В зале стало так тихо, что слышно было, как по бокалам топают мухи.
Хастур схватил мобильный и убежал в дальний угол зала, на ходу вызванивая Гавриила.
— Да, я! Вируса больше нет, работа всех земных сайтов восстановлена в прежнем объеме! Только узнал! — трубка в ответ взорвалась бранью на повышенных тонах. — Да, я вижу, что до полуночи пять минут, мать вашу! Вы должны отпустить его, иначе нам всем звездец… Что значит — я не помню про договор? Леонардо остается у нас, да. Что…? То есть вы все равно хотите казнить ангела из-за всех этих его… Так, ясно — это твоё решение, делай, как знаешь… Да понял я, понял, что вы не придете! Но мы же без вас не справимся, он здесь будет в одиночку кабели тянуть еще пару тыщ лет, а по договору… Аааа…это, стало быть, божий промысел, как всегда, вмешался? Короче, весело у вас там, нда… Да мне-то что с того? Если вы всем вашим белопёрым придуркам решите без наркоза перья выщипать, мы тут только порадуемся! Инквизиция бы гордилась вами, ребятки, с вашей гребанной праведностью! Так держать, молодцы!.. И, как говорится — мои искренние соболезнования родным и близким покойного!
— Поэтому, друзья мои, сеньор Леонардо остаётся с нами! — продолжал Кроули, на всякий случай поискав глазами Хастура. Зал снова взорвался аплодисментами. Леонардо стал кричать что-то в зал, потрясая кулаками, но его уже не слушали. Хастур вновь поднялся на сцену, и лицо его было темнее тучи. Пустые черные провалы глаз мрачно обвели вмиг притихший зал.
— У нас тут сегодня прямо не Ад, а отель разбитых сердец, — буркнул герцог. — Всем спасибо, все свободны! Впрочем, можете продолжать, чего уж там… Кроули, награждение отменяется — тебя переиграли. Ну…не переживай, Горгона, ты тем не менее отлично поработал! — зал снова загудел, как растревоженный улей.
— А твоего дружка сейчас все равно казнят, демон! — перекрывая шум в зале, крикнул знакомый звонкий голос, принадлежавший Салаи. — И ничто ему не поможет, потому что его уже осудили! Мне только что… — он не закончил, потому что мгновенно оказавшийся рядом Лигур зажал ему рот, оттаскивая в сторону.
Всё дальнейшее черти запомнили надолго и пересказывали потом друг другу на протяжении веков. Легенда обрастала все более душераздирающими подробностями, пока не превратилась, как это обычно бывает, в свою противоположность.
Леонардо и Кроули, пару секунд посовещавшись о чем-то, на всех парах рванули к выходу.
— Стоять! Куда?! — Хастур и Лигур бросились в погоню, но демон, развернувшись в его сторону, на бегу выхватил из кармана спрей с водой.
— Сыграем в русскую рулетку? — заорал Кроули, целясь в обоих герцогов. — Я не помню точно, какая там вода! Лео, бежим сейчас, если хочешь в Рай, другого шанса у тебя не будет, праведник ты наш… новоиспеченный! А меня без тебя не пропустят — ты станешь моим пропуском в Рай! Прикроешь меня у входа! Давай, живей, бегом, пошёл! Вон там выход, быстрее к лестнице!
— Хватайте их! — завопил отставший Лигур, жалея, что перебрал с виски. — Живее, хватайте их, быстрее, идиоты! И кто-нибудь, остановите чертов эскалатор!
Желающих проверить водичку на «святость» среди чертей не оказалось, и Кроули с Леонардо влетели на ступени эскалатора, вцепившись в перила и переводя дух.
— Йо-хо, ребята! — Кроули весело надрывался сверху, размахивая брызжущим во все стороны спреем. — SHOW MUST GO ON!
И оба исчезли, на немыслимой скорости уносясь прочь от Ада, устремляясь ввысь — то бегом, то почти летя, потому что секунды таяли, как песчинки в песочных часах, и отсчитывали последние крупицы…
Глава 16
В конце любой сказки на сцене обязательно должен появиться Главный Волшебник, возвещающий о неизменной победе Добра над Злом. Страсти потихоньку улеглись, клубок змей расплелся и впал в длительную спячку, персонажи расходятся по домам, кофейням или ночным клубам. Вечереет, зажигаются желтые огни фонарей, люди спешат домой или на свидания; маленькие кофейные чашки (с нарисованными кофейными зернышками, керамические, светло-коричневые с молочно-белым) наполняются ароматным эспрессо со сливочной пенкой, мороженым, карамельным ликером и шоколадной крошкой.
Тот, кто страдал, обретет покой.
Все, кто творил Добро, обретут счастье.
Влюбленные воссоединятся и будут жить долго (и весело)
Все, кто творил Зло… Да кто же их знает?..
Тимоти Буавен, главный врач реабилитационной клиники Вилье-сюр-Орж, что примерно в получасе езды от Парижа, совершал утренний обход, когда администратор сообщила ему о приезде мировой звезды первой величины — месье Пьера Головина, того самого русского программиста, которому удалось «задушить Горгону» и восстановить культурное наследие человечества. По-английски мадам Дюкетт говорила очень плохо, постоянно сбиваясь на французский, но месье Головин жестами объяснил ей, что ему нужен лечащий врач Тьери Клюзеля. Экспрессия и напор «победителя Горгоны и спасителя человечества» произвели на строгую темнокожую даму столь неизгладимое впечатление, что Буавен был найден тут же и «застигнут» Дустом во время утреннего обхода.
— Не могу сейчас ничего гарантировать, месье Головин, — Буавен с нескрываемым восторгом разглядывал Дуста, который выглядел совершенно обычным парнем, совсем не «звездой»: пройдешь мимо — не оглянешься… Довольно высокий, подтянутый, светлая челка, собранные в хвост на затылке волосы, внимательные светло-карие глаза, проколотые «туннелями» уши и маленькая «булавочка» на левой брови; спортивные штаны с накладными карманами, черные кеды, серая футболка с капюшоном, татуировка на руке, с непонятной надписью, словно бы написанной в зеркальном, а затем еще раз перевернутом с ног на голову отражении. — Состояние Тьери удовлетворительное, он идет на поправку, но вот колено пока беспокоит меня, срастается плохо. Ему, можно сказать, повезло при таком падении: он упал в воду, ударился спиной, задел ногой за каменный выступ моста. Трещина в позвоночнике, горизонтальный перелом правого колена, порваны сухожилия на левой ноге…
Головин побледнел, сцепил руки на груди, словно начав замерзать, и с надеждой взглянул на врача.
— Как это случилось?
— Ну, как… — врач замялся, сообщать ли подробности. Густой и абсолютно седой ёжик волос резко контрастировал с полным и румяным молодым лицом; ярко-голубые глаза, умные и живые, с теплой симпатией глядели на Дуста. — Мост Пон-Нёф, в четвертом округе, недалеко от Лувра… Тьери перелез через ограждение и прыгнул в Сену. Там всегда полно народу, поэтому его быстро вытащили, полиция и скорая уже через минуту были на месте. — Буавен удрученно покачал головой, словно сам был очевидцем этой сцены -. Парень явно был не в себе, все время бормотал про Горгону, про змей, про Леонардо да Винчи, — Дуст не смог скрыть улыбки, — ну, вы-то о ней лучше всех знаете, это точно… Про «Синдром Стендаля» слышали? — Дуст помотал головой, прижмурив левый глаз и почесав бровь. — Так вот: психическое расстройство, характеризующееся частым сердцебиением, головокружением и галлюцинациями. Данная симптоматика проявляется, если человек находится под воздействием произведений изобразительного искусства, поэтому нередко синдром возникает в месте их сосредоточения — музеях, картинных галереях. Он же в Лувре работал, верно? — Дуст кивнул, вспоминая телефонный разговор с директором Лувра Жан-Люком Мартинесом, который и подсказал ему, где найти Тьери. — Симптомы могут вызвать не только предметы искусства, но и любые визуальные образы, несущие сильный эмоциональный посыл, в его случае — вирус «Горгона»…
— Месье Буавен, я хотел бы увидеть его! Я специально прилетел сюда, чтобы только поговорить ним, с вами и с месье Мартинесом — это его бывший босс… Он в сознании? К нему можно? Я тут привез… — Дуст потряс здоровенным рюкзаком, из которого только что не вываливалась всякая вкусная снедь. Еще вчера Петя с мамой полдня собирали антоновку на даче в Мельдино, что под Дубной, — пахучую, желтую, крепкую… «Витаминов ему привези, наших, настоящих! Что у них там, у французов, настоящего-то есть?» — ну, маме лучше знать, конечно…
