Так оно и вышло — не минуло и десяти минут напряжённого молчания, пока я караулил ажана и его сообщницу, изо всех сил стараясь не уронить пистолет, как на лестнице застучали тяжёлые армейские ботинки, и в коридор ворвались трое астрийских солдат с пистолет-пулемётами «Ригель» в руках.

— Всем замереть! — рявкнул на розалийском с сильным акцентом командовавший ими унтер. — Кто дёрнется, получит пять пуль! Ты, — теперь он обращался персонально ко мне, — пистолет на пол, если жизнь дорога!

Я с облегчением отпустил рукоять — и оружие упало на ковёр. Руки распухли настолько, что я их почти не чувствовал и боялся уронить его до прибытия астрийцев.

— Приятель, давай теперь к этим двум, — повёл стволом «Ригеля» унтер. — Пускай начальство разбирается с вами.

Я просто сел на пол, откинувшись головой на стену, пистолет толкнул ногой к унтеру, чтобы у того не было соблазна прикончить меня. Возражать астриец не стал. Я же откинулся головой на прохладную, оклеенную дорогими обоями стену, и понял, что мне отчаянно хочется закурить. Давно уже не было этого желания — я считал, что сумел победить эту привычку. А вот нет, теперь при первой возможности затянусь горьковатым табачным дымом.

Не скажу, что ненавижу свой мундир, даже не понимаю тех, кто может испытывать чувства к хорошо скроенному отрезу не самой дешёвой материи. Кажется, в своё время, когда я только попал на фронт, он для меня что-то значил, однако очень быстро все иллюзии пропали — их сожрала война вместе с большим куском моей души. Вот и сейчас я без лишних эмоций оделся в парадный мундир, чтобы предстать перед мадам дипломатессой в лучшем виде. Все костюмы мои можно было в лучшем случае назвать видавшими виды, для частного детектива сойдут, а вот для аудиенции у чиновницы высокого ранга — уже нет. Отказать мадам дипломатессе, той самой даме, что устроила разнос в особняке покойного астрийского атташе, я не решился. Она могла доставить мне такие неприятности, что никакое военное прошлое, а также былые и недавние заслуги не спасут. Да и чего мне бояться встречи с ней? Глупости.

Одеваться в вычищенный и отглаженный мундир пришлось куда дольше, чем обычно. Застёгивать распухшими и плохо отзывающимися пальцами все его многочисленные крючки и пуговицы было жутким мучением. Я трижды проклял своё желание выглядеть прилично на аудиенции у мадам дипломатессы, а заодно помянул недобрым словом тех, кто отказывается менять мундиры уже больше сотни лет, сохранив их во всём архаичном пафосе и нелепости. Хорошо хоть, я служил в таком подразделении, где вместо киверов носили кепи даже при парадных мундирах.

До аудиенции ещё было время, и мы с командантом Сенешалем, которого тоже вызвала к себе мадам дипломатесса, курили рядом с массивным зданием, где её ведомство занимало целый этаж. В прежние времена представительство министерства иностранных дел занимало бы отдельный дом, однако теперь оно не могло себе этого позволить. Земля в нашем урбе была слишком дорога, и даже самым важным чиновникам приходилось ужиматься.

Я с удовольствием затянулся «шевиньоном» — такие выдавали только лётчикам, потому что делали на тех же заводах, что патроны к их пулемётам и снаряды к авиапушкам. Одни из лучших, что можно было достать на фронте, и именно к ним я пристрастился во время войны. Горьковатый дым от не самого лучшего табака заполнил лёгкие, отозвался в них неприятным покалыванием, на которое я не обратил внимания. Куривший куда более дорогие «житан» и предложивший мне одну Сенешаль смотрел на меня с удивлением.

— Эта привычка ещё с фронта, — объяснил я свой отказ. — Если сигареты, то только «шевиньон».

Сенешаль пожал плечами и растёр окурок о край урны, прежде чем выкинуть его. Я затянулся напоследок и выбросил свой туда же. Оттягивать неизбежное было глупостью, и мы с Сенешалем отлично понимали это.

Кабинет мадам дипломатессы оказался самым обычным. Небольшой портрет молодой королевы Анны на стене за спиной — наша правительница глядела строгим взором на все входящих. На других стенах развешаны бережно укрытые под стекло фотографии неулыбчивых женщин в форме и пара панорамных снимков перепаханных артиллерией мест сражений. Кое-какие я узнал. Сама хозяйка кабинета сидела за массивным, обитым синим сукном столом. Вместо удобного кресла она выбрала обычный стул с высокой спинкой, точно такие же предназначались для гостей. Правда, нам с Сенешалем присесть она не предложила. Мадам дипломатесса была одета в деловой костюм, но на сей раз без символического кинжала на поясе. Над левым карманом, откуда торчал уголок идеально белого носового платка, я заметил орденскую планку. В прошлый раз она ограничилась только орденом Розы, но теперь я понял, что мадам дипломатесса была награждена ещё несколькими столь же значимыми орденами.

Суровым и практически лишённым эмоций лицом мадам дипломатесса напоминала монахиню. Волосы, как и в прошлый раз, она собрала в строгую причёску.

— Вы понимаете, что натворили? — Приветствия у людей её ранга были не в чести, по крайней мере, к тем, кого они считали ниже себя по статусу. — Столько десяток эльфийских шпионов не наделает за один день, сколько вы сумели. Выставить убийцей военного атташе наших союзников кого? Банальных грабителей! — Она, даже повышая тон, умудрялась говорить негромко. — Кто они вообще такие?

Вряд ли развёрнутый ответ, который дал ей Сенешаль, понравился мадам дипломатессе.

— Она — бывшая «мстящая вдова» из полка «Разящих плакальщиц» полковницы Кригель-Вальримон. Была на хорошем счету во время войны, но после её вынудили покинуть полк из-за промискуитета и нескольких абортов. Не нашла себя в мирной жизни и зарабатывала себе на хлеб проституцией. В это время её и нашёл ажан — тоже ветеран войны, неудовлетворённый своим местом. Он спал с ней и был её сутенёром, однако в скором времени она сумела подбить его на первое совместное преступление. Вместе они ограбили богатого адвоката — тот не стал подавать заявление в полицию по понятным причинам.

Конечно не стал, а кто из приличных с виду людей на месте ограбленного адвоката побежал бы в полицию? Он пригласил проститутку к себе домой, само собой, не уличную девицу, однако это никак не оправдывает почтенного отца семейства. Предай адвокат огласке детали ограбления — и мигом лишился бы практики и семьи заодно.

— После этого ими было совершено ещё несколько преступлений похожего толка. Все по одной схеме. Богатый и приличный член общества приглашал к себе её, она громко кричала во время…

Сенешаль споткнулся на этом месте, прикидывая, как бы поприличнее описать то, что происходило между женщиной и жертвой ограбления. Однако мадам дипломатесса подстегнула его короткой репликой, будто кнутом.

— Я давно совершеннолетняя и была замужем. Мне отлично известно, чем мужчина и женщина занимаются в койке. Продолжайте.

— …во время соития. Он стучался в дверь примерно через полчаса, якобы вызванный обеспокоенными шумом соседями. После они вместе вязали жертву и быстро грабили квартиру.

— Но почему они с адвокатов и прочих приличных членов общества переключились на военного атташе Астрии?

— Несмотря на то, что ограбления замалчивались жертвами, по району поползли слухи. Преступники поняли, ещё немного — и станет ясно, кто стоит за всем. И решили сорвать большой куш. Тем более что астрийский дипломат отличался любвеобильностью, о чём знали многие. Конечно, граф Хоттек был человеком осторожным и никогда прежде не водил дам к себе домой, однако ей каким-то образом удалось влюбить его в себя настолько, что он изменил этому правилу.

— Я видела её, — пожала плечами мадам дипломатесса, — ничего особенного. Не уродка, но астрийский атташе мог позволить себе и более эффектную красотку.

— Всё дело в ненависти, — вместо Сенешаля ответил я. Я тоже присутствовал на допросах, где оба преступника и не думали запираться. Они просто поливали жандармских следователей подробностями преступлений, будто помоями из ведра. Их слова был полны ненависти и презрения к своим жертвам — ведь ни один из них не обратился в полицию, опасаясь разрушить свою репутацию. — Атташе был эффектным, богатым мужчиной, и все прежние дамы, с которыми он спал, сами прыгали к нему в койку. Из-за подарков, что он дарил, или просто из желания досадить скучному мужу, а может, покупались на гусарскую внешность и лихие замашки графа. Но она не из таких. Ему пришлось самому побегать за ней, он видел, что она испытывает к нему по-настоящему сильные чувства. Думал, может быть, что любит, а может, просто щекотал так себе нервы.