«Я давно уже не удивляюсь человеческой подлости,» — думал иногда Змей, — «но ее разнообразие поистине достойно восхищения!»

Кроули изумляла человеческая природа. Уж если по Божественному замыслу люди были созданы, так сказать, по образу и подобию Всевышнего, то какого черта они творили на Земле такой злобный беспредел, какой ему, демону, и в ночных кошмарах не снился?

Наверное, ему по должности полагалось радоваться падению нравов. Но на самом деле плевал он на все эти дела с высоты Эдемских ворот. Зато из них можно было извлекать личную выгоду, внаглую приписывая себе чужие заслуги. Ему не приходилось изобретать новое зло — оно и так плодилось и множилось, словно клубок змей. Ему даже не нужно было оправдываться перед Азирафелем. Но была одна вещь, которая мучила, терзала и истязала его мысли и весьма неплохое земное тело.

Люди знали толк в чувственных наслаждениях — о, вот это Кроули усвоил давно и во всех возможных разновидностях. С его (как он полагал) подачи на адовом огне плотской страсти регулярно сгорали миллионы людей. Они готовы были платить за это деньги, продать душу Дьяволу («да славится… ну, как бы и тэдэ, и тэпэ», — ухмыльнулся демон). Последней реальной заслугой Кроули было изобретение и внедрение в производство резиновых кукол для сексуальных утех. Сия дивная мысль пришла ему однажды по пьяни и была немедленно озвучена на ухо одному датскому доктору, который должен был выполнять указания немецкого фюрера, Дьявол его раздери. Стильный новомодный проект с внедрением идеи о том, что полов вовсе не два, а как минимум полсотни, встроился в человеческие мозги куда легче, чем он предполагал, и Кроули от души веселился, предположив, что и это далеко не предел. «А чё такого?», — привычно огрызался он в ответ на ангельское непонимание, — «Пусть себе занимаются любовью, а не войной!»

Любовь, Ад ее раздери! В свое время Кроули приложил немало усилий к тому, чтобы эту физиологическую разновидность людского безумия переименовать в «отношения». На дворе двадцать первый век, и на фиг нужны нам все эти страсти в клочья, слезы и сопли, и белая фата? Перепихнулись, отряхнулись, встали и пошли, «бай-бай, бэби». На «айс-айс, бэби» времени уже нет, сорри.

Но в темной душе «самого стильного демона Ада» дьявольской смолой кипела страсть столь болезненной и разрушительной силы, что Кроули в безнадежном отчаянии рвал на себе черные перья, уходил под землю, сжимался в змеиные кольца, покрывался скользкой чешуей и адски страдал от жажды.

Неутолимой жажды, ибо хотел он не воды.

Нестерпимой, потому что от нее страдала, мучилась и завязывалась в адский узел самая чувствительная часть души падшего Ангела.

Неизлечимой, потому что ни самые древние черные заклятья, ни суперсовременные технологии не в силах были излечить его недуг.

Неугасимой, потому что он сам был когда-то Несущим Свет.

Он бы и под пытками святой водой не признался в том, что его чувства не подверглись никакой трансформации с того момента, как он встретил на Эдемской стене Ангела Восточных Врат. Напротив, эта страсть разгоралась все жарче и напалмом выжигала его изнутри, причиняя ему нестерпимые страдания.

Он, одинаково ненавидевший Рай и Ад, Гавриила и Хастура, Михаила и Лигура, отчаянно презиравший обе «Конторы» — во все земные эпохи вполне по-человечески страдал от неразделенной…

Ох, ну *****!!!..

Кроули до боли зажмурил желтые глаза, скривился и яростно зашипел сквозь жесткий оскал рта. А затем с размаху хряснул об стену недопитый стакан.

Осколки «тюльпана» с грохотом разлетелись по гулкому мраморному полу. Филодендрон и зонтичное дерево мелко затряслись, едва не провалившись под пол от страха. Драконовое дерево, «драцена фрагранс» отчетливо прошелестело в ответ грязным ругательством. «Засохни, тварюга!» — рявкнул Кроули и погрозил ему кулаком.

Надо бы сделать пол с подогревом и застелить ковром, когда в гости придет Ангел. Стильным таким, мягчайшим, без пылинок и ворсинок, словно черная дыра или ловушка для Ангела.

Он слишком редко приходит в этот дом.

И набрал номер Азирафеля.

Глава 2

Азирафель не слишком любил прогулки в Баттерси-парке, потому что всегда была некая возможность столкнуться носом к носу с архангелом Гавриилом, любившим бегать там по утрам. То ли дело Сент-Джеймс! В этом зеленом парке около Букингемского дворца ему особенно нравился небольшой, но очень уютный ресторанчик, где места были всегда заняты, но неизменно освобождались при их с Кроули появлении. Правда, в последнее время в этом месте запретили кормить уток и прочую живность, что сильно расстраивало обоих, но по крайней мере там не носились в течение всего дня подтянутые спортсменистые архангелы, вечно пенявшие Ангелу на его нетрадиционное пристрастие к человеческой пище.

Гавриил даже стал намекать Азирафелю, что тот наел пузо и скоро перестанет пролезать в Райские врата! Ангел вздохнул, сверил земное время с небесным и ответил на входящий звонок.

Кроули!

Щеки Ангела порозовели, дыхание едва заметно участилось, и сердце пропустило как минимум пару ударов. Энтони Джей Кроули, мистер Ходячее Искушение с точеным и острым лицом, ни одной плавной линии: острые и длинные скулы, локти, колени, пальцы; жесткие, как медная проволока, волосы, длинное поджарое тело, развинченная змеиная походка, демонстративно и вызывающе наглая, как и его вечная бравада. Его двусмысленные шуточки и сомнительный лексикон, от которых Азирафеля бросало в дрожь, этот его вечный трёп о политике, все эти светские сплетни и модные приговоры, его шикарные туфли из змеиной кожи, его дизайнерские пиджаки и эти…прости Господи, джинсы в обтяжку — скинни? Черный цвет шел к его пламенеющим волосам, к его точеному профилю, черные джинсы туго обтягивали крепкие узкие бедра. А еще от его волос пахло дымным, пряным, коньячным и вызывающе сексуальным ароматом Rebel Angel, который шел ему, как вторая кожа.

Азирафель уставился на высокий шпиль собора Святого Павла, не замечая его. Ему внезапно стало жарко, несмотря на прохладный ветер с реки. Он быстро облизнул вмиг пересохшие губы и, сотворив бутылку холодной минералки, жадно выпил ее до дна. Всю свою жизнь, всё свое ангельское бытие он отстранялся от всего слишком человеческого: оно казалось ему греховным, слишком ярким или чересчур быстрым. Он привык к размеренному небесному ритму, который согласовывал и упорядочивал его деяния, продвигая их по жизненным вехам и эпохам последовательными, но небольшими и неспешными шагами, о которых когда-то написал один французский летчик, назвав их «искусством маленьких шагов». Этот последний век, это последнее время летело, как дьявольская колымага Кроули — все быстрее и быстрее, и Азирафель изнемогал в попытке «не отставать» и «соответствовать»: он перестал понимать и принимать то, что происходит с людьми.

Их природа становилась все менее понятной для Ангела. Она менялась стремительно и бесповоротно, подменяя человеческие качества цифровыми технологиями. Он понимал, что уже очень скоро эти люди, возомнив себя Богами, насоздают подобных себе пластиковых существ, лишенных души, но обладающих необходимыми «навыками». Ангел перестал следить за развитием технологий где-то в середине пятидесятых годов двадцатого века, и безнадежно отстал. Чего ждать от людей, сделавших покорение Неба профессиональным брендом? Если бы не Кроули, терпеливо и старательно разъяснявший ему всё про компьютеры, мобильные телефоны и полезные приложения, цифровое телевидение и Интернет, он бы так и остался в счастливом неведении относительно всего этого. Демон подарил ему «крутой» персональный ноутбук и заставил пройти ускоренные компьютерные курсы; но все, что было связано со скоростью, по-прежнему отдавало персональной непереносимостью. Он считал, что нежелание людей «остановиться и оглянуться» однажды приведет мир к глобальной и необратимой катастрофе.

Все, что казалось быстрым раньше, теперь сползало в черепашьи категории, забывалось и сходило на нет. Все, что ранее ценилось как вечное, в один момент становилось одноразовым — от пластика, убивавшего Землю, до отношений между людьми.