— Мне очень жаль, Селита. Ты не представляешь, как мне жаль, что я вел себя, как блудливый козел.

— Брехливый пес! — оборвала его Селия и отвесила ему оплеуху.

Дон Джузеппе лишь поморщился, но стерпел и снова поймал ее за руки.

— Ты же знаешь, что это не так. И знаешь, что я делал все возможное для семьи. Да, Селита, все возможное! Даже когда мне хотелось совершенно другого. Прости меня. Прошу тебя. Мы с тобой — семья, что бы ни было в прошлом. Мы все — семья. Мы все волнуемся за Марко… Ты же знаешь, я бы никогда не сделал ничего, что могло бы навредить брату, тебе и вашим детям.

— Твое «никогда» не стоит ни сантима! — в голосе Селии было уже намного меньше ненависти. Скорее, печаль и остатки злости.

— Я хотел счастья для Бенито и Клаудины. Всего лишь счастья нашим детям, Селита.

— Не мешало бы спросить детей, чего хотят они, Пеппе! Не только у тебя в этой семье есть голова! Твой Карле, и то умнее тебя!

— Не спорю, Карле умница, а я старый дурак. Не надо было отдавать сыну то, что могло бы стать моим счастьем. Но вы с Марко так хотели внуков…

— Как будто десяти мало, — под нос пробормотала Джульетта, за что тут же схлопотала подзатыльник от Роситы.

А дон Джузеппе, привыкший в сенате (а может быть и дома) не давать сбить себя с толку, продолжил, все так же проникновенно глядя в глаза жене брата:

— Я хотел, как лучше. Да, старый дурак, я не думал, что у Бенито все настолько серьезно. Ты же знаешь, в прессе иногда такого напишут, не верить же всему…

— Замолчи, Пеппе. Хватит морочить мне голову. Ты сейчас расскажешь такую трогательную историю, что мы все расплачемся от умиления и благодарности. Молчи, я сказала! — Селия хлопнула его по губам, не давая и рта раскрыть. — Я знаю, как ты умеешь перевернуть все с ног на голову! Ты поступил, как свинья!

Дон Джузеппе со вздохом кивнул, полностью признавая вину.

— И тебе надо извиняться не передо мной, а перед детьми.

Дон снова молча кивнул, а я опять же восхитилась: манипулятор сотого левела! Почти как Кей. Сенатор, не хухры-мухры. Умеет отступить, когда надо, покаяться и повернуть ситуацию в свою пользу. Спорим, сейчас он это продемонстрирует? И женит-таки Карло на Клаудии. Репутация сенатора — залог его переизбрания, а пост сенатора — залог успешного бизнеса и благополучия семьи. Так что опять все для семьи.

— Неужели ты думал, Пеппе, что все опять сойдет тебе с рук?! Нет, не отвечай. Разумеется, тебе все и всегда удается. Бесстыжий козел. Не смей оправдываться! Из-за тебя я едва не потеряла сына!

— Прости, Селита.

Теперь Селия вздохнула и отобрала у него руки.

— Скажешь это Марко, когда он вернется домой. Пресвятая Дева, у него завтра операция, а вы тут… — она обвела семейство отчаянным взглядом, словно ища поддержки и утешения. — Нет, не говори ничего Марко. Если он опять будет нервничать… ты понял меня, Пеппе?!

— Конечно, понял, Селита. Мир?

— Ладно, чертов политик. Я прощаю тебя. Но если ты…

— Я все сделаю правильно, Селита. На этот раз я не потеряю…

— Скажи мне только одно, Пеппе, как твоей сестре. Ты любишь эту девочку? Я же вижу, как ты на нее смотришь… она чем-то похожа на Тину… ну, Пеппе?

— Люблю, — твердо сказал Джузеппе, отвернувшись от Селии и глянув в глаза Клаудии.

Клау прерывисто вздохнула, даже глаза увлажнились. Еще бы. Дон Джузеппе — профи! Дал представление для всех сразу и для каждого по отдельности. Сенатор, елы.

— Ну так иди, скажи это девочке, пока она не сбежала от тебя, старого идиота.

Поднявшись, дон Джузеппе подошел к Клау, поднял ее со стула, взяв за руки.

— Я люблю тебя, Клаудина. Выходи за меня замуж, — да так уверенно и проникновенно, словно уже развелся с пятой женой. Кобель.

Ну, если бы Клау была деревом, возможно, она бы устояла. Хотя нет, вряд ли. Даже дерево бы прослезилось и кинулось старому манипулятору на шею. И плевать, что ему уже за шестьдесят, детей он делает только так, и вообще, импозантный мужчина. Обязательно в следующем романе возьму его прообразом какого-нибудь пройдошистого персонажа. Сенатор Прохвост.

— Джузеппе, — негромко окликнул его Кей, когда дон с Клау закончили целоваться.

Дон обернулся, а Кей кинул ему что-то… коробочку черного бархата, ага. Я разглядела, когда дон ее поймал. Коротко и благодарно улыбнулся, открыл и преподнес Клау кольцо. Была бы я урожденной леди (или стервой по призванию), непременно бы определила и количество карат в бриллианте, и торговую марку. А так я просто поняла, что бриллиант — большой, и что Клау растрогана до глубины беременной души. Вон, какие слезы, крупнее брюлика.

Почти как у меня. От восторга. Все же Кей — манипулятор двухсотого левела, не чета всяким там сенаторам. Вон даже колечко для помолвки дона и Клау предусмотрел. Мой Кей.

И мой Бонни. Его дон Джузеппе оставил напоследок. Финальным аккордом.

Усадив теперь уже свою невесту, подошел к Бонни. Тот встал навстречу. Не то чтобы с радостью, но минимум с уважением. Режиссер режиссера и все такое.

— Прости старого дурака, Бенито.

Несколько мгновений помолчав, надо ж выдержать правильную паузу (режиссер чертов!), Бонни шагнул к нему и обнял.

— Сукин ты сын, — шепнул сенатору тихо, так что слышали максимум мы с Кеем, ну и сам дон Джузеппе, разумеется.

— От дуба не жди оливок, — так же тихо парировал Джузеппе.

— Ладно, черт с тобой. И не вздумай обижать Клау, кобель ты блудливый.

— Только не Клаудину, — пообещал дон Джузеппе, и я ему поверила.

А семейство дружно захлопало в ладоши и захлюпало носами.

— Браво, браво! — подала голос и я, утерев скупую слезу салфеточкой. — Синьора Селия, а чем это так вкусно пахнет с кухни? Апельсиновым?

На этих словах два черненьких чумазеньких чертенка, которые прыгали и вопили от радости, что им показали бесплатное кино, почему-то притихли и юркнули под стол, куда-то в район ног мамы с папой.

— Ма!.. Что, еще и пирог? Я же в дверь не пролезу! — Джульетта похлопала себя по старательно выпяченному тощему животику.

— Бегом, ленивая девчонка! — велела ей синьора Селия.

А Кей принялся разливать по бокалам домашнее вино из большущей оплетенной бутыли.

В общем, тут можно было бы написать красивое слово «конец кина», но разве ж можно не поделиться еще одной сбывшейся мечтой? Пусть не моей, пусть сбывшейся не совсем так, как мечталось, плевать. Счастье, оно такое счастье…

Так что я пишу:

Оставайтесь с нами, продолжение следует.

Где-то неподалеку от Палермо, месяц спустя

Роза

Бонни мы встретились в Палермо, прямо в аэропорту. Мы прилетели из Мехико, где у Кея были очередные дела бизнеса, а у меня — презентация «Бенито», только что переведенного на испанский. А Бонни — из ЛА, прямиком со съемок «Морского феникса». Название, конечно, аховое, но Фил сказал — намного лучше для кино, чем «Загробная жизнь дона Антонио». Ему виднее. Главное, из Бонни получается изумительный Тоньо де ла Вега, я уже видела несколько отснятых сцен. Сам процесс съемок тоже, целую неделю провела с ним в ЛА, и послезавтра вместе полетим в Испанию, сначала на еще одну презентацию «Бенито», в Мадриде, а потом натурные съемки в Малаге, и снова в ЛА, уже вместе с Кеем, а после Нового Года в Москву, на премьеру «Дракулы».

В общем, пока нам удается хотя бы частично совмещать поездки, слава Филу Штоссу и секретарю Кея, святым людям.

Но речь не о них, а о семейном торжестве. Молниеносный развод сенатора Кастельеро с супругой — по взаимному согласию, без скандалов и с астрономической суммой откупных — наделал много шуму. Но еще больше — его помолвка с синьориной Клаудией Паппини. Слава богу, о ее беременности пресса еще не прознала, хотя скрыть, что Клау еще до знакомства с Бонни работала с Джузеппе, не удалось. Впрочем, и не стоило этого делать. Иногда честность — лучшая политика.