодня Малфою казалось, что поблизости кто-то есть. Два раза он открывал дверь и долго-долго смотрел в темноту коридора, надеясь услышать хотя бы один звук чужого присутствия, но темнота глумливо молчала.

Драко взглянул на часы: половина двенадцатого. Прошло ещё две минуты, и Малфой, злобно посмотрев на кусок себя в отражении повёрнутого зеркала, понял: никто не придёт. Он вынул из кармана пузырёк с кровью и, откупорив его, одним движением вылил содержимое в кубок.

Схватив поднос, Малфой медленно переместил его на кровать и опустился рядом. Горло сдавило, и Драко сгорбился, чувствуя, как холодеют кончики пальцев. Наклонившись, он посмотрел в зеркало и увидел, что его двойник испуган. Это заставило Драко испытать тусклое, ленивое злорадство. Он снова выпрямился, расслабил галстук, висящий на шее, и глубоко вдохнул. Воздух был ледяным и металлическим от запаха крови. Кубок обжёг пальцы холодом, когда Драко наконец смог совладать со своей рукой и пошевелить ею. Он поднял его на уровень глаз и замер. Снова прислушался к тишине за дверью, с каждой секундой оттяжки ощущая, как страх ползёт по его ногам и спине. Наконец тишина зазвенела в его ушах. Кубок медленно наклонился, обагрив стенку бархатной полосой крови, и поплыл к губам. Солёный запах ударил в нос, и Малфой поморщился, ощущая, как в горле извивается тошнота. Ещё секунда. Словно перед прыжком, он готовился к резкому старту, но неизвестность пути заставляла его пятиться всё дальше, пока обрыв за чертой разевал пасть всё шире.

Он чувствовал, что заигрывает со смертью, когда кровь прилила к краю кубка и была уже готова сорваться на его обмякший плоский язык. Смерть стучала в набат ударами его сердца, и Драко внимал этой музыке жизни, которую можно услышать лишь перед тем, как она оборвётся, пока не понял, что в ритм врываются инородные звуки. Он открыл глаза и прислушался. Несколько нетерпеливых ударов по рассохшейся древесине его двери повторились.

Кубок ударился об пол, когда Малфой с силой и отвращением отшвырнул его на пути к порогу. Медь всё ещё звенела, переплетаясь с тишиной и запахом пыли и крови, когда он распахнул дверь и замер, ощущая, что всё его тело — сплошная дрожь.

— Я согласна.

Она куталась в мантию и неуютно ёжилась, с опаской оглядываясь по сторонам. Острый подбородок, выглядывающий из-под капюшона, слегка подрагивал — Гермиона кусала губы.

— Прости? — он смотрел на неё, наполненную жизнью и кровяным теплом, и комната позади казалась древним гнилым склепом. Поспешно шагнув за порог, он закрыл дверь и почувствовал, что может снова дышать.

— Задание Слизнорта, — раздражённо пояснила Грейнджер и нервно заправила волосы за ухо. На ней были серебряные серёжки в форме звёзд, и Драко подумал, что его бледное ночное небо сегодня не было обречено. — Мне нужен высший балл.

— О, — он кивнул, неосознанно склоняясь ниже. — Значит, ты согласна?

Грейнджер сердито скинула капюшон и посмотрела на него со злобным выражением.

— Мне стоит повторить это ещё десять раз?

— Нет, нет, — он заворожённо наблюдал, как заостряются уголки её бровей.

— Но есть условия, Малфой, — она грозно выставила перед ним указательный палец. — Ты не должен делать ничего странного.

— Конечно.

— Ты не тронешь меня и никогда не заставишь пожалеть о том, что я согласилась.