Сквозь мутную пелену, застилавшую глаза, я оглядел комнату, словно оказался здесь впервые. Мои вещи валялись вперемешку с мамиными; ее портрет по-прежнему стоял на тумбе возле кровати, но я был так занят и так вымотан в последнее время, что перестал его замечать. И небольшая аккуратная ваза рядом — ее прах. Я схватил его, прижал к себе и неожиданно для самого себя разрыдался. Оно вырвалось само, а я сидел и ничего не мог поделать: руки дрожали, слёзы лились ручьём, а в груди словно разверзлась едва затянувшаяся рана, и она дико, невыносимо болела. Я прижимал к себе урну, словно пытался заткнуть ею эту рану, и хрипло шептал о том, как мне ее не хватает и как, черт возьми, мне было одиноко в этом новом мире!
Через какое-то время, окончательно обессилев, я и уснул — в слезах, соплях и в бесконечной жалости к самому себе.
— Алиссен, мне правда так стремно от того, что случилось в клубе! — Дэниел виновато ерзал на сиденье. — Знал бы, что Роб принесет с собой эту дрянь, не стал бы тебя с собой тащить. Сильно тебе досталось?
— Выжил, как видишь, — я невесело усмехнулся. Досталось мне в ту ночь будь здоров, только не в том смысле, в каком он спрашивал. Мы сидели в уютной китайской кафешке и ждали свой заказ. Сообщению от Дэниела я удивился, но был ему очень рад — особенно когда тот пригласил отведать какую-то дико острую китайскую лапшу.
— Понимаешь, Роб решил, что это ты донёс копам на нас, — понизив голос, продолжил Дэнни. — А тебя, типа, забрали с нами для прикрытия…
— Какой бред, — проворчал я. — Во сне я, что ли, им доносил? Меня вырубило почти сразу же.
— Да понимаю, что бред! — горячо согласился Дэнни. — Только мы же все пьяные были, да ещё и под кайфом не особенно соображали.
— Ладно, забей, Дэн, — я вяло пихнул его в плечо. — Все это уже в прошлом. Как там у тебя дела с Адель?
Тот покраснел и принялся усиленно чесать затылок, глядя куда-то в сторону.
— Не отвечай, если не хочешь, — прибавил я. — Я просто спросил.
— Да не, не в этом дело… Она спрашивала меня о тебе пару раз.
— Да ладно? Вот черт.
— И отец спрашивал. Мне влетело за тот раз… а потом за то, что я ничего ему про тебя не сказал.
— Почему? Какая ему разница?
— Не знаю, — пожал плечами Дэнни. — Может, по старой дружбе с твоей мамой. Моя вот каждый раз бесится, когда он упоминает Лиану Майер. Такое ощущение, что ревнует.
— Забавно, я вот от своей ничего о твоём отце не слышал. А что он говорит об этой всей протестной движухе?
Дэниел неопределенно махнул рукой.
— Говорит, что в любом обществе всегда найдутся недовольные. Колонии всего несколько лет, понятное дело, что отдельные слои населения будут неудовлетворены. Сенат выслушает представителей профсоюзов, открыты пункты приёма горожан. Каждый может оставить жалобу и получить на неё ответ.
— Дэн, я работаю в полицейском участке и много чего слышу. То, что творилось, не похоже на выслушивание граждан — скорее на затыкание ртов.
Тот лишь пожал плечами, типа, «за что купил, за то и продаю».
Подошёл официант и вручил нам по огромной миске лапши. Я открыл крышку, и в лёгкие проник необычный пряный аромат. Рот тут же наполнился слюной, а вот желудок как-то подозрительно сжался, и к горлу подступил ком.
— Все нормально? — спросил Дэнни, покосившись на меня. Его губы уже были вымазаны коричневатым соусом, и я вдруг понял, что мне срочно нужно бежать в туалет.
— Я сейчас вернусь, — выдохнул я и, стукнувшись об угол стола, выбежал из зала.
Спустя несколько минут, умытый и с дрожащими от слабости коленями, я вернулся за столик.
— Алиссен, что с тобой? — спросил Дэниел с непривычной для него серьёзностью.
— Жрать хочу, — раздраженно ответил я, разрывая пакетик с палочками.
— А я подумал, что от вида еды тебе стало плохо… Без обид, но выглядишь ты неважно. И вообще… — он совсем смутился и речь свою произносил, гипнотизируя тарелку. — Ты изменился за то время, что мы не виделись.
— Да ну? — я мрачно жевал лапшу. Было неплохо, невзирая на то, что мой пустой желудок пару минут назад вывернуло наизнанку в туалете. Пожалуй, больше не стоило доводить себя до такого голода. Дэнни же не унимался и продолжал гнуть свое.
— Грустный какой-то стал и бледный. Раньше казался более… уверенным в себе, что ли. Вот я и подумал, вдруг что-то случилось. Влюбился, например?
Я застыл с поднесёнными ко рту палочками. Такой проницательности от этого парня я ожидал меньше всего. И очень не хотелось выглядеть перед ним слабаком. Но, кажется, уже поздно. Наверное, я действительно сдал за последнее время, если это так уж бросается в глаза. А надевать на себя маску самоуверенности становилось все сложнее и сложнее, когда тот, о ком ты день и ночь думаешь, совсем тебя не замечает. И, к тому же, перестал появляться на работе. Я даже слышал, как лейтенант Рамирес говорил об увольнении сержанта Крюгера, если тот в ближайшее время не объявится. А ещё я боялся, что с ним что-то случилось: например, попался на растерзание толпе протестующих… Но в последние дни в Городе царило затишье — в отличие от моей души.
— Угадал, — Дэнни авторитетно кивнул головой.
Я устало прикрыл глаза и нехотя подтвердил его догадку.
— Угадал.
«Бум-м-м!»
Снаружи вдруг что-то оглушительно громыхнуло. Стёкла в окнах угрожающе загудели, за соседним столиком испуганно вскрикнула женщина.
— Это что было? — округлил глаза Дэн.
— Похоже на взрыв, — сказал я, напряжённо всматриваясь в даль освещённой неоновым светом улицы. Ни черта не было видно: только испуганные люди, в панике оглядывающиеся по сторонам. В ту же секунду раздался ещё один хлопок, и окно над нашими головами лопнуло.
— Алиссен! — крикнул в испуге Дэниел, когда я на каком-то инстинкте отпихнул его от обрушившейся на сиденье стеклянной массы. Кричали посетители, кто-то кинулся на пол и забился под столы. Я, схватив приятеля за руку, бросился из ресторанчика прочь на улицу, которая вдруг резко опустела — но это было обманчивым впечатлением, потому что бродившие по ней до этого люди кинулись прятаться к зданиям и жались к деревьям, не понимая, с какой стороны ждать угрозу.
Откуда-то с соседнего квартала доносился нестройный гул тысяч голосов, хлопки и взрывы. Натужно выли сирены.
— Что происходит? — прошептал я, озираясь. Сзади сдавленно ойкнул Дэниел: кажется, я слишком сильно сжал его руку.
— О, извини, — я поспешно отпустил его, и он тоже бросился к дереву, к кучке других испуганных людей. Любопытство или интуиция потянула меня вглубь, в Центр, к Сенатской площади, откуда и слышался шум.
— Куда ты? — окликнул меня Дэниел, но я не стал оборачиваться в надежде, что у того хватит мозгов сесть в машину и поехать домой. Ведомый непонятным чувством, словно мотылёк к фонарю, я направился к площади, обходя припаркованные машины и осторожно выглядывающих отовсюду людей.
— Что там творится? Кто-нибудь знает?
— Мария! Мари-и-ия!..
— Митинг какой-то… Только народу в этот раз — тьма. Половина города на площади, не иначе!
— Ребят, я иду! Вы с нами?
— Мария!!!
— Началось…
— Слышали, как жахнуло?! Все стёкла повылетали! Кому ущерб предъявлять?
— Может, сейчас, наконец, Сенат зашевелится…
Меня толкали, оббегали, пытались оттеснить; но я всё-таки попал к Сенатской площади и открыл рот, едва осознав масштаб увиденного.
Тысячи… нет, десятки тысяч горожан столпились на огромной площади перед зданием Сената, толпа гудела и качалась, над головами летали беспилотники, светили ввысь прожекторы и надсадно ревели усилители. Творился какой-то неописуемый хаос.
— …обманывали нас! Преступный захват власти! Они нам — не нужны!
Толпа взревела.
— Не нужны!
Снова рёв тысяч голосов.
Я завертелся, с высоты своего скромного роста пытаясь сориентироваться в пространстве и разглядеть, откуда доносился голос оратора. Гигантский экран в углу площади замерцал и вдруг загорелся. На нем высветилась самодельная сцена с трибуной, подсвеченная несколькими прожекторами. Изображение было нестабильным, мигающим, и я догадался, что управление экраном перехватили только что дистанционно, вероятно, сами протестующие. На трибуне стояли несколько человек в штатском, один из них надрывался, выкрикивая слова, которые охотно подхватывала толпа. А подле оратора, сурово оглядывая толпу, стоял… Фритц! Сердце мое болезненно ухнуло куда-то вниз, я одновременно испытал какое-то облегчение и ужас. Черт возьми, что ты там делаешь, Фритц?!