Чернокожий положил очки без линз на стол и глянул мне прямо в глаза. Я принял правила игры, не отводя взгляда. Даже не знаю, насколько сильно затянулись наши «гляделки», время словно перестало существовать для нас обоих. Остались только чёрные как ночь зрачки. Тёмные-тёмные, такие, в которых можно утонуть, как в омуте.
Тьма, тьма, тьма… Вспышка!
Чёрная дыра перед глазами превратилась в чёрную луну с характерным усталым лицом. А потом луна длинными пальцами помассировала переносицу и надела очки в золотой оправе, превратившись в чернокожее лицо Бовуа.
— Очень странно, — произнёс он, потирая угол глаза, не снимая оправы. — Твои лоа сопротивляются вражеской магии, но она намного сильней. Вокруг твоей головы просто клубятся чёрные лоа, они хохочут и поют на языке сидхе. Скверные, очень скверные лоа, изменённые эльфами в угоду своей расе.
— И чем это мне грозит? — поинтересовался я и, услышав свой хриплый, прямо как после выхода из состояния «ложной смерти» голос, внутренне содрогнулся.
— Внутри тебя идёт война, очень жестокая и совершенно невидимая для тебя. Даже я могу смотреть на неё без опаски лишь краем глаза.
— И кто одерживает верх?
— Твои лоа сильней, они изменены так, чтобы бороться с чуждой магией. Но тот, кто заклял тебя, весьма могучий колдун, и сколько времени уйдёт на восстановление твоей памяти, я не могу даже примерно прикинуть.
— Всё это очень увлекательно, спасибо, но какое отношение твои слова имеют к моему делу? Ты посмотрел на меня, и каков вердикт — поможешь найти Дюрана?
— У тебя в памяти дыра, — загнул один палец Бовуа, — над тобой поработал сильный эльфийский колдун, — за мизинцем к ладони прижался безымянный палец, — ты ищешь весьма непростого человека в непростые для него времена, — за двумя пальцами последовал средний. — Знаешь что. Я могу найти Дюрана, но прежде чем организовать вашу встречу, спрошу у него, хочет ли он видеть тебя.
— А мне ждать его решения у вас в гостях?
В моём голосе почти не было вопросительных интонаций.
— Судя по тому, что ты ходишь без носков, зато с пистолетом и парой запасных магазинов, — усмехнулся из своего кресла Лобенак, — у тебя тоже далеко не самые простые времена.
Логика орка-адвоката была железной — спорить с ним было попросту бессмысленно.
— Вы мне еды обещали, — напомнил я, — и бурбон.
Честно сказать, я ещё не наелся — после «ложной смерти» у меня всегда был просто зверский аппетит.
Орк с чернокожим бокором — или хунганом, или кем там был Бовуа — ушли, но обещание сдержали. Вскоре ко мне в комнатку вошла легко одетая креолка, в которой явно была намешана кровь белой и чёрной, да ещё и орочьей рас, что дало весьма любопытный и очень привлекательный результат. Продемонстрировав в улыбке длинные клыки, она поставила на стол передо мной поднос с едой из бистро с первого этажа и непочатую бутылку хорошего бурбона. Ко всему этому прилагался один стакан, намекающий, что остаться у меня девушка не может.
— Может, вернёшься со вторым стаканом? — всё же рискнул поинтересоваться я: кое-какие желания после выхода из «ложной смерти» заглушали даже чувство голода. Организм, заступивший за последнюю черту, отчаянно желал продолжить род.
— Mwen pa kapab, — покачала головой девица и перевела со своего наречия на ломаный розалийский. — Я не мочь. Не можно. Запрет.
— Понимаю, — кивнул я. — Как же нам да без запретов.
Девица улыбнулась, мне показалось, чуть расстроенно, и вышла. В замочной скважине проскрежетал ключ, как и в тот раз, когда уходили Бовуа с Лобенаком. Я же рассудил, что раз с девушкой ничего не получилось, стоит отдать должное еде и бурбону. Когда же желудок мой приятно наполнился, а в голове зашумело от выпитого, я понял, что не помню, когда курил в прошлый раз. Надо было попросить ещё и сигарет, но эта вялая мысль тонула в вязком болоте навалившейся расслабленности. Не думаю, что мне что-то подмешали в еду или спиртное, просто организм требовал отдыха после всех выпавших на мою долю приключений. А «ложная смерть» — весьма паршивый отдых, вот меня и потянуло в сон, как только я наелся, да ещё и приправил еду парой стаканов неразбавленного бурбона.
Я снял туфли, закинул пиджак на спинку дивана и, как был босиком, улёгся на диван, накрыв лицо шляпой. Подниматься и искать выключатель сил уже не осталось. Правая рука привычно нырнула под мышку, два пальца легли на рукоять пистолета. Если что, выхвачу его, прежде чем проснусь окончательно.
Почти так и произошло, когда в замке снова заскрежетал ключ. Окончательно пробудившись и скинув с себя сонную одурь, я обнаружил себя сидящим на диване с «Мастерсон-Нольтом» в руке. Ствол смотрел прямо в дверной проём.
— Вот сразу видно, что это мой ротный, — раздался знакомый голос, и в комнату, совершенно не опасаясь оружия, смотрящего ему прямо в грудь, вошёл Эмиль Дюран. — От фронтовых привычек не избавиться никак.
— Скажи ещё, что садишься спиной к дверям и окнам, — буркнул я сиплым со сна голосом, убирая пистолет в кобуру. С предохранителя, впрочем, снимать его не стал.
— Ты тут, гляжу, неплохо устроился, ротный, — сев напротив меня, сказал Дюран. Он взял в руки бутылку бурбона и без церемоний наполнил единственный стакан, тут же сделав хороший глоток. — Интересно у нас с тобой выходит: то ты меня с того света встречаешь, теперь я тебя.
— Помнить бы ещё всё это интересное, — пожал плечами я.
В комнату вошёл Бовуа со второй бутылкой бурбона и парой чистых стаканов. Лобенаку места уже не нашлось, и он прикрыл дверь с той стороны, оставшись в компании легко одетых девиц. Уж ему-то вряд ли кто из них скажет «Mwen pa kapab» — здоровяку-орку много чего можно и мало какие запреты распространяются на него.
Я отбросил дурацкие мысли и вернулся к делу.
— Меня подставляют, Дюран, — сказал я, с благодарностью принимая у Бовуа полный стакан бурбона. — Очень оперативно, хотя и некрасиво, грубо работают.
Я быстро пересказал всё, что помню из последних дней, закончив побегом из полицейского участка сразу по выходе из состояния «ложной смерти». Конечно, изменения в моём организме были государственной и военной тайной, вот только Дюран и сам прошёл через подобное, а Бовуа видел слишком много. Да и вряд ли кто-то сумеет повторить нечто, хотя бы отдалённо похожее на эксперименты над нами.
— Эльфийский стиль, — кивнул мой бывший взводный. — Они считают нас безмозглыми лысыми обезьянами, не способными противостоять их разведке. Может быть, когда-то давным-давно это и было так, но теперь всё изменилось. Ты явно узнал нечто важное, раз с тобой поступили так грубо. Подставили, кстати, дважды. Ещё одна женщина найдена зарезанной тем же самым ножом, и в её комнате отыскали твоё удостоверение детектива агентства «Континенталь». Робишо рвёт и мечет, подключил к делу лучшие кадры, так что скажи спасибо Бовуа, что спрятал тебя здесь. К нему ни полиция, ни твои бывшие коллеги точно не сунутся.
Слух резануло словосочетание «бывшие коллеги», но я нашёл в себе силы отсалютовать чернокожему хунгану — или бокору — стаканом с бурбоном. Бовуа ответил тем же жестом.
— Ты сумеешь вернуть мне память? — спросил я у Бовуа, но тот в ответ лишь покачал головой.
— Колдун, работавший над тобой, слишком силён для меня. Я только краем глаза глянул на драку лоа, и видишь, что случилось. — Он сдвинул оправу на переносицу и подался вперёд, оттянув нижнее веко — левый глаз чернокожего был покрыт тонкой сеточкой лопнувших сосудов. Что интересно, когда он носил очки без линз, я этого не замечал. — Если сунусь дальше, у меня голова разлетится на куски, как перезрелый арбуз.
Он откинулся обратно и сделал большой глоток бурбона. Наверное, чтобы отогнать неприятные мысли о разлетающейся на куски голове.
— Но в «Беззаботном городе» есть люди сильнее тебя, верно?
Вопрос был на грани бестактности, но я ещё сутки назад валялся в состоянии «ложной смерти», а это не добавляет такта.
— Есть, — кивнул Бовуа, — но никто не возьмётся за тебя. Всем жить хочется. Поверь, я не самый слабый бокор в «Беззаботном городе», тех, кто сильнее меня, можно пересчитать по пальцам одной руки. Чтобы справиться с изменёнными лоа в твоей голове, надо ехать на нашу родину, только там живут по-настоящему могучие хунганы.
