А есть еще варианты? Лучше это, чем умереть тут и превратиться в вяленое мясо в замковой кладовой. Вряд ли за дверью их ждет что-то похуже.
Или ему не хватало воображения «что-то похуже» представить.
Может, в следующей комнате — такая же комната? Смертельная ловушка? Может, в Дерри кто-то фанатеет по фильму «Куб»[8]?
Билл пожал плечами. Роберт, должно быть, воспринял это как ответ и предложил ему локоть.
— Цепляйся, Дракулка.
Ладно, уговорил. С ним никогда не флиртовали, и Дракулкой никто никогда не называл. Билл взял его под руку. Через пальцы другой пропустил мерцающую серебристую ленту. И шагнул к двери.
Комментарий к 1. Two Imaginary Boys
[1] Блуждающие огни (Will-o’-the-wisp — Уилл от Уильям) — редкое природное явление, обычно наблюдаемое на болотах, полях и кладбищах. В фольклоре может считаться душой умершего, проводником или наоборот сущностью, желающей запутать и ведущей путника к гибели. У блуждающих огней и фонаря Джека (тыквы с горящей свечой внутри) немало пересечений в символизме.
[2] Самайн — кельтский праздник окончания сбора урожая. Совпал по дате с кануном Дня всех святых и таким образом повлиял на хэллоуинские традиции.
[3] Седьмой и девятый круги ада по Данте. В седьмом в крови кипят убийцы, гарпии терзают самоубийц, а в девятый круг — ледяное озеро — попадают те, кто предал доверившихся.
[4] Индастриал — тип пирсинга, при котором в хряще делают два прокола и соединяют штангой.
[5] Роберт Смит — фронтмен The Cure. Гримеры и костюмеры фильма “Эдвард руки-ножницы” были вдохновлены образом Смита из 80-х при проработке облика Эдварда. Хотя самого персонажа Тим Бертон придумал еще в детстве.
[6] Эд Кемпер, Джон Гейси (который, по словам Кинга, не стал прототипом Пеннивайза) и Тед Банди — серийные убийцы. Банди считался внешне довольно привлекательным, что позволяло ему манипулировать своими жертвами, а после ареста — общественным мнением.
[7] Скрытая камера — популярное американское шоу, в котором скрытая камера снимает реакцию на подстроенные, якобы смешные, ситуации.
[8] Куб — психологический триллер о группе незнакомцев, которые попали в лабиринт со множеством однотипных комнат и ловушек.
========== 2. Bela Lugosi’s Dead ==========
Oingo Boingo — Dead Man’s Party
Алую взвесь в воздухе будто вычерпали из сознания под «красными дьяволами»[1].
К слову, такие штуки могут влиять на память. Интересно, когда закидываешься депрессантами, проблемы с памятью — это побочка или наоборот главная цель?
Вопрос хороший, но бессмысленный. У него же не забывчивость, как под «красными», или корсаковский синдром[2], как у алкоголиков. Ни алкоголь, ни таблетки слизать все воспоминания начисто не способны. И то правдоподобнее звучит вариант с ударом по голове.
Роберт прижал локоть к боку — не теряйся, Билли. Лучше спутник, которого знаешь пять минут, чем вообще никакого. Даже если он не может пару слов сказать, не выпустив в тебя клыки.
Пришлось подстраиваться под его шаг. Пацан невысокий — едва макушкой чиркнул ему плечи. Парню шестнадцать или семнадцать? Может, за пару лет нагонит еще дюйм.
Билл шарил свободной рукой во мгле. Кисть затянуло туманом.
— Роб, — шепнул он. — С т-твоей стороны что-то есть?
Резанул по ушам.
— Роб — это кусок имени. Как яблочный огрызок. А меня зовут Роберт.
— О! Х-х-х, — просипел Билл и сжал его руку. — Обязательно сейчас поправлять?
— Слышь, кровопийца. От пары букв не развалишься, а мне — приятно.
Да и кто знает, что живет в этом мареве?
Заразился пацанячьими страхами — будто с другой стороны тумана вынырнет монстр и оставит его без пальцев.
Шар — их проводник — щелкнул по носу. Статическое электричество щекотно заискрилось на лице и в волосах. Роберт толкнул шар ладонью.
Лента плелась под ногами. Так под кроссовки, туфли и босоножки с острыми каблуками забивается блестящий хлам на укуренных праздничных пьянках.
Молчание тоже плелось. Так с укуренных праздничных пьянок волочишь себя домой вместе с обдолбышем, имя которого едва помнишь, а вам, как назло, по пути.
Жаль, что Билли неразговорчивый. Голос мальчишки ему нравился — обманчиво тихий, но было в нем что-то особенное — глубина, в которую хотелось вслушиваться. Голос, говор. Их даже заикание не портило. Таким голосом впору на ухо шептать — сработает не хуже наэлектризованной поверхности воздушного шара.
И откуда он это взял?
Пустота на месте воспоминаний чесалась, как заживающая рана. А если содрать корку, хлынет кровь? Брызнет гноем из-под кожи?
Интересно, а Роберта Грея дома кто-то ждет?
— В каком мы городе?
— Дерри, — сквозь зубы ответил Билл.
Водительское удостоверение у него портлендское.
Взгляд из окна — листья на деревьях, небо холодное, но не мерзлое — отлистнул середину осени на календаре. Плащ Билла обвел красным Хэллоуин.
Чувствовал он себя отлично. Никаких синяков, царапин, ушибов. Поначалу голова болела и потряхивало, как от высокой температуры, но компания юной пиявки взбодрила и помогла согреться.
Он будто астроном — те так же изучают по теням, орбитам и искажениям спутники, планеты и черные дыры. А у него что? Штанга позвякивает в ухе, татуировки на руках, черный костюм в полоску. Это говорит о чем-то?
И что здесь делает Билл?
С ним нужно осторожнее — золотое правило — если не знаешь, чем долбишься, пробуй понемногу.
Впрочем, Билл сам мог его бояться. Если не лгал, стоило нажать на тормоза и хотя бы не цеплять парня шутками про Теда Банди.
Лента натянулась.
Шар дернулся из рук. Нить стегнула кожу. Роберт подался за ним, но упустил — хватанул пустоту. Не удержал равновесие и уперся ладонями в…
Взвесь таяла.
Уперся ладонями в барную стойку?
— Билл, ты как? — он обернулся.
Билл нахмурился — вернее нахмурился сильнее обычного. Роберт тоже поднял взгляд.
Тоскливый бармен протирал пивной бокал под блеском бутылок виски и бурбона. Рядом висел алый воздушный шар. За барной стойкой женщина перекатывала стакан из руки в руку. Перед парой посетителей на столах жгли воздух свечи.
Бункерный полумрак разбился о яркое пятно сцены. Там стояло фортепиано — Роберт задержал взгляд на потрескавшихся клавишах и затертых боках. Крышку украсили подгнившей тыквой с раздосадованным — улыбка-наоборот — ртом.
Билл ткнул его локтем. Подергал за рукав.
— Это — костюмы? — прошептал он.
Роберт внимательнее пригляделся к людям.
Бармен держал бокал посеревшей рукой — в разрывах кожи проглядывали кости и мышцы. Губ у него не было, и он жутковато скалился своей стойке.
У женщины провалилась щека, обнажив зубы. Нос потемнел и изогнулся, будто вот-вот провалится в сифилитичную дыру.
Лица посетителей за столами оплыли — один в один свечной воск.
— Наконец-то, — буркнул бармен. — Я уже думал, вы там умерли.
По залу прошелестел суховатый смешок. Так в дрянном ужастике могли бы похихикивать могилы и склепы.
Что это? Тайный хэллоуинский рейв?
На такую дохлую вечеринку Роберт не пошел бы, даже если бы ему заплатили.
— Мы… — он обвел их рукой. — Просим прощения за беспокойство. Но где здесь выход?
Женщина закатила глаза.
— Каждый раз одно и то же. Каждый раз.
Голос у нее скрипел. Точно стул под клерком где-нибудь в муниципальном суде под конец рабочего дня.
— Каждый раз? — переспросил Билл. — Вы о чем?
— Хэллоуинские худшие. Они еще на что-то надеются.
— Нет, Лаверн, — поправил бармен. — Худшие рождественские.
— И эти. Эти ноют больше всех.
— Что здесь происходит? — крикнул Билл.
Роберт захлопал по столу. Кольца застучали стаккато — с акцентами над каждой нотой[3].
Женщина, Лаверн, повернулась — очень спокойно и медленно.
— Ты куда-то спешишь?
— Чт-то это за место?
— Мальчик мой, — заскрипела она. — А сам как думаешь?
— Просто скажите!