— Как вы думаете, дорогой мэтр, шшшшто там может быть? — прошипел он, вплотную приблизившись к Леонардо. — Угадали? Святая вода! Святейшая, первосортная, отборная, доставленная по спецзаказу прямо из Ватикана! А это опрыскиватель — такая, знаете ли, универсальная современная шшштучка для полива домашних растений, — Кроули внутренне ликовал, глядя на то, как упорное нежелание мастера выдавать свои заветные тайны на глазах тает, сменяясь паническим страхом. — Ничего…! Сейчас вы у меня по-другому запоете! «Детки в подвале играли в гестапо!» – громко расхохотался он, наслаждаясь ужасом в глазах мэтра. — Если хотите, гениальный вы наш, я могу вам по секрету рассказать, как только что поймал за жопу одного мелкого беса и, пользуясь служебным положением и некоторыми искусительными практиками (на этом месте Демон едва удержался от смеха, вспоминая любовный пыл на все готового «Вакха»), обездвижил и скрутил его! Даю вам три секунды на размышление, мой дорогой, после чего, уж поверьте, мне хватит одного пшика этой бесценной влаги, чтобы на ваших глазах превратить вашего любимого дружка Салаи в вонючий кусок жидкого дерьма! Вам — понятно? Или еще раз повторить? — Кроули вплотную приблизился лицо к «мэтру», и казалось, что его острые скулы сейчас прочертят кровавые шрамы на лице Леонардо. — Разве вам его не жалко, ну посмотрите на него, как он страдает, какой он милый и маленький, прямо как ангелочек, котенок, мурмурмур!
Салаи, корчась на грязном полу, извергнул очередную словесную блевотину, сравнимую по потоку нецензурщины разве что с роликом про Горгону.
На Леонардо жалко было смотреть. Казалось, что он сразу постарел лет на тридцать, из красивого и полного сил мужчины на глазах превращаясь в глубокого старца: лицо его из румяного стало серым, изборожденным глубокими морщинами; широкий волевой рот — вялым, подбородок — безвольным и трясущимся.
Где-то снизу послышались величественные аккорды музыкального вступления: это был «Полет Валькирий» Вагнера, торжественно возвещавший о начале праздника.
— Пора! — громко воскликнул демон, вскинув руки. — Настал момент истины, не так ли, новоиспеченный праведник? Полночь близится! Итак, я читаю до трех: Раз! Два!
— Пишите, — прошептал Леонардо…
Слова, которые он произнес, до глубины души потрясли Кроули, заставив его отвернуться и скрыть навернувшиеся слезы. Он понял, что имел в виду мэтр, когда сказал ему: «Потом поймете, о чем это».
… А еще через минуту раздался звонок Пети Головина, и из двух сказанных им по-русски слов демон внезапно понял оба.
Одно означало «финал» или «конец», другое было собственным именем вируса.
В тот же момент все вернулось на круги своя. Те, кто видел столь лаконично и экспрессивно описанную Дустом смерть злобной Горгоны, вспоминали, как на экране вместо головы демона со змеями внезапно появился сам Леонардо да Винчи, который глубоким и звучным голосом произнес: «Идущий к звездам не оборачивается назад».
Но это были не те слова, которые стали ключом к программе и которые знали сейчас только Дуст и Кроули. И предназначались они не ему. Как ни странно, они были обращены к Ангелу, который сейчас сидел в Раю со связанными крыльями, ожидая казни.
— Я теперь не попаду в Рай? — упавшим голосом спросил Леонардо. — Все кончено, так? Равновесие восстановлено?
Кроули быстро освободил несчастного беса и исчез в темноте, бросив на ходу: — «Поспешите на праздник, сеньор да Винчи! Show must go on!»
Глава 14
В отличие от координат Сент-Джеймс-парка, Гугл не показывает расположения Эдемского сада. Если взглянуть на него с точки зрения Ангела со связанными крыльями, то станет ясно, что расположен он крайне неудачно: от Сент-Джеймс до ближайшего метро чуть менее пяти минут ходьбы, а от Эдема до ближайшего входа в подземку расстояние составляет чуть больше, чем Вечность (и первый поворот направо). Сторонний (и несомненно восторженный) наблюдатель, взирающий на Град Небесный в яркий солнечный день с той стороны, где уже скопилась целая флотилия облаков, непременно отметит дивный вид на каменную стену, башни, сады, высокие деревья и лестницы, шпили и купола; а затем переведет взгляд на словно бы облитый золотом и пурпуром Эдемский сад, с красотой которого не сравнится ни один ботанический сад земного мира, ибо все созданные человеком сады и парки — суть желание удержать исчезающее в веках воспоминание о самом первом, несравненном Райском саде, созданном Всевышним в прекрасном расположении духа приблизительно на третий день творения.
Азирафель лежал на траве под Восточными вратами, в белоснежном ангельском одеянии, глядя на холодные звезды и уплывающие в темноту ночи облака, которые не закрывали полную Луну — жемчужную, перламутровую, серебряную, невозможно далекую и надменную, как английская королева. В последний раз он слушал дыхание райского воздуха — прозрачного, нежного, ароматного, и жадно вдыхал, вбирал в себя запахи влажной земли, ярких цветов и пряных трав, соли от моря и смолы на древесной коре… В другое время он бы с удовольствием разделил с двумя своими спутниками возвышенное состояние духа, но туго стянутые толстой земной леской крылья лишали его возможности двигаться, нормально соображать и уж тем более думать о Вечном.
Михаил и Гавриил сидели по обе стороны от него и играли в нарды в ожидании полуночи. Внезапно Гавриил поднял голову, кивнув второму Архангелу, схватил телефон и отошел в сторону. Разговор, судя по всему, состоялся между ним и «противоборствующей Конторой» и проходил на повышенных тонах. Михаил прислушался, но до него доносились только отдельные слова: «пять минут… восстановлено… пожертвовать…и почему-то еще отчетливое «да пошел он!»
«Интересно, о ком это он,» — успел подумать Михаил, с испугом глянув в сторону связанного Ангела. — Однако, пора уже кончать с нашим «другом» и спускаться в Ад за этим…”праведником”, будь он неладен!
Ход Адовых и Небесных часов полностью синхронизирован с земным временем. И те, и другие, и даже третьи показывали без пяти минут полночь.
Азирафель не хотел расставаться с жизнью. Больше всего на свете он сейчас хотел бы очутиться в любимой столице Соединенного Королевства, в одном из своих любимых парков, и кормить любимых уток крошками в компании своего обожаемого демона. Он бы все отдал ради того, чтобы еще раз, хоть на мгновение, хоть на долбанную небесную секунду увидеть Энтони Кроули, его яркие смеющиеся губы, на которые он всегда потихоньку скашивал глаза, надеясь, что демон не заметит; и острые скулы, и его вызывающую походку, услышать голос Демона, зовущий его по имени…
«А еще в такой момент можно было бы и выпить чего-нибудь покрепче», — с сожалением подумал Ангел. — Жаль, что тут не наливают…»
— Михаил! — Гавриил быстро кивнул Архангелу, и они, оставив нарды, отошли на несколько метров, под густые кроны зеленых деревьев, на которых в темноте садились светлячки.
— Что случилось? — в глазах Михаила на секунду мелькнула тревога, но он был свято уверен в том, что никаких провокаций и вызывающих подозрение действий со стороны Адовой конторы быть не должно: с ними все было согласовано до мелочей, оставалось лишь привести в исполнение «процедуру» и спуститься по длинному эскалатору за Леонардо.
— Времени нет, потом объясню. Начинаем… и давай уже, это, сделай умное лицо, что ли, и нарды убери! — Михаил в недоумении посмотрел на часы, затем на Гавриила — «Так ведь еще четыре минуты, могли бы и доиграть, куда ж торопиться-то?.. ”
— На телефон снимем? — Михаил с готовностью вытащил мобильный, которым в Раю могли похвастаться только высшие Ангелы.
— Снимай, будет что вспомнить потом! Шоу будет эффектное, такое пропустить нельзя!
Гавриил решительно схватил его за руку и потащил за собой, на середину огромной арены, где ангелы по обыкновению устраивали спортивные состязания и гонки Пегасов на Кубок Эдема. Взгляд Гавриила мгновенно изменился, стал жестче и собраннее, устремившись ввысь, словно он вышел на театральную сцену, чтобы сыграть главную роль в пьесе, написанной впопыхах, без предварительной прочитки, репетиций и прогонов. Импровизация неизбежна, поскольку занавес уже взвился, партер рукоплещет, бинокли и лорнеты направлены прямо на главного героя, в то время как автор сей занимательной пьесы внимательно следит за действием из царской ложи, уже получив огромный гонорар. Сюжет предсказуем и незамысловат, но вполне остроумен, поскольку может меняться в обе стороны: как от комедии к трагедии, так и наоборот.
