— На мой взгляд, они сбежали без всякого намерения вернуться, — предположил Дойл. — Вряд ли мы что здесь найдем.
— Ошибаетесь! Тут есть кое-что интересное, — объявил Джек, указывая на уцелевшее окно напротив, выходящее на Уэнтуорт-стрит. По улице сновали ранние пешеходы, разъездные торговцы и повозки, а на противоположной стороне маячила пара конных солдат в синих мундирах. Их взоры были обращены в сторону надстройки, и хотя, пока она оставалась в тени, разглядеть в ней незваных гостей было сложновато, мужчины сочли за благо перейти в дальнюю комнату, чтобы гарантированно скрыться из виду.
— Рекомендую поторопиться, — произнес Дойл, — да смыться поскорее. Полагаю, этот мостик окажется нам весьма кстати.
В задней комнате находился верстак, заваленный всякой всячиной, большей частью отнюдь не бытового назначения. На краю у стенки стояли два маленьких человеческих черепа желто-коричневого цвета, потрескавшиеся и явно очень старые. Оба подверглись трепанации, однако круглые отверстия расщепились, так что черепа теперь можно было использовать в качестве жутковатых подсвечников для театральной сцены, но для ужасных целей Нарбондо, как можно было бы заключить из изложенного Сент-Ивом описания светильников, они не годились. Помимо черепов на верстаке вперемешку с упаковочной стружкой валялись экспонированные стеклянные фотопластинки, маленькие винтики, куски полосовой меди и, не особенно вписываясь в прочий хлам, разрозненные гильзы и свинцовые пули — эти лежали в кучке, по-видимому, черного пороха, как будто здесь изготовляли патроны.
— Странный запах, — заметил Табби. — Похоже на чеснок.
— Белый фосфор, — Дойл указал на фарфоровую тарелку с кучкой белой пыли. — Чрезвычайно легковоспламеняющийся. И ныне, кстати, весьма почитаемый анархистами. Еще здесь имеются кое-какие фотографические химикаты, — он взял два закрытых флакона из зеленого стекла, рассмотрел их и поставил обратно, сообщив: — Сульфат железа и цианистый калий. — Затем врач поднял одну фотопластинку и принялся внимательно ее изучать. — Негатив головы мальчика в профиль.
— Похоже на портрет Эдди, — сказал Джек. — Вот только для чего?
— Возможно, для большей убедительности требования выкупа, — предположил Дойл. — Наверняка у них имелась фотолаборатория, которую они забрали с собой.
— Будем молиться, что для большей убедительности требования выкупа, а не для какой-нибудь другой цели, — покачал головой Табби. — Не нравятся мне эти делишки с украшенными черепами. Сент-Ив полагает, будто здесь замешаны огромные суммы — вполне достаточные, чтобы детоубийство представлялось сущим пустяком.
— Ну-ка, а это что такое? — Джек заглянул под верстак и вытащил из кучи мусора какую-то маленькую вещицу. — Да это же печатка, ей-богу. Орел держит в когтях букву «М». Весьма художественно, но при этом довольно незамысловато. Перстень мог принадлежать кому угодно.
— Печатка, Джек, вещь такая, что обязательно кому-то да принадлежит, — глубокомысленно отозвался Табби. — Эта, осмелюсь предположить, потеряна человеком, чья фамилия начинается на букву «М». Так что наш друг Нарбондо исключается. Постарайся не потерять ее сам.
Тут со стороны Уэнтуорт-стрит послышался грохот, и Табби вышел в смежную комнату, дабы посмотреть в окно, оставив двух товарищей изучать мусор под верстаком дальше.
— Подъехала карета, — сообщил он через дверь, — в сопровождении еще двух верховых солдат. Дверь открывается. Бог ты мой, да ведь это вылитый голландец Кибла! Тот самый де Грот. Огромная голова со свинячьими глазками. Похоже, он намерен подняться в одиночку. Зачем ему так поступать, если в его распоряжении аж четыре солдата? — Фробишер вернулся в заднюю комнату.
— Готов ручаться, он явился за этим самым перстнем, — заявил Джек. — И он быстренько позовет солдат, когда обнаружит нас здесь. Уходим через черный ход, немедленно!
— Чушь, — отмахнулся Табби. — Пожалуй, он может нам пригодиться. Наверняка он не лишен благоразумия. Голландцы вообще великие мыслители, хотя я слышал, что они носят деревянные башмаки. Вы пока продолжайте тут копаться. Для начала я подшучу над ним, а потом мы вовлечем его и душеспасительную дискуссию.
На какое-то время воцарилась тишина, затем хлопнула дверь — Табби спрятался на площадке перед мостиком. Весьма скоро с лестницы донеслись шаги, и в комнату вошел де Грот — если это действительно был тот самый человек, что купил миниатюризованную лампу Уильяма Кибла. Он и вправду оказался грузным мужчиной, облаченным в просторный пиджак, на его круглой голове красовалась маловатая владельцу охотничья шляпа с двумя козырьками и ушами. Де Грот не носил усов, зато являлся обладателем бакенбардов и бородки клинышком, а волосы его отличались прямо-таки неестественной рыжестью.
Визитер увидел Дойла и Джека — в свою очередь, уставившихся на него — и немедленно извлек из-за пазухи небольшой пистолет.
— Я намерен избавить вас от перстня, что у вас в руке, сэр, — объявил голландец, глядя на сжатый кулак Джека. — И немедленно, в противном случае я вынужден буду арестовать вас за незаконное проникновение и кражу. На улице меня ожидают четыре солдата. Итак, что вам здесь надо?
— Вообще-то это здание принадлежит мне, — солгал Джек. — А вот вы кто такой, черт вас побери?
— Человек, явившийся за печаткой, которая вам не принадлежит.
— И кому же тогда она принадлежит? Здесь творилась какая-то дьявольщина, так что мне не помешает любое свидетельство.
— Мне доставит величайшее удовольствие посоветовать вам не лезть в чужие дела, — парировал де Грот. — Вы бесстыдно лжете. Немедленно отдайте мне перстень, или я позову солдат.
В этот момент беззвучно возникший за спиной голландца Табби огрел его по затылку набалдашником трости. Джек схватил выпавший из руки де Грота пистолет и, запихивая его вместе с печаткой в карман, проворно отошел в сторонку, наблюдая, как тот медленно заваливается набок прямо на кучу хлама.
— Как там всадники? — быстро спросил Дойл.
— Пока терпеливо ожидают, благослови их Господь, — сообщил Табби. — Впрочем, их терпение небезгранично, — он наклонился и стянул с голландца пиджак — безвольные руки оглушенного взметнулись и снова шлепнулись об пол. Де Грот застонал и перевернулся на спину, глаза у него были закрыты, он тяжело дышал. Дойл большим пальцем приподнял пострадавшему веко, продемонстрировав белок закатившегося глаза. Фробишер тем временем шарил по карманам снятого пиджака. Его добычей оказались бумажник и перевязанная лентой пачка бумаг. Наконец он отбросил пиджак в угол комнаты и вопросил:
— Так что мы, собственно, ищем?
— Откуда же нам знать? — развел руками Джек. — Что попадется!
Дойл вышел в переднюю комнату проверить обстановку внизу.
— Его бумажник прихватим тоже, — рассудил Фробишер. — Можно было бы и пиджак забрать, но у меня твердое правило не надевать одежду своих жертв.
— Один солдат слезает с лошади, — сообщил Дойл. — Указывает сюда и переговаривается с остальными. Пора уносить ноги.
— Черт побери, — выругался Табби, — даже сбросить во двор нашего друга не успеем?
Однако де Грот вдруг застонал и пошевелил ногой. Джек с Дойлом бросились к двери на мост. И Табби пришлось поспешить за ними. Все трое принялись осторожно перебираться по раскачивающимся доскам над внутренним двором, хотя Фробишер по пути не преминул проявить галантность, сняв шляпу перед какой-то девушкой далеко внизу. Наконец они укрылись в тени противоположного здания и остановились на мгновение, чтобы взглянуть на надстройку. Через разбитое окно им удалось заметить какое-то движение, затем раздался неуверенный оклик — по-видимому, солдат предпочел не раздражать де Грота своим внезапным появлением.
С Дойлом во главе друзья спустились и снова оказались на улице, после чего торопливо — однако не настолько, чтобы привлекать к себе излишнее внимание, — двинулись в западном направлении. Свернув на Уайтчепел-роуд, они направились в Смитфилд.
* * *