В нем чувствовался молодой задор.

– Так совсем же по чуть-чуть, – говорил он. Если хотите, мы еще можем присоединиться к компании. Или нет. Очевидно, лучше этого не делать! Жить вообще опасно, Лора!

Во мне закипала страсть. Мне доставляло удовольствие, что меня преследуют с такой решимостью. Но и с трепетностью одновременно. С самого начала я поняла, что, если влюблюсь в Ральфа, буду падать долго и мучительно. И снова потеряю себя.

Прошло два года с тех пор, как Мэтью собрал вещи и оставил меня в отчаянии, с разбитым сердцем. Со временем я привыкла к своему одиночеству. Научилась закрываться от других людей, защищать и беречь свою душу. Мне не хотелось, чтобы мой мир снова разлетелся вдребезги.

Но Ральф не сдавался. Он очаровывал меня. Убеждал.

Теперь-то я понимаю, что он лгал мне.

В понедельник я надела самое нарядное платье и подобрала к нему туфли на низком каблуке. В зеркале мое лицо выглядело бледным и осунувшимся. Я подвела глаза, нанесла на щеки немного румян и чуть подкрасила губы.

Разукрашенная леди.

Потренировалась перед зеркалом, придумывая, как буду отвечать, если меня спросят, что со мной.

– Немного простудилась и чувствовала себя ужасно. Почти все выходные не вставала с постели.

Из зеркала на меня смотрели безжизненные тусклые глаза.

Учительская потрескивала от приглушенного гула. Сплетня подобна электрическому разряду.

Я взяла из шкафчика тетрадки и пошла к столу, но меня перехватила Хилари Прайор.

– Слышала уже? – шепотом поинтересовалась она. – О Ральфе Уилсоне. Говорят, возможно, самоубийство.

Я вздрогнула:

– Кто говорит?

– Полиция. – На ее лице появилось раздражение. – Ты что, не помнишь? Жена мистера Уилсона написала заявление о его исчезновении! И о нем по-прежнему ничего не слышно. Может, проблема в девушке? – Она вскинула брови. – Во всяком случае, с тех пор как он исчез, прошла почти неделя. И она последняя, кто видел его.

Тетрадка, лежавшая на самом верху стопки, соскользнула и полетела на пол. Я хотела поднять ее, но наклонилась слишком резко, и еще три тетрадки оказались на полу. Странички с карандашными рисунками и нетвердо написанными строчками захлопали, падая вниз, как дохлые рыбы.

Присев рядом со мной, Хилари помогла собрать упавшие тетради.

– Его жена выглядит жутко измотанной. Я имею в виду… ты меня слушаешь, да? Неужели он действительно был настолько подавлен, что… ну, ты поняла? Просто ужасно. – Она прикрыла глаза. – Интересно, Анна пока останется дома? – Дочь Ральфа училась в ее классе. – Бедная девочка! Что тут еще скажешь?

В коридоре, у самого моего класса, меня догнала Элейн Эббот. Через десять минут дети, толкаясь и суетясь, хлынут в школу с прогулки под яростные окрики учителей: «Тише, второй класс! Не бегите!»

– Джон разослал сотрудникам письмо, – шепотом сообщила она. – Посмотри почту. Должно уже прийти. Она настороженно огляделась по сторонам. – Просит, чтобы учителя сразу сообщали ему, если заметят у кого-нибудь из детей признаки беспокойства или вообще какое-то необычное поведение. Он тогда пригласит в школу психолога… Она вздохнула и отвернулась. – Какой ужас! Жуткая история. Бедная Анна.

Я вошла в класс, положила книги и тетради на стол и тяжело опустилась на стул. Через пару минут завертится карусель. Правила орфографии в схемах и таблица умножения на восемь. Как вам идея о том, чтобы поставить пьесу о Великом пожаре в Лондоне? Модели домов семнадцатого века можно сделать из картонных коробок из-под мюсли. Крыши? Для крыш подойдут зубочистки.

Я думала о словах Хилари. Сидела в тишине, пытаясь унять дрожь, успокоиться, но не была уверена, что справлюсь.

Во время перемены я должна была дежурить на площадке для игр. Надевая пальто, я в спешке прочитала письмо, открыв почту на телефоне.

На площадке меня сразу накрыл шквал радостных воплей – дети носились, уж точно не обремененные никакими проблемами. Ко мне подошла Оливия Фрай – пальто расстегнуто, шарф сбился, за каждую руку уцепилось по ребенку.

С посеревшим лицом, она шепотом спросила:

– Видела?

Я сразу поняла, что она имеет в виду. Письмо конечно же. Других тем для разговора не было.

– Ужасно.

Бедная жена! – С этими словами она перевела задумчивый взгляд на детей, которые с криками беспорядочно носились по площадке и дергали друг друга за куртки и пальто.

Что-то в ее тоне, в ее бледности, в том, как она старательно избегала моего взгляда, навело меня на мысль: «Неужели и она тоже?» Я вздрогнула, вспомнив ее на занятиях нашей группы. Длинные волосы, как у принцессы. Белоснежная кожа. Ее голос звучал застенчиво, когда она читала свой рассказ, а Ральф, подбадривая, смотрел ей прямо в лицо.

Я отвернулась. Мне захотелось побыть одной. Девчушка по имени Эмма – фамилия вылетела из головы – налетела на меня, на мгновение обхватила мои ноги, затем развернулась и снова умчалась к своим подружкам.

Если я права, Оливия была до или после меня? Или параллельно со мной? Знает ли она обо мне и Ральфе? Во рту стало сухо. Что, если она разболтает о наших с ним отношениях? И расскажет об этом полиции?

Оливия подошла к двум дерущимся первоклашкам, разняла их и, сделав предупреждение, отправила играть в разные концы площадки.

Когда она снова вернулась ко мне, я чуть слышно спросила:

– И что нового известно?

Я имела в виду, нашли ли они его раздувшийся труп? Того человека, который когда-то занимался любовью со мной и, возможно, с тобой тоже? Но я не могла сказать такое вслух.

– Обыскивают вересковую пустошь, так же негромко ответила она. – По-видимому, он часто гулял там.

Пустошь? Я прищурилась. Никогда не видела, чтобы Ральф ходил куда-нибудь пешком. Затем меня посетила догадка: про пустошь придумала Хелен, пытаясь навести полицию на ложный след.

Во рту появился привкус желчи.

О прибытии полиции возвестило второе письмо от администрации школы.