— Мне просто нужен был Вергилий.

— Хорошая отсылка, Данте! — удивился он. — Посмотрим, понравится ли Джорджу имя Беатриче.

Посмотрим.

Билл усмехнулся.

Приятно, что он заметил. Роберт, похоже, из тех, кто поддержит любой разговор и не даст заскучать. Билл вот нет — не из таких. Он словно убийца разговоров. Хотя о литературе поболтать мог. Книги ненадолго освобождают от прошлого, так что читать он любил.

Может, самому лучше было бы лишиться воспоминаний? Словно развязать удавку промокшего плаща и сбросить с шеи.

— Что-то вспоминаешь?

Роберт еще раз взъерошил-просушил волосы.

— Не совсем. Вертится на языке, как песня, которую ты когда-то слышал, но не можешь вспомнить. Очень раздражает на самом деле.

— Может, ты музыкант?

— Насчет этого я уверен. А ты? Учишься?

— Ага.

Хотел было приврать, что в университете. Хотел было шуткануть (ну как учусь? разочаровываю родителей), но ограничился одним — ага. Плевать на школу.

— Чувствуешь? — Роберт указал под ноги. — Что это?

Прилипшие штанины потянуло вперед. Шнурки подхватило течением — надоел ты нам, Билли.

Кеды мокро зашлепали по ковру.

Вода текла на пол гостиной. Лилась под кофейный столик, впитывалась в ковер — такой устилал первый этаж его дома на Уитчем-стрит.

На диване перед телевизором сидела его мама. Одной рукой подпирала подбородок, в другой покачивала бокал вина.

Роберт с удивлением повертел головой.

— Где мы?

— Мам? — позвал Билл.

— Либо садитесь, либо не мешайте мне, — пробормотала она.

Билл подчинился. Не то шоку — ноги сами подкашивались, не то ее тону — еще не вытравил из себя привычку слушать маму, когда она злится.

— Какая у тебя фамилия? — спросил Роберт.

— Денбро.

— Миссис Денбро, — он помотал рукой перед ее лицом. — Не замечает меня.

Она махнула бокалом.

— Зак, отойди. Вы сегодня оба меня доведете.

— Как скажете, мэм.

Роберт запрыгнул на диван — Билл оказался между ним и мамой. И вдруг стало…

Холодно.

Очень холодно. Такого холода он не ощущал с тех пор, как они с родителями последний раз отмечали День благодарения. Мама все утро готовила, отец накрыл на стол, а потом они сидели втроем и делали вид, что не замечают четвертого пустого места — будто кто-то проткнул семейное фото ручкой. Почти как раньше, но в рамку уже не поставишь.

Билл повернулся к маме — все еще в оцепенении. Что-то изменилось в ее внешности. Может, прическа? Длина волос?

— Это — воспоминание! — понял Билл. — Мы в моем в-воспоминании. Я помню этот вечер. Это было два года назад.

— Ты уверен?

Совершенно уверен. Дом, детали — все до мелочей из его прошлого.

Он закивал.

— Значит, это не розыгрыш, — Роберт хмыкнул. — Надо же.

— Надо же, — повторил Билл.

Тяжело поверить с ходу, но очевидное отрицать глупо.

— А кто такой Зак?

— Мой папа.

Роберт похлопал по коленям — как всегда, наигрывал что-то, будто эти мелодии помогали ему думать. Поднял руку и ткнул пальцем себе в грудь.

— Ты серьезно? — возмутился он. — В твоем воспоминании я — твой отец? Сколько мне, по-твоему, лет, сынок?

— Знаю я, что тебе двадцать девять. Видел на твоих п-правах.

— Наблюдательный у меня вырос. Смышленый.

И потрепал его по волосам. Карикатурно по-отцовски — так только в комедийных фильмах делают. Билл смахнул руку.

— Подожди, мне нужно знать, Билл. Ты серьезно представляешь меня своим отцом?

— Нет! — он скривился. — Конечно, нет.

— Это какое-то фрейдистское дерьмо? Лучше сразу скажи.

Фрейдистское дерьмо — это про секс?

Че-е-ерт. С ним правда флиртовали.

Но он ведь не против. Внимание Роберта ему льстило. Он из тех людей, чье внимание хотелось завоевывать.

Если бы еще не шутил про отца.

Роберт больше тянул на взбалмошного двоюродного брата, который уехал из дома твоей тетки, оставив маркером рисунок члена на двери. Черная овца в семье, которой пугают детей — будешь плохо себя вести, станешь как он.

Да и представить только Зака Денбро в этом полосатом костюме, с пирсингом, лаком, накрашенными глазами. Он скорее согласился бы вырвать себе ноготь, чем пройтись по улице в таком виде.

Роберт потянулся через него и положил руку маме на плечо.

— А как зовут мою жену? Она хорошенькая.

— Шерон. Лапы от нее забери.

Толкнул его в бок. Роберт рассмеялся и переложил руку на плечо ему.

— Да не переживай ты. Семейная жизнь твоих воспоминаний в безопасности, — он отстучал пальцами — та-да-да-дам — по вампирскому плащу. — Я играю за другую команду.

— В смысле…

— Да, в том самом.

— Оу! — только и смог произнести Билл — рука на плече почувствовалась совсем по-другому — почти как интимное касание. — А откуда ты знаешь?

— Знаю и все.

Хотел бы и он быть так уверен в самых простых и самых важных вещах. Может, эта легкость приходит с возрастом? Или она как зеленые глаза и очаровательная улыбка — либо получил при рождении, либо нет.

— Так что это за воспоминание? — спросил Роберт.

Билл повернулся к маме — она вглядывалась в телевизор — безразлично, почти сонливо. По экрану шли помехи.

Такие же стрекотали дождем в окно. На подоконнике печалилась кривая тыква — без глаз выглядывала в синеватый вечер.

Той осенью дом к Хэллоуину они не украшали.

— Это через год после смерти Джорджа. Я хотел рассказать родителям про п-проект, на который записался в школе.

Роберт слушал внимательно — ни тени издевки-насмешки.

— Они сказали, что я молодец. А потом мама поп-просила не мешать ей смотреть телевизор.

Как будто он должен испытывать вину за то, что интересуется своей жизнью.

— Это из-за годовщины?

— Да нет. Я привык, — и вдруг решился добавить — атмосфера или подходящая компания развязали язык: — После его смерти они… Мама все время на р-работе. А когда дома, либо смотрит телек, либо занята. Ну а папа переехал в гараж.

— И ты принимаешь это на свой счет? Что они забили хер на старшего сына, когда умер младший.

Догадливый черт.

Билл даже усмехнулся от прямоты.

Кивнул.

С какой легкостью прозвучали слова, которые он миллион раз проматывал в голове.

— А что именно произошло в тот день? Джордж был один?

— Да, один. Ехал по улице. Мама говорила ездить по тр-ротуарам, но… Сам понимаешь. Машина задела колесо в-велика, а там дорога еще идет под уклон. Он ударился головой и потерял сознание. А водитель просто уехал.

— Вот урод, — возмутился Роберт. — И его не нашли?

— Нет. Говорят, Джордж мог бы выжить, если бы скорую вызвали р-раньше.

— Не понимаю, как так можно. Ублюдок какой-то.

Роберт сжал его плечо — от руки по телу словно разлилось тепло даже через плащ и свитер. Они сидели в паре дюймов друг от друга, и Билл подавил желание подвинуться ближе.

На пару дюймов ближе к нему и на столько же дальше от матери. Голова пошла кругом — замутило, как в кораблекрушении, где вверх дном перевернулась вся жизнь и его вынесло на берег — с этим парнем в гостиную родного дома.

Хотя чему удивляться? Знакомы не больше часа, а Билл не мог вспомнить, когда в последний раз кто-то обнимал его так искренне.

— Мне очень жаль, — добавил Роберт. — Не представляю, каково тебе. Но понимаю теперь, почему ты хочешь найти мальца.

— Сп-пасибо.

— И я думаю, твои родители отстраняются, потому что винят себя. Ну знаешь, что не приглядели за ним. Не научили правилам.

— Да. Наверное.

Наверное, ему не хватило смелости сказать правду. Боялся лишиться объятий, а так хотелось поверить, что они предназначены для него.

— Точно. Не принимай на свой счет, — Роберт ему улыбнулся. — Когда с ребенком что-то случается, родители всегда винят себя. Даже если у него рак, они думают, что это из-за того грибка в подвале, который они не заметили вовремя.

Да, только для его родителей он — канцерогенный грибок в подвале.