– Армию? – ухмыльнулся Тарш. – Это из таких, как ты? Ты умеешь обращаться с оружием?

– Нет, господин. – едкое замечание хозяина поставило раба на место. Он встал с кушетки и поклонился.

– Прости, я не хотел тебя обидеть. – это «прости» вернуло всё назад. Касис, окрылённый таким отношением, снова принялся откровенничать.

– Сокровищница его полна золота и драгоценных камней. – нараспев восхвалял богатство Амдэроеша раб. – Он богаче самого Иштумегу. – но тут Касис сменил тон на более скептический. – Только думаю, враньё это.

– С чего ты решил? – улыбнулся Тарш, полностью с ним согласный.

– Будь у него столько золота, это он сидел бы на троне.

– А я гляжу, ты достаточно смышлён для раба. И осведомлён. – похвалил его Тарш. – Что ещё знаешь об Амдэроеше? Он мидянин?

– Дед его был из Манны, а бабка мидийка. Его отец воевал вместе с Увах¬шт¬рой. Это он собрал богатство семьи, когда был наместником в Арбеле, и теперь у него огромные владения в Хорране.

– Имя у него под стать богатству(2). Так он из знатного рода? Чем он так магам не угодил?

– Не признаёт учение пророка.

– А Иштумегу какая с того печаль?

– Таким как Амдэроеш вечно мало. – глубокомысленно заметил Касис. – Они постоянно требуют от царя новых походов. Хотят рабов и золота. Правда, он сам вроде заложника во дворце Иштумегу. Но стоит случиться войне, царю понадобятся его воины, и он вынужден будет его выпустить.

– И?

– Да только Иштумегу в походы не ходит, после того случая.

– Ты имеешь в виду битву со скифами, когда он попал в плен?

– Ну да. Но только об этом нельзя упоминать вслух. Ему хватает того, что есть, а этим мало.

– И откуда ты это всё знаешь? – одновременно с подозрением и одобрением спросил Тарш. – Я не последний человек в Аншане, и то в первый раз многое слышу.

– Кухарка на царской кухне рассказывала.

– Кухарка? – Тарш расстроился, начиная сомневаться в правдивости услышанного. Всё могло оказаться досужими домыслами черни. – Ей-то откуда известно?

– Так ведь… – Касис замялся, – господин не велел говорить о жизни рабов.

– Если это не касается дела. – рявкнул собеседник. – Говори, если это имеет значение.

– У неё, ну это… любовь с факельщиком царя. Тот постоянно находится в покоях Иштумегу и всё слышит, а потом рассказывает ей. А она нам. Скучно ей. Вот и болтает.

– И просит никому говорить, так? – Тарш усмехнулся. – Прислуга никогда не умела держать язык за зубами. А хозяевам и в голову не приходит, что рабы тоже имеют уши, и что самое ужасное – языки, которые они постоянно чешут. Если когда у меня будут рабы, я обязательно вырву у них эту совершенно ненужную часть тела.

– У господина нет рабов? – Касис был изумлён.

– В гостях мне предоставляют таких, как ты, а дома у меня нет.

– Нет дома?

– Ты начинаешь задавать вопросы. – осадил его Тарш. – Будет лучше, если ты забудешь, как это делается. А вот слушать слушай, особенно на кухне. И не болтай. Особенно про наши разговоры.

В дверь постучали. Касис вздрогнул и застыл. Хозяину пришлось ткнуть его вбок локтем, чтобы он опомнился и пошёл отворять.

За порогом стоял человек в богато расшитой светло-коричневой рубашке с тесьмой, опоясанной широким ремнём с серебряной нитью, в таких же, как и рубаха штанах и в сандалиях. Он с важностью вошёл внутрь и поклонился так, словно делал одолжение.

Касис посторонился кланяясь. Следом за ним – слуга в накидке, со свёртком в руках. Тарш так и остался полулежать на кровати, догадавшись, что пришедший и есть наставитель.

– Великий и несравненный Царь Царей Мидии дарит тебе чужестранец свой халат-кафтан в знак своего расположения. – высокопарно заявил учитель манер, сгибаясь в поклоне.

– Положи сюда. – решив изображать дикаря, незнающего, как следует принимать царские подарки, Тарш указал рабу в накидке на ложе.

– Ты должен встать и самолично принять дар с поклоном. – с раздражением указал на оплошность будущего ученика наставитель.

– Это что, я тебе кланяться должен, раб? – с деланной яростью спросил Тарш, намеренно нарушая приличия, чтобы в будущем все ошибки можно было списать на буйный, варварский нрав.

– Но так полагается. – оторопел человек дорогой одежде.

– Я не кланяюсь рабам. – высокомерно заявил гость царя. – Что ещё велел передать мне Великий?

– Он приглашает тебя разделить с ним трапезу. – потерянным голосом доложил наставитель.

1 – Ахемен – первый упомянутый в истории царь Персии

2 – Ам – достойный, Дэроеш – богатство (перс.)

– Можешь взять финик.

Часа два наставитель втолковывал ему правила поведения на приёме у царственных особ. «Трапезой» это было для Иштумегу – для Тарша отводилась роль просителя, имеющего право взять из самих рук царя что-то маленькое и желательно даже не есть, а забрать с собой, при этом всячески благодарить за угощение. Спрашивать не полагалось, только отвечать.

Настовитель периодически пытался говорить с ним свысока, пока Тарш не осаживал его, а после того как он пообещал размозжить учителю череп о каменный пол, не забыв упомянуть, что вполне способен уплатить штраф за порчу имущества Царя Царей, царедворец окончательно присмирел.

Вся премудрость сводилась к трём правилам – кланяйся, благодари и молчи, пока не спросят. Стоило ли тратить на это два часа.

Иштумегу внимательно рассматривал Тарша, пытаясь понять, что такого нашёл в нём зять, что из пастухов ввёл в ближайшее своё окружение.

Красив? Пожалуй, да. Судя по широким плечам крепок, хорошо сложен. Сильно утянутый пояс подчёркивал талию лишённую живота. Видимо, ловок, лицо без шрамов, что для воина неплохой знак. Глаза наглые – дерзок, что при определённых обстоятельствах можно трактовать как достоинство. Борода не на персидский или мидийский манер, скорей… скиф – вот на кого он был похож.

За большим, сделанным из массивного дуба, украшенный резьбой и золотом прямоугольником помимо Царя Царей, восседавшего в кресле, который вполне можно назвать троном, сидело его семейство. По обе стороны – дочери – старшая Мандана слева и младшая, мало похожая на сестру справа. Рядом с ней мужчина с круглой бородкой и невыразительным, безвольным лицом.

Тарш медленно подошёл к столу. Не торопясь, протянул руку к вазе и взял оттуда указанное лакомство. Финики он недолюбливал. Небрежно подбросил на ладони и спрятал в кулак. Склонил голову.

– Раб, который к тебе был приставлен доложил, что ты не умеешь себя вести, поэтому… – Иштумегу сделал вид, что задумался, – поэтому садись за стол. – неожиданно для всех, предложил он. – Угощайся. Финики – это не еда для воина. Воин должен есть мясо.

Аметис переглянулась с мужем.

– Но отец…

– Сегодня он мой гость. – отмахнулся Иштумегу. – Я так желаю.

Раб за креслом царя щёлкнул пальцами, и к Таршу бросилось сразу трое. Первый угодливо пододвигал стул с высокой спинкой. Второй поставил перед ним блюдо, на которое положил большой, ещё дымящийся кусок мяса и нарезал его маленькими порциями. Третий наполнял его серебряный бокал вином.

– Ешь. – предложил властелин. – Но прежде ответь – ты и вправду мог побить моего раба?

– Прости, Великий, но не поединок же ему предлагать.

Царь улыбнулся. Он счёл ответ забавным.

Тарш решив, что вопрос исчерпан, отправил первый кусок в рот. Вся четвёрка наблюдала за ним. Аметис с мужем с неприязнью. Чужак им не нравился, и сидеть с ним за одним столом, считали для себя неприемлемым.

Иштумегу, наоборот, с любопытством, и как подозревал Тарш, с намерением ласковым обращением, если и не перетянуть на свою сторону, то хотя бы расположить к себе, точно так же, как тот проделал с Касисом. В своей борьбе с обнаглевшей знатью он мог опираться именно на таких, как этот свободолюбивый перс.

Мандана, не желая возвращаться обратно в Пасаргады, надеялась найти в нём опору для дальнейшей борьбы за права своего сына на мидийский престол. Здесь, в Экбатанах она была одна против целого клана магов, тянущих жадные руки к трону. Он ей был нужен.