– Двадцать лет, Дерек. Двадцать лет, – срывающимся голосом пробормотала мама, нарушив гробовую тишину, отчего кровь застыла в жилах. – Двадцать лет я оплакивала тебя, винила за то, что не уберегла, не отговорила, а ты все это время разгуливал по земле, вполне себе живой и здоровый, и даже не удосужился позвонить! Я уже не говорю о встрече, о визите к своей бедной скорбящей матери, ты даже не справился о моей судьбе, ты просто выбросил меня из своей сверхъестественной жизни! Чем я такое заслужила, сынок?

В ее голосе было столько горя, столько боли, столько холода и тепла одновременно, что волосы становились дыбом, и я просто боялся шевельнуться и поднять взгляд. Что я вообще могу ей сказать?

– Знаешь, ведь когда появилась эта светящаяся троица супергероев, я никак не могла отделаться от мысли, что лицо Повелителя стихий мне знакомо, – горько усмехнувшись, пробормотала мама, в очередной раз шмыгнув носом. – Такое, знаешь, необъяснимое предчувствие, словно червяк зашевелилось где-то внутри и никак не давало покоя. Я все никак не могла понять, откуда могу знать этого парня, почему внутренности буквально выворачивает наизнанку, стоит мне увидеть его в новостях. А потом начались звонки от моих старых знакомых, которые в один голос твердили, что видели тебя в новостях, кидали мне ссылки на ролик, который показали всему миру, но стоило мне перейти по адресу – как сайт оказывался заблокирован. Мне казалось, что все сошли с ума, и я вместе с ними…

– Да, сразу после нашего выхода в свет, власти стерли этот ролик со всех возможных ресурсов…, – робко пробормотал я, все еще не рискуя поднять взгляд.

– А потом мне позвонил журналист, этот милый парнишка ввел меня в курс дела и рассказал, что вообще происходит. Знаешь, какого это: узнать, что мой сын, мой единственный сын, которого я давно похоронила и с чьей потерей уже почти смирилась, жив и здоров и вот-вот станет важной фигурой! И все это я узнаю от других, но только не от тебя! – прокричала мама срывающимся голосом, снова горько заплакав.

Тут мое терпение лопнуло, я упал перед ней на колени, схватив ее руки, и посмотрел в глаза. Сколько же там всего было… Бешеный коктейль эмоций: злоба, обида, отчаяние, непроглядная печаль и невообразимое тепло, от которого сводило скулы. Несмотря на то, каким дерьмом я был, как ужасно поступил с ней, она все еще смотрела на меня так, как смотрела тогда, когда моя жизнь была простой и обыденной, а я не был каким-то там супергероем. А просто был ее сыном.

– Мам…, – мои губы дрожали, а язык отказывался подчиняться, – прости меня. Прошу. Умоляю. Если когда-нибудь сможешь…

Она молчала, роняя слезы на мои руки, не решаясь пошевелиться, и это меня окончательно добило. Когда, если не сейчас, попытаться ей все объяснить?

– Знаю, что я не заслуживаю твоего прощения, но если бы я только мог… Если бы я не боялся, что мое возвращение в твою жизнь навлечет на тебя беду, если бы наверняка знал, что не причиню еще больше боли, чем уже причинил, я бы рванул к тебе в тот же день, как нашел заброшенный дом и свою поросшую сорняком могилу на городском кладбище…

– Ты был у нашего дома? Но где ты… Где пропадал до этого? Я переехала только спустя шесть лет после твоей пропажи, – задумавшись, еле слышно пробормотала мама.

– Я был там, откуда думал уже никогда не выберусь. И это худшие восемь лет моей жизни…

– Ты был в плену? Тебя пытали? – испуганно прошептала она, когда с ее лица в один миг стерлась вся былая злоба.

– Хотел бы я сказать, что нет, но это будет ложью, – с горечью прошептал я в ответ, от нахлынувших воспоминаний по телу прошлась волна липкой дрожи. – Да, мам. И более зверского заточения мир еще не видывал.

– О, мальчик мой! – словно забыв о своих обидах окончательно, мама подняла мое лицо своими теплыми руками и посмотрела в глаза, от чего в горле встал ком, а глаза защипало. – Но кто это сделал с тобой? Как смог, ведь ты практически всесилен?

– Поверь мне, были те, кто в свое время творил с такими, как я, и не такое… И тогда я боялся, что стоит мне объявиться, как они узнают и доберутся до тебя, а когда мы от них избавились… Было уже поздно. Да и как я вообще мог заявиться к тебе спустя столько лет… Если бы только знал, что ты поймешь и сможешь меня принять таким, каким я стал…

– Дерек, ты – мой сын! – мама с любовью провела нежными пальцами по моей щеке, стерев непрошенную слезу. – Кем бы ты не стал, что бы ты не натворил, ты навсегда останешься моим сыном, и я приму тебя любым! Как ты вообще смел подумать, что я отрекусь тебя лишь от того, что ты всего-то стал супергероем… Поверить не могу, что это возможно, но если это случилось с тобой, то значит в этом есть свой смысл, а мой материнский долг – принять волю божью. И я горжусь тем, кем ты стал и чего добился!

Ее глаза сияли теплом и добротой, руки на моих щеках горели огнем, согревая кожу и топя глыбы льда в моем сердце. И, глядя на эту невероятно сильную мудрую женщину, прошедшую через безмерную череду боли и отчаяния, но все еще сохранившую невероятную любовь к своему сыну, я готов был пройти через все это дерьмо хоть тысячу раз, если бы в конечном итоге это привело меня к этому дню счастливого воссоединения с ней.

– Мам, я люблю тебя! Прости меня, миллион раз прости, – бормотал я, уложив голову ей на колени, уже не сражаясь с нахлынувшим потоком слез.

– Ну как же я могу не простить тебя, сыночек мой, – наглаживая мои волосы, причитала мама. – Я тебя тоже люблю, ты даже не представляешь себе, как сильно и безмерно, всегда буду любить! Конечно же я тебя прощаю, всегда буду прощать, только ты больше не исчезай, не пропадай, хотя бы иногда заглядывай на чай, можешь даже брать с собой своего друга, этого милого мальчика, Телепортом, кажется, его звали, и свою возлюбленную, ведь ее Хлоя зовут?

Мое сердце оборвалось при одном лишь упоминании ее имени, ведь из теплых губ моей матери оно звучало совершенно иначе… Ну конечно же мама о ней знала, наверняка тот журналюга вывалил ей все, что на меня нарыл его канал, да только забыл упомянуть о самом важном факте.

– О, мама, – прошептал я, борясь с надвигающейся истерикой. – Я бы все отдал, чтобы с ней тебя познакомить. Но боюсь, что этого уже никогда не случится…

– Все так плохо? Ты и перед девушкой сумел облажаться? – лукаво улыбнувшись, пробормотала мама, явно не осознавая всю глубину трагедии.

– Это очень долгая история, ма. Но она пропала. И я боюсь, что уже никогда не захочет ко мне вернуться.

– Ну тогда расскажи мне все, хочу знать обо всем, чем ты жил столько лет. А там, быть может, помогу тебе материнским советом. Кем бы не была твоя супер-девушка, уж кто, как не я, сможет тебе подсказать, как все можно исправить.

Эх, если бы все было так просто…

Как сказал через несколько дней Бен, история с появлением моей матери на пресс-конференции была специально подстроена одним из конкурентов. Так он хотел дискредитировать мою кандидатуру, показать, какая огромная пропасть разделяет меня и простых людей, подчеркнуть чуждость значимости семейных уз для таких, как я. И еще миллион доводов в пользу того, что их затея удалась: рейтинг упал ниже плинтуса, все каналы мусолили эту тему до посинения и поносили мое имя на чем свет стоял.

Но мне было все равно. Воссоединение с моей мамой, наша долгая беседа, та теплота и любовь, что она мне подарила в тот злосчастный для предвыборной кампании день, придали мне сил. Сколько слов было сказано, сколько слез пролито, но все было не зря. Словно та дыра в моем сердце, что образовалась после исчезновения Хлои, начала понемногу затягиваться, заполнилась безоговорочной верой и участием моей мамы. Я даже не подозревал, насколько сильно эти десятки лет скучал по ее теплым рукам, обыденной житейской мудрости, мягкой улыбке и звонкому смеху… Будто я снова вернулся в те времена, когда все было просто, когда я знал кто я, пусть и не знал, куда иду. Моя мама напомнила мне, что всегда нужно оставаться собой, не пытаться переделать себя под этот мир, не стесняться своих истинных порывов и не бояться быть непонятым.