— Разгильдяи, — почти выплюнул командант, подходя к часовым.

Он протянул им документы, разрешающие нам входить в особняк. Те недолго изучали бумаги и пропустили нас.

Внутри особняк оказался практически роскошным — в нём не было и следа того, что сейчас принято называть былым величием. Астрия раскошелилась на самую лучшую обстановку для своего военного атташе. Ковровая дорожка на полу, вазы на тумбах у стен, банкетки для посетителей. Ручки из позолоченного металла без следов потёртостей — за этим явно пристально следят. У лестниц и дверей дежурили астрийские солдаты с чёрными повязками на рукавах, вооружённые пистолет-пулемётами Ригеля с короткими прямыми магазинами. Я помню, какой ужас они наводили в траншеях в первые недели после появления на фронте. Мы тогда думали, что ещё немного — и конец войне, но нет, так легко она заканчиваться не хотела. Ещё не напилась крови.

Нас троих беспрепятственно пропустили на второй этаж, в спальню атташе. Первое, что бросилось мне в глаза, — это идеальный порядок и покойник, лежащий в постели со сложенными на груди руками. Я без церемоний прошёл по недавно натёртому полу прямо к телу и глянул на него.

— И что же, — обернулся я к подошедшему команданту, — его так и нашли?

— Нам сообщили, что да, — кивнул тот, явно смущённый увиденным. — Я сам на месте преступления ещё не был, первым делом отправился в «Континенталь».

У дверей спальни показался слуга, попытавшийся закрыть их за нами, но я остановил его жестом.

— Милейший, ты кто будешь?

— Личный слуга господина покойного атташе, — выдал он, явно напуганный тем, что им заинтересовались.

— Подойди сюда и дверь за собой прикрой, — велел я, и слуга, привыкший делать, что говорят, подошёл. — Ты скажи, как хозяина нашли?

— Вот так, как есть, и нашли, — выпалил слуга, явно наученный кем-то, что надо говорить.

— Значит, военный атташе, — подключился командант, — так и спал в вицмундире и при орденах, как персонаж из анекдота про астрийцев? Ты кому врать вздумал?! — заорал он во всё горло. — На Иль-де-Салю захотел?!

Одного упоминания Иль-де-Салю — каторжного острова в Африканских колониях, откуда никто не возвращался, — хватило, чтобы слуга побелел как полотно. Челюсть его задрожала, по лицу обильно потёк пот, пальцы нервно теребили край ливреи.

— Отвечай честно, и всё обойдётся, — примерив на себя шкуру доброго полицейского, заверил я его. — Как нашли хозяина?

— В одной исподней рубахе, — быстро залепетал слуга, перед мысленным взором которого, наверное, уже проносились видения каторги на Иль-де-Салю, — лежал он наоборот, ногами к стене, стало быть.

— А в спальне что же, такой порядок и был?

— Да почти что. Разве только пропало что.

— Что именно?

— Дозвольте пройти, так оно лучше вспоминается.

Я махнул слуге, и тот принялся обходить спальню, где-то останавливаясь и поясняя:

— Вот тут часы стояли, невеликие размером, но дорогущие. Настоящий «Жаке-Дро», с клеймом. Здесь вот, в ящичке, хозяин табакерку держал с вензелем. А вон туда всегда бумажник клал, обыкновенно-то он стол запирал, да его взломали и вытащили всё оттуда.

Слуга для наглядности открыл взломанные ящики письменного стола, и на дне одного что-то блеснуло золотом. Лейтенант жандармов вынул из него небольшого размера золотую монетку.

— Золотой хагенсталлер, — доложил он, передавая монету команданту.

Я взял её у жандарма и осмотрел вслед за ним.

— Довоенный, — сказал командант. — В таких золото водилось в приличном количестве.

До войны хагенсталлеры — золотые монеты, которые чеканил астрийский двор, — были чем-то вроде международной валюты не только в Священном союзе, но и по всей Аурее. Когда валютные курсы и экономические взаимоотношения стран запутывались, именно эти монеты, в которых и в самом деле было прилично золота, становились мерилом. В них оценивали товары и услуги почти все развитые страны континента. Даже альбийцы, гордившиеся своей национальной валютой, не гнушались ставить цены в хагенсталлерах для лучшего понимания.

Я вернул монету жандарму, ничего интересного в ней не было. У астрийского военного атташе они уж точно должны водиться в приличном количестве.

— Разрешите доложить, — вдруг молодцевато салютовал команданту лейтенант, продолжавший следовать за слугой по спальне. — Вот этот шкаф носит следы попыток вскрытия.

Командант отошёл от кровати и направился к подозрительному шкафу, а я, воспользовавшись случаем, склонился над телом покойного атташе. Ещё только в первый раз взглянув на него, я заметил кое-что, и сейчас хотел проверить свою догадку. И точно — под жёстким воротничком вицмундира обнаружилась синюшная полоса странгуляционной борозды. Такие же украшали оба запястья атташе, выходит, он был привязан к кровати и задушен. Жестоко с ним обошлись.

— Что ты там застрял? — обернулся командант, заметив моё отсутствие. — Здесь всё куда интересней.

Я подошёл к массивному комоду «под старину», переднюю крышку которого покрывала целая паутина царапин разной глубины.

— Его целенаправленно ломали, но не смогли ничего сделать, — доложил и без того очевидный факт лейтенант.

— И не смогли бы без специального оборудования или ключа, — ответил я. — Это вандерплойговский сейф с декором под комод.

Я подцепил пальцами почти отошедший кусок обшивки и оторвал его — и так внешняя панель безнадёжно испорчена. Из-под дерева показалась листовая сталь.

— Если бы его сумели вскрыть без ключа, то концерн «Ван дер Плойг» вернул бы деньги и забрал себе сейф для изучения. Такой даже алхимическим динамитом не возьмёшь. Конечно, если нужно сохранить содержимое.

— Значит, это хранилище секретов астрийского военного атташе. — Взгляд команданта стал плотоядным.

— Вы же не из разведки, командант, — усмехнулся я. — Да и стоит ли…

Он кивнул в ответ, соглашаясь с моими словами. Пытаться выкрасть сейф из переполненного астрийскими солдатами особняка — явно не лучшая идея.

— Значит, — вернулся к делу жандарм, — убийство пытались прикрыть банальным грабежом. Стащили ценные, но лёгкие вещи, так что вроде и грамотно, но военных атташе так просто не убивают. И этот сейф их обличает полностью.

А я вот в этом очень сильно сомневался.

— Любезный, а при тебе хозяин комод отпирал? — спросил я у слуги.

— Отпирал, было такое, — закивал тот. — Только всегда ключик от него первый секретарь консульства, барон Рор фон Дента приносил. Он у него хранится — протокол таков.

— И что в сейфе? — поторопил его командант.

— Ну бумаги оттуда они редко доставали, деньги в основном. Вот такие, как в столе нашли. Монеты золотые.

— Неподотчётный фонд, — сделал вполне логичный вывод я. — Вряд ли атташе хранил серьёзные документы у себя дома, зачем ему? Он разве дома работал с бумагами?

— Никак нет, — быстро понял, что вопрос адресовался ему, слуга и замотал для верности головой. — Хозяин у себя на дому даже дамочек обыкновенно не привечал, всё к ним ездил или апартаменты снимал. Говорил, что дом — это как храм, сюда ничего снаружи тащить не следует.

— Вот видите, трудоголиком покойный не был, значит, документов, ради которых стоит держать вандерплойговский сейф, у него не было. Да и процедура работы с неподотчётными фондами по всему Священному альянсу отличается только в деталях. Они хранятся не в посольстве или консульстве, дабы не привлекать внимания. А чтобы у хранителя фондов не было лишних соблазнов распорядиться ими по своему желанию, ключ хранится у другого человека. И этот человек ведёт учёт расхода денег.

Слова слуги насчёт дамочек я вроде бы пропустил мимо ушей, но решил позже поговорить с ним или с кем-нибудь ещё из прислуги об этом. Очень уж одна деталь в реплике слуги меня зацепила, но тут надо работать тоньше. Спросишь в лоб — он замкнётся, а за язык не потянешь, нечем его прижать. И когда дело будет касаться репутации покойного хозяина, даже грозные окрики команданта могут только навредить. Замкнётся в себе слуга, и после из него правду клещами не вытянешь.