Толку-то от этого знания…

Мы завтракали, как счастливое семейство из рекламного ролика. Глянцевые улыбки, роскошные безвкусные деликатесы и фальшь.

Мы оба устали от нее намного раньше, чем через пять минут.

— Я взял два билета в Нью-Йорк на сегодняшний вечер, — Бонни отставил недопитый кофе и прямо, серьезно глянул на меня. — Могу помочь собрать то, что ты берешь с собой.

Я не шелохнулась, продолжая пить свой кофе. Я была готова к такому повороту? Разумеется. Ничего неожиданного. Просто… просто мне нужно пару секунд взять себя в руки. И держать крепче кружку, чтобы не запустить ею в ублюдка, который уже все решил и распланировал. Конечно, я могу снова изобразить бешеную суку и немного продлить нашу сладкую и горькую игру… хм… а почему бы и нет? Разве я могу потерять что-то еще?

— Роза, — напомнил он о себе через полминуты моего молчания.

— Я тебя услышала, Бонни, — я подняла на него спокойный взгляд. — Второй билет еще не поздно сдать, я с тобой не полечу.

— Ты обещала, — он держал ровный тон, но глаза его выдавали злым блеском.

— Напомни, что именно я тебе обещала, Бонни?

— Вернуться к Кею, если получишь саба, — теперь и желваки на скулах заходили.

— Именно. Ты не выполняешь свою часть уговора.

— Мне казалось, ты была довольна.

— Вчера — да, сегодня — нет. Ты без ошейника и ведешь себя, как козел по имени Козел.

Бонни гневно раздул ноздри, прищурился… и выдохнул. Расслабил сжавшие кружку пальцы. Снова выдохнул. Покачал головой.

— Роза, не изображай дуру, у тебя не получится. Ты в любом случае вернешься к Кею. Тебе нравится быть леди Говард и нравится все, что к этому прилагается. Просто сделай это сейчас, не трепли Кею нервы.

Мне хотелось сказать: конечно, трепать нервы Кею позволительно только тебе! Но я не стала. Не вижу толку опять собачиться.

— Я сама решу, когда мне возвращаться и возвращаться ли. Раз ты отказался от нашего уговора, проваливай.

— Dermo! — Бонни запустил обе руки себе в волосы, зажмурился, тихо выругался по-итальянски, и только потом устало глянул на меня. — Роза, прошу тебя, хватит. Мы оба знаем, что ты вернешься. И оба знаем, что я не хочу больше этих игр с тобой.

С тобой. Вот так, да. Он не хочет больше — со мной.

— А с кем хочешь, с Клау?

— Нет! Ни с кем! Послушай, было здорово и вообще… но хватит. Просто закончим это, хорошо?

— Закончим? Ты… — теперь я на миг прикрыла глаза, чтобы не видеть его, чтобы дать себе мгновение успокоиться. Не плакать. Ни в коем случае не плакать. — Скажи уж прямо, твоя любовь верна и долговечна, как мотылек. И твои обещания не стоят ни гроша. Так что да, закончим этот фарс. Мне не нужен ни саб, ни любовник, которому плевать на меня.

— Мне не… — начал он, но осекся, отвел взгляд. — Просто вернись в Нью-Йорк. Кей ждет тебя.

— Кей не ждет меня, Бонни. Он сам приедет в Москву через несколько дней. Я всего лишь полетела раньше.

Я смотрела, как на лице Бонни сменяют друг друга радость, недоверие, понимание, разочарование, обида и, финальным аккордом, отстраненность.

— Вот и отлично, — он улыбнулся одними губами. — Я рад, что у вас с Кеем все хорошо.

На несколько секунд повисло тяжелое молчание.

Да. У нас с Кеем все хорошо. И будет хорошо. Если я не струшу и дойду до конца.

— А у вас, Бонни? У вас с Кеем все хорошо?

— Да, — в его глазах сверкнул вызов. — У Кея своеобразное чувство юмора.

— Или Кей хотел, чтобы ты на своей шкуре почувствовал, каково это, когда бросают не тебя, а того, кого ты любишь. Тебе понравилось, Бонни?

— Я его не бросал. Никогда!

— Прелестно, — кивнула я. — Ты надеваешь третье кольцо, клянешься в любви и верности, а через месяц мы оба узнаем из газет о том, что ты встретил свою настоящую любовь и женишься. По чистому недоразумению твоя помолвка произошла в тот же вечер, что ты мне писал… помнишь? «Люблю тебя, ужасно соскучился! Больше никаких турне!» Видимо, ты ошибся адресатом. Все, Бонни. Тебе пора.

Я сглотнула стоящий в горле горький ком и отвернулась к окну. Смотреть на желтые клены всяко приятнее, чем на уходящего Бонни. Хотелось ли мне, чтобы он ушел? Нет. Или да. Не знаю. Наверное, мне хотелось, чтобы он не приходил вчера. И чтобы он не приходил три месяца назад, в вечер предпремьеры «Нотр Не-Дам». Чтобы он не приходил никогда, чтобы мне никогда не приходилось его терять.

Это больно. Безумно больно и пусто, как будто из меня вырвали половину меня.

От тихого скрипа ножек стула по плитке у меня свело горло. А звук шагов показался громким, словно моя голова оказалась языком колокола. Бум-бум. Ушел-ушел.

Тишина.

Ушел? Но дверь не хлопнула…

— Роза, — прозвучало совсем рядом. Тихо. Ломко. — Роза… так правда будет лучше.

Я не обернулась и не ответила. Не хочу, чтобы он видел мои слезы. Я ненавижу его. Слышишь, Бонни Джеральд, я ненавижу тебя!

Что-то зашуршало позади, коснулось меня… и тут же — Бонни обвил меня руками, потерся головой о мое плечо.

— Роза, пожалуйста, отпусти меня.

— Я тебя не держу.

— Ты… ты плачешь. Не надо. Не надо плакать из-за меня, пожалуйста. У тебя все хорошо. Ты любишь Кея, Кей любит тебя. У вас прекрасная семья. Я лишний, Роза.

— Прекрасная отмазка.

Я не могла стереть с лица чертовы слезы, потому что для этого пришлось бы снять с себя его руки. А я не могла. Не сейчас. Могу я позволить себе еще немного? Еще несколько мгновений просто чувствовать его рядом?! Всего несколько мгновений…

— Не отмазка.

Когда у него такой голос, мне больше всего на свете хочется обнять его, прижать к себе и обещать, что все будет хорошо. Глупо, правда же? Сейчас это делает он. Для меня. Боже, почему мы такие идиоты, боже, почему?!

— Отмазка.

— Нет. Я… мне жаль, что так получилось. Ты не представляешь, как жаль.

— Нет, не представляю.

— Я должен жениться на Клау. Должен стать нормальным. У меня скоро будет ребенок, я не могу бросить его. Ты же… ты же понимаешь, что так нельзя!

— Нельзя…

Да, я понимала. Сицилиец, воспитанный в патриархальной семье, его ребенок и мать его ребенка. Его родители. Родня. Соседи. Он рвется на части, ненавидит своего биологического отца и все, что в нем от него — и обожает отца приемного. Он стыдится той части себя, что досталась ему от Джузеппе, и ему кажется, что этой проклятой части — почти что он весь. Он не хочет признать, что он — сам по себе Бонни Джеральд, а не сын Джузеппе или Марко Кастельеро. Что его протест и ненависть вылились бы в совсем другую форму, если бы он не был сам по себе двинутым на подчинении и боли ублюдком. А, какая разница, понимаю я или нет? Мне все равно придется принять то, что он решил. Потому что на свете нет второго настолько же упертого доминантного козла, как Бонни Джеральд. И если он что-то вбил себе в голову, хоть ты наизнанку вывернись, ничего это не изменит.

Впрочем, у него нет вариантов. Клау беременна. Решать тут нечего.

— Роза?.. я не хочу так… это все не должно быть так… — он никак не мог расцепить руки, обнимающие меня.

— А как должно, Бонни?

— Я не знаю… таким ублюдкам, как я, все же не стоит размножаться.

— Ты сам этого хотел.

— Хотел. Но не так.

— А как? Расскажи мне, больной ублюдок.

— Это уже неважно. Роза?..

— Уходи, пожалуйста. Я… я не хочу тебя больше видеть, Бонни. Женись на Клау, воспитывай ваших детей, встречайся с Кеем, только не приближайся ко мне. Пожалуйста.

— Я… хорошо. Я не… ты в самом деле не против нас с Кеем?..

— Кей любит тебя, а я люблю Кея. Вы уже чертовы десять лет вместе… Бонни…

— Да?..

Он прижался ко мне совсем тесно, и я чувствовала, как он вздрагивает. И рукав халата промок. Чертов больной ублюдок. Как же я ненавижу его!

— Встречайтесь так, чтобы я об этом не знала. И не бросай его, пожалуйста. Ты нужен Кею.

— Хорошо… мадонна, я…

— Не нужен, — раздался холодный голос.

Я вздрогнула и обернулась. Бонни — тоже.