Лицо детектива оставалось непроницаемым.

Констебль с безукоризненно уложенным пучком царапала строчку за строчкой. Интересно, сколько времени у нее уходит на сооружение такой прически?

Помощница учителя, сидевшая между Оливией и мной, с воодушевлением кивала; время от времени она выдыхала «о да» или «безусловно».

Когда Оливия наконец закончила, помощница учителя с серьезным видом подалась вперед и сказала:

– Я согласна. Очень милый мужчина. Близко я его не знала… Когда могла, я тоже приходила на занятия группы. Нет, не читать собственные сочинения. У меня нет такого дара. Просто хотелось провести время в приятном обществе. Но когда он читал свои стихи, чувствовалось, какая нежная у него душа.

Я чуть не фыркнула. Нежная душа? Вот еще перл, который заставил бы Ральфа рассмеяться.

Детектив посмотрела в мою сторону. Ее ледяной взгляд, встретившись с моим, заморозил меня. Она оказалась именно тем человеком, кого я так боялась, пусть и не в том теле, как накануне рисовало мне воображение. Всеведущее око. Она все поняла.

– Мисс Диксон? А какие у вас были отношения с мистером Уилсоном?

Не в силах вымолвить ни слова, я пристально смотрела в одну точку. Констебль перестала царапать в своем блокноте и подняла голову, чтобы взглянуть на меня. Теперь на меня были обращены все взгляды. Мои ноги начали дрожать.

– Мисс Диксон?

Я открывала и закрывала рот, но не могла произнести ни звука. На меня снова обрушилось то же видение: неуклюже распластавшееся у лестницы тело Ральфа, а рядом, в полумраке, Хелен, рыдающая над ним.

Облизнув губы, я попробовала прочистить горло.

– Я почти не знала его. Правда.

Ты прекрасно знала его, еще бы тебе не знать.

Мой тоненький голосок сочился ложью. Детектив не могла не почувствовать исходящий от меня запах вины, похожий на запах испортившейся сметаны.

– Я посетила несколько собраний группы, вот и все. Мистер Уилсон всегда держался дружелюбно. Он приветливо относился ко всем.

Внешне детектив оставалась безучастной. Снова повисла гнетущая тишина. Казалось, из кабинета вдруг резко выкачали весь воздух.

Помощница учителя подскочила ко мне как раз в тот момент, когда я, покачнувшись, начала падать со стула. Схватив меня за руку, она крепко обняла меня другой рукой за плечи.

– Вам плохо, да? Она ужасно горячая, – обратилась она к детективу.

Опустив меня на пол, помощница налила в стаканчик воды и протянула мне, затем принялась обмахивать меня буклетом, оставшимся после психолога. Перед моим лицом мелькали туда-сюда желтые буквы на синем фоне: «Проблемы со сном? Грусть или депрессия?»

– Я уже почти в порядке.

Отхлебнув немного прохладной воды, я сосредоточила внимание на узоре ковра и принялась считать. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Постепенно мне удалось прийти в себя. Не без помощи я вскарабкалась обратно на стул.

– Извините, я, похоже, заболела. – Я помолчала, стараясь взять себя в руки. – Грустно гадать, что с ним случилось. А его бедная девочка, Анна… Даже не представляю…

Детектив кивнула констеблю, и та, вскочив, протянула ей несколько визитных карточек. Детектив-инспектор Эйлин Джонс. Офицер-дознаватель. Список телефонных номеров, включая горячую линию, адрес электронной почты полиции.

– Если вспомните еще что-нибудь… все что угодно…

Поднявшись из-за стола, она кивнула, давая понять, что беседа окончена.

Снаружи своего времени дожидался молодой человек, новый помощник учителя из старшей школы. Когда мы выходили из кабинета, он обеспокоенно поднял голову.

Прохладный воздух в коридоре коснулся моих влажных рук, лица и шеи, и я почувствовала облегчение.

Как только мы завернули за угол, где никто не мог слышать нас, помощница учителя глубоко вздохнула и сказала:

– Вот мы и прошли!

Я ничего не ответила. Хотелось ускорить шаг и уйти от них, чтобы побыть одной, но ноги еще плохо слушались.

Так мы и шли по коридору вместе.

– Вам бы присесть, прежде чем вернетесь в класс, ворковала помощница учителя, и в ее взгляде светилось участие. – У меня есть аспирин. Хотите, принесу?

Из-за ее спины за мной проницательно наблюдала Оливия.

После продолжительного отсутствия Анна наконец вернулась в школу.

Хилари только об этом и говорила.

– Я сказала классу, что, возможно, девочка будет немного грустной. – Она старалась выглядеть удрученной, но чувствовалось, что ей очень нравится играть в этой трагедии едва ли не главную роль. – Хотя я не уверена, что дети понимают, что такое горе. Им всего семь лет. Откуда им знать?

Оливия покивала.

– Да, но кто-то мог потерять бабушку или дедушку.

– Или домашнего питомца, – добавила Элейн. – Для маленького ребенка потеря любимца может оказаться очень болезненной.

Я старалась не закатывать глаза. И в то же время прекрасно представляла, что Ральф именно так бы и поступил, узнай он, что его смерть приравнивают к смерти хомячка.

– Сегодня утром Джон пригласил ее к себе в кабинет, – продолжила Хилари. Такой заботливый был. Анна дружит с Кларой Хиггинс. И я предложила Кларе временно сдвинуть парты, чтобы они могли сидеть вместе.

Элейн кивнула:

– Клара – милая девчушка.

– Она вроде часто бывала у Анны дома? – поинтересовалась Оливия.

– Именно, – подтвердила Хилари. – Клара из неполной семьи, у нее только мама, и той приходится много работать.

– А у нас нет другой девочки по фамилии Хиггинс? – спросила Элейн.

– Вроде есть одна, в старшей школе, – кивнула Хилари. – Или ее фамилия Хопкинс?

– Я так понимаю, Хелен Уилсон теперь тоже мать-одиночка? – задумчиво произнесла Оливия.

– Интересно, как она справится? – Шумно отодвинув стул, Элейн встала. – Грустно все это.

Оливия взяла свою кофейную кружку, собираясь вымыть ее, прежде чем мы все разойдемся по классам.

– Бедняжка Анна. Кто бы мог подумать.

– Мы все будем присматривать за ней. Конечно же мы ее не бросим! – Элейн похлопала Хилари по плечу. – Здесь она в надежных руках.

О том, что Анна учится в нашей школе, я узнала относительно недавно и, признаться, была удивлена этим. Она ходила во второй класс и, похоже, была спокойным ребенком. В ней, худенькой и гибкой, чувствовалась та же романтическая мечтательность, как у ее отца.

В первую же неделю, узнав, что она вернулась в школу, я решила уделять ей побольше внимания. Когда я дежурила на детской площадке, что случалось почти каждый день, я отыскивала ее взглядом в шумном водовороте детей, бегающих сломя голову. Клара Хиггинс, ее лучшая подруга, всегда находилась поблизости. Сидя на корточках и почти соприкасаясь головами где-нибудь в углу площадки, они о чем-то шептались или носились вместе со всеми, держась за руки.

Но постоянно следить за ней я не могла: приходилось разнимать дерущихся, отчитывать задир, отправлять к директору тех, кто вел себя совсем уж плохо. Кому-то оказывать помощь, кого-то утешать, с кем-то посмеяться. Кроме того, мне приходилось присматривать за новенькой девочкой с длинной косой. Рози, кажется? Или Ребекка? Она была совсем маленькой, плохо адаптировалась и старалась держаться поближе к кому-нибудь из дежурных учителей. Девчушка сжимала мои пальцы своей крошечной теплой ладошкой. Для нее я была как в спасательная шлюпка в опасном бурном море.

Анна выглядела такой же живой, как и ее сверстники. Может быть, немного бледная, но на площадке щечки становились румяными, и две короткие косички весело разлетались в стороны, когда она с визгом бегала с Кларой.

Все мои попытки подойти вместе с Рози (или Ребеккой?) поближе к тому месту, где играли Анна и Клара, обрывались тем, что подружки убегали чуть ли не на другой конец площадки, увлеченные какой-нибудь игрой. Побыть рядом с ними во время прогулки было все равно что пытаться поймать воду. Поэтому оставалось просто набраться терпения и не упустить шанс, если он подвернется.