Эшли делает вид, что увлечённо читает учебник в поисках задачек позаковыристее, как это последние полчаса, а под партой, наконец успокоившись, разблокировав экран, переходит по ссылке.

Там такой ник смешной, и на аватарке Спанч Боб – Эшли старается сдержать улыбку, но не от оформления этого.

Если честно, Эшли без разницы, все равно, не волнует, не интересует, а вот сотни твитов, и все об одном человеке. Эшли трепет охватывает, когда, сгорбившись, пялится тупо в экран, застряв на первом же изречении без знаков препинания и с опечатками глупыми.

Неплохо она шифруется, никто не соотнесет эту высокодуховную деву, любящую «Заводной апельсин» и «О дивный новый мир», и такое лютое фанючество по мёртвому душой музыканту.

Сотни признаний в любви на разный лад и, конечно же, «я хочу от тебя детей, Томас Нахуй =^_^=».

Нет, конечно, одно другому не мешает, но это не тот случай – девушка-гот эта вполне может быть фанаткой Тома, но из тех, кто каждую строчку подвергает безжалостно декотингу и пишет длинные ироничные посты, доказывая тем самым, что Том давно скатился, сторчался, его испортила слава и он жутко переоценен, и слушают его только из-за того, что он вроде как звучит интересно на фоне всего того рэпа и сотни его поджанров – типа такого, и в компании ещё должна крыть его последними словами, чтобы дома перед его плакатом тихо и слёзно вымаливать прощение.

Еще там находится несколько ссылок на разные статейки в газетах, интервью по телику, инсайды от друзей и большое интервью на «Ютубе» его жены на тему, как она относится к тому, что муж с любовницей катает туры и плотно сидит на героине, и, по слухам, стал уже совсем плох, и ребёнку такое показывать просто негуманно, жестоко и вообще преступление перед ребёнком, и под роликом все дружно поглощают гниду и потаскуху – нет, не Тома.

И, казалось бы, самое логичное – это потыкать по этим ссылкам, почитать каждую статью, разобрать весь материал этот, по полочкам рассортировать и каталогам в своей башке, но Эшли трясёт.

Натурально потряхивает, руки, вон, дрожат, и горят стыдом щеки, словно он подглядывает за кем-то в душе. Не хочется ему читать эту дрянь, потому что субъективно это все.

Всё это попросту случайные люди, прохожие и обыватели, пересказывают свои влажные мечты, интерпретируют реальность и в хвост и в гриву, выдавая это за истину в последней инстанции.

А вот пообещать подруге на тему эту, чтобы она все разжевала и в ротик положила, в конце концов, а чем её интерпретация событий хуже той же жены Тома?

Вот и пишет ей, что твиттер что надо, только вот…

Что там только вот Эшли не успевает напечатать.

– Быстро к доске, пока шесть шкур с тебя не спустила! Дома будешь в телефоне сидеть! – ему кричат так, что уши закладывает.

Не кричат, а просто голос такой, не угрожают, это Эшли вспомнил её прошлогодний подвиг, где всем родкомитетом и педсоставом разбирали, допустимо ли такое для педагога, если ученик откровенно хамит или срывает урок, или все же нужно такое поведение пресекать другими методами, например, спокойно и хладнокровно выносить три предупреждения, а если тот продолжает, удалять из класса, а в особо запущенных случаях – отстранять от занятий.

– У вас ошибка. Там получается минус пять, – Эшли отвечает ей скучающе, даже не смотря в глаза, пока училка багровеет и с силой сжимает мел, ну или что-то типа этого.

Ну, хочет ответить, по крайней мере, нет, дело тут не в том, Эшли только про себя скалится, а так – милейший человек, безотказный. Тут становится не по себе от того, каково женщине будет, когда Эшли ласково так, из лучших побуждений её поправит, почему?

Понятия не имеет, просто смутное чувство, что это будет неуместно, именно сегодня вот так – не нужно.

Просто… Нет.

Тем более когда женщина поворачивается к доске, сразу же сама исправляет, пока Эшли пишет на другой стороне свое уравнение.

Это странное чувство, мягко говоря, настораживает, смутное предчувствие, что, если ответить неправильно, случится что-то плохое, оно появляется не так часто, и Эшли списывает все на озарения, что они живут в мире, где никогда не знаешь, не появится ли новый серийник и не случится ли теракт, а ещё ядерные боеголовки и третья мировая, и спокойно жить можно только эскапистом.

На место плюхается и разве что ноги на парту не складывает, возвращаясь к телефону, открывает свернутый диалог и видит вот это:

«Как много вопросов, не похоже на тебя».

«Хотя не скажу, что мне это не нравится».

«Общение в последнее время стухло».

«Это плохо – такое писать, да?»

«Черт, прочитал уже».

«Давай представим, что я ничего этого не говорила».

«Лучше обсудим вот что».

«Почему бы тебе самой не завести твиттер? Ну, второй, чтобы на основном не палиться».

«Как идея?»

«Кайф. И без обид, СМС, все мы люди, тем более что я всегда придерживаюсь политики открытых дверей. Насильно мил не будешь и все такое прочее, так что, если что, все ок, я пойму».

Это же ненормально, сердце не екает, когда интернет-подруга – единственная, кто тебя понимает, кроме твоей семейки.

Типа Эшли все понимает и умеет идти на компромисс – так было всегда, внаглую манипулируя собеседником, и это вполне в его стиле – разговаривать, стараться понять собеседника, чтобы в конце концов вывернуть все в свою пользу так, чтобы тот нечего не заподозрил.

Только обычно ему в такие вот кризисы их серьёзных отношений – дружеских и виртуальных, что только придаёт им ценности, по мнению Эшли, он переживал болезненно.

Ночью в подушку не рыдал навзрыд, и у окна с какао не сидел, но симптомов для диагностирования депрессии было достаточно, и длилось это месяцами. Загонялся все прошлое лето, и даже когда стало все снова хорошо, неприятный осадок остался, как и от ссоры с отцом.

И недели молчания с мамой.

С братом когда повздорили не на шутку и мелкий, вспыльчивый говнюк, испортил его тетрадку, ту самую, по математике, толстенную, с кучей важной и нужной информации.

А потом, стыдясь своего порыва, хмуро и через силу извинялся, и так по кругу из агрессии и самоненависти.

А о чем они повздорили с Арчи и Кариной, он даже вспоминать не хочет.

Уж лучше о тетрадке.

А сейчас будто ценность дружбы для него обесценилась, и мыслишки нехорошие в голове – о том, что важно все это, несомненно, но такого трепета в сердце не вызывает у него.

Что-то он определённо чувствует, но больше не мучает это постыдное «без неё я умру. Точно вскроюсь. Отвечаю, я порежу вены!», как раньше, до изнеможения.

Обидно, конечно, будет, если все вот так закончится, но Эшли переживёт.

Понял наконец, что такое здоровые отношения, без созависимости, вот и пользует.

Ага, да.

Эшли уже вовсю регистрируется в «Инсте», потому что твиттер его будет из чистого любопытства долго и упорно искать, а вот в «Инстаграме» – не сразу, так что пилит безобидное фото какой-то девочки с разрисованными фломастерами руками, селфхарм же – плохо.

Сначала он хочет использовать ту же фотографию, только наложить пару фильтров, но ощущается, эта картинка – отражение пожрлстклвых трагедий, где на мертвенно-белой коже чёрной ручкой написано кривоватое «помоги» среди десятка ничего не значащих слов, бессмысленных, хоть и стильных, наигранно и фальшиво, попросту меняешь одну маску на другую, любая твоя фотография чего угодно Эшли будет значить куда больше, она куда интимнее, искреннее этого подросткового надрыва.

Разумеется, он с пустой улыбкой, со стороны она – как обычная его, умеренно саркастичная и невероятно раздражающая, накладывает на злосчастную ладонь сразу три фильтра и публикует свой первый пост в пару десятков слов, а волнуется так, что сразу после брезгливо прячет телефон в рюкзак, делая вид, что достаёт ручку.

И до конца урока честно решает уравнение из задания со звёздочкой, пока остальные списывают решение с доски или ждут, пока лохи все сделают за них.