Потому что на двери висела табличка «Закрыто».

Сердце Демона бешено колотилось, будто кто-то внутри него выбивал на раскаленной дьявольской сковородке неистовую барабанную дробь; эхом зашкаливал пульс, лицо пылало, темно-рыжие пряди спутанных волос прилипли ко взмокшему лбу. Он уже оборвал телефон Азирафеля, но тот, как назло, был отключен, и сейчас Кроули снова ломился в закрытую дверь, как тогда, в последний раз, вновь и вновь выкрикивая его имя, а потом вышиб дверь ногой и вошел внутрь, сжимая в руках новый пустой компьютер.

На него обрушилась непривычная тишина, зловещая и совершенно не похожая на то состояние нежного уюта и вечной ангельской безмятежности, к которой он успел привыкнуть, часто заходя в этот дом. Казалось, будто из всех комнат разом выкачали воздух, лишив их запахов, звуков, света и красок, и даже ливший снаружи как из ведра дождь притих, словно испугавшись неуместности собственного шума. Такая тишина стояла разве что на заброшенных кладбищах, которые демон не выносил на дух: в его длинной жизни мертвых было неизмеримо больше, чем живых. В обычно теплых и освещенных приглушенным золотистым светом комнатах сгущались и клубились глухие сумерки, осязаемые физически, до тошноты, до кома в горле, и демону казалось, что древние фолианты взирают на него с невыразимым укором, а страницы тихо шелестят, шипя: «надо было поссслешшить, поссспешшить, посспешшить, потому шшшшто ужжжже сслишком позззздно!»

Кроули в полной растерянности стоял посреди гостиной Азирафеля, пытаясь почувствовать и вдохнуть его запах, и не ощущал его, потому что даже вдохнуть не получалось — горло стиснул спазм; и еще он отметил, что сегодня здесь все было как-то уж слишком правильно, как никогда раньше, словно в кошмарном сне: чересчур симметрично, слишком стерильно и напрочь лишено уюта, как в мебельном салоне, где на каждом предмете висит табличка «руками не трогать»: вот кресло, вот желтый торшер, на стене — белые лампы-лилии, вот плед цвета топленых сливок, аккуратно сложенный на мягком диване…

А его — нет.

Внимание демона привлек красивый белый листок бумаги, лежащий на столе рядом с той самой антикварной ручкой, которую он однажды с гордостью подарил ему, обнаружив в недрах Портобелло-маркета. Его Ангел никогда не покупал дешевую бумагу для письма, считая написанное на такой бумаге послание признаком неуважения к собеседнику. Знакомый почерк Азирафеля, идеально каллиграфический, с небольшими изящными завитками в начале строк — он начал читать, и строчки поплыли и растеклись у него перед глазами, а пол качнулся и ушел из-под ног. Кроули упал на колени, прижав к себе письмо, и заплакал горько и отчаянно, навзрыд, завыл, как раненный зверь, зарывшись в него лицом, не сдерживаясь, как не плакал уже несколько тысячелетий, потому что глаза его наотрез отказывались читать «прощальное письмо», заволакивая слова мутной пеленой слез.

Что же ты молчал столько лет, Ангел? И почему же ты… молчал?..

Внезапно он вскочил на ноги, пытаясь как можно быстрее прийти в себя. Его Ангел еще жив, и его надо спасать. Спасатьспасатьспасать, — гулко стучало у него в висках, — все остальное — потом, а сейчас каждая секунда на счету.

Кроули с досадой смахнул слезы рукавом пиджака, быстро раскрыл ноутбук и достал из ящика хрупкие, ветхие, сильно пожелтевшие от времени бумаги, аккуратно собранные в большой конверт. Вот они — те самые записи великого “мэтра” Леонардо, и нужно лишь небольшое последнее усилие, чтобы добить «Горгону».

Демон вытащил из кармана пиджака квадратное зеркальце и плотно прижал его к первому листку. Затем нашел линк на стартовую страницу Национальной галереи и «пригласил» в свой девственно-чистый компьютер «Горгону».

«А ну-ка, иди ко мне скорее, детка,» — с ненавистью подумал он, не отрывая глаз от экрана. — «Сейчас мы с тобой побеседуем, потанцуем, поговорим по душам…»

Злобная тварь, раскручивая на голове клубок шипящих змей, изобразила непристойный парный танец с голым Салаи, где мелкий бес оказывался то сверху, то снизу, то прямо на голове у Горгоны, не отпускавшей его ни на секунду. Змеи, шипя, проникали во все отверстия юного податливого тела беса, одновременно затягивая его рот в ненасытный змеиный поцелуй, лаская его грудь, живот и бедра, стискивая в кольца его ноги и упругие ягодицы. Салаи изогнулся, перехваченный поперек талии самой толстой змеей наподобие кушака, и она тут же проскользнула внутрь его тела, заставляя его беззвучно разевать рот в неистовом порыве «танца», извиваясь в такт с ритмичными и все убыстряющимися проникновениями, и вместе с ним затряслась в безумной и сокрушительной последней судороге, извергнув в растерзанного беса огромную порцию яда из каждой пасти. «Лихо!» — с отвращением подумал Кроули, которому было сейчас совершенно не до просмотра порнухи, тем более с собственным участием. Разложив ролик на кадры, он стал быстро выписывать символы, мелькавшие на последних секундах, попутно сравнивая их с записями Леонардо.

Бинго!!!

Зеркально и диаметрально отраженные строчки внезапно стали обретать форму и смысл, складываясь в четкий и ясный порядок кода. Только времени у него было слишком мало, и в одиночку он справиться не успевал.

«А ведь мы с тобой еще потанцуем, дорогуша!» — внезапно в голове демона сложился неплохой и вполне остроумный план. — «О, Горгона, отлично! Ты мне еще пригодишься, детка…»

Значит, нужно срочно подключать Дуста и по возможности Тьери, если только тот ответит на звонок в скайпе. Кроули намертво заблокировал входную дверь и вырубил все доносящие снаружи звуки, чтобы ничто не мешало ему сосредоточиться на главной битве своей земной и небесной судьбы.

Битве не на жизнь, а на смерть.

Битве за Ангела.

Петя Головин не поверил своим ушам, выслушав «вступительную речь» Кроули, но Aspid666 резко оборвал поток его вопросов насчет «Как тебе это удалось?», «Где взял?» и «*****, какая с*ка все это нахрен придумала?» На трёп с Дустом не было ни секунды, и Петя, пару раз от души помянув знаменитого «кролика, который что-то там написал», быстро включился в процесс.

Лучшие программистские умы человечества бились над загадкой Горгоны, но практически все разводили руками: все не то, не так, нет шаблонов, нет предыдущих версий, не с чем сопоставить! Только Дуст и Кроули упорно не желали сдаваться: один — из желания стать звездой, другой — потому что от этого зависела судьба его единственного друга, а значит, и его собственная.

Тьери не отвечал на звонки, и это по настоящему беспокоило обоих. Он попросту исчез, пропал из виду, как будто Горгона сломала в нем что-то раз и навсегда, поселив отравленный вирус в его исстрадавшемся сердце. У Клюзеля была в тот момент непростая ситуация в жизни: он только что потерял отца, у которого была последняя стадия рака, а жена совершенно перестала интересоваться им, занимаясь только своей театральной карьерой — она играла в одном из парижских музыкальных театров и считала себя «звездой». История с вирусом «Горгона», который оказался не по зубам Тьери, стоила ему карьеры: парень перестал верить в себя, ушел из Лувра и, как сообщил Дуст, «бухал по-черному, до отключки».

«Что-то мне кажется, что Тьери надо спасать», — посетовал Петя. — «А знаешь, что самое плохое? В последнем разговоре он упомянул, что ничего красивее и умнее Горгоны он в жизни не встречал, что она, то есть ты, гыы… ну, прости, друг — что она символ нашего времени, и ее нужно прославить в веках, построив храм в ее честь, и поклоняться ей, потому что она есть праматерь всего сущего, и еще много чего наговорил в том же духе, аж страшно стало, веришь?.. Короче, крышняк у чувака поехал конкретно! Слышь, Аспид… надо бы связаться с директором, начальником его. Не нравится мне все это…»

Тем временем «послание Горгоны» близилось к расшифровке, но пятисотлетняя рукопись выцвела в двух местах и еще в одном сильно порвалась, лишая их возможности восстановить код в полном объеме.

Глава 13