— Сейчас ночь, — Билл кивнул на пролитый на окне неон.

— Хорошо. Завтра.

— Мне нужно работать. Я и так опаздываю по срокам.

— Снова собираешься сидеть всю ночь?

— Давай еще ты не напоминай, ладно? — огрызнулся Билл. — На выходных куда-то сходим.

— Давай на выходных. Я сейчас сам пойду за ужином. Тебе что принести?

— На твой выбор. И сигареты возьми.

— Ладно. Будешь пиццу с пепперони и «Колу»?

— Бери.

Знакомое чувство выкристаллизовалось, как лед из луж первым ноябрьским утром. Вина. За что его «демон» чувствовал себя виноватым?

Но не только вина.

Вина и симпатия. Оба знакомые.

Глупо, да?

Роберт так глядел на этого парня. На случайного паренька для перепихонов в клубном толчке так не смотрят. Так смотрят на того, кого любишь.

Разве удивительно, что Роберт уже посвятил кому-то свою душу? Высокие талантливые парни не ждут всю жизнь знакомства с потерянными школьниками.

Билл выпрямился на кровати.

— Пойду покурю, — сказал — нет, не он — говорил уже другой.

Призрак-воспоминание встал и прошелся по комнате до двери. Они с Робертом провели его взглядом.

Волосы стекали соломенной растрепкой до шеи. Невысокий. Запястья оплели татуировки. Мелькнул нос, колкой скулой цепануло неон — и Билл уже приревновал.

Очень-очень глупо.

Билл отряхнул руки. Будто кукловод вытащил щупальце из спинного мозга. Спасибо за ассоциации Робу Хайнлайну{?}[«Кукловоды» — научно-фантастический роман писателя Роберта Хайнлайна, опубликованный в 1951 году.].

Роберт вздохнул. Потер губы — его липовое веселье тот парень унес с собой.

Он снял телефонную трубку.

Может, не стоит подслушивать?

Билл досчитал до трех гудко… Последний оборвался.

— Бев, привет.

— Мой брат звонит мне или своему вокалисту? — поинтересовалась она.

Роберт усмехнулся одними губами. По комнате скитался его пустой взгляд.

— Тебе. Хотел спросить, как у тебя дела. Как прошло собеседование?

— Ну-у-у. Неплохо. У них много кандидатов, но…

— Но работу получишь ты, — перебил он.

Она фыркнула в трубку. Роберт закусил телефонный шнур. Пожевал, как лакричную конфету.

Готов сожрать простынь?

— Всего лишь ассистентская позиция.

— Ты — молодец, Бев.

Говорил бодрым тоном. Но Билл ведь видел — он нервничал. Пальцы стучали по коленям быстрее гитарного проигрыша «Iron Maiden».

Беверли помолчала.

— Я тебе тут комплимент делаю, — напомнил Роберт.

— У тебя что-то случилось?

— С чего ты…

— У тебя голос странный. И ты звонишь мне третий раз за неделю.

— Все хорошо, — слишком — всехршо— быстро ответил он. — Просто соскучился по вам. Все эти твои поездки, знаешь ли.

— Ладно. Сделаем вид, что я поверила.

— Встретимся?

— Конечно. Я тут думаю, — Беверли выдержала паузу. — Скоро Хэллоуин. И еще у одного моего брата день рождения. Но это неважно, не бери в голову. В общем я хочу сделать мужской хэллоуинский костюм для портфолио. Будешь моей моделью?

Морщинки у глаз добавили улыбке искренности.

— Ладно.

— Сможешь приехать ко мне вечером, чтобы я сняла мерки? Скажем, в четверг.

— Договорились.

— Славно.

— А ты там упоминала брата. Что подаришь на день рождения ему?

— Мы с мамой подберем набор в каталоге. Скинемся по двадцатке. Я не говорила? Он у нас нелюбимый ребенок в семье.

Роберт рассмеялся.

— Ты лучшая, Беверли.

— Люблю тебя, — она чмокнула его.

И хотя здесь ее не было, даже через телефонную трубку, через воспоминание Билл ощутил тепло сестринского поцелуя.

Можно ли заскучать по тому, чего никогда не имел? По шутливым разговорам, забавным воспоминаниям, своим словам. Джорджи умер еще до того, как они этим обзавелись. Когда вам восемь и тринадцать, пять лет — это бездна. Джордж еще мультфильмы для малышни смотрел и складывал четвертаки в копилку. У него была в форме черепахи — тяжелая уже. Носился с ней, как с сокровищем, и прятал от всех.

А что стало с монетками?

Может, поэтому они с Робертом здесь вместе? Оба разочаровали родных.

Но Роберт ведь испортил жизнь только себе. А он?

Лучше бы сам попал под ту машину. Лучше бы он умер вместо Джорджа. Всем — родителям, ему — было бы легче.

— Передай привет Энди, — сказала Бев. — Пускай тоже приходит. Я давно его не видела. Посидим где-то.

— Конечно. Пока.

— По…

Телефонная трубка — дзеньк — стукнулась о рычаг.

Роберт потер бровь. Выходил из воспоминания? Только сейчас Билл подумал — не стоило ли вытащить его раньше?

И…

Энди. Энди, Энди, Энди.

Беверли говорила о нем в гримерке.

Я была не права. Ошибалась насчет Энди.

О чем это?

— Ты как? — спросил Билл.

— Прости, — теперь Роберт видел его — его настоящего.

— За что?

— Да за эту сцену.

— Ничего т-такого.

— Все равно. Тебе сейчас не до моих разборок.

И солги ему, Билли, что не заслушался.

— Так у тебя есть парень?

— Был, — поправил Роберт. — Мы расстались три года назад.

Билл спрятал улыбку в уголках губ.

— Тогда чем это в-воспоминание важное?

— Не знаю. Как будто мои воспоминания тыкают меня лицом в дерьмо и такие — смотри, смотри, какой пиздец.

А что в этом пиздецового?

Спросил бы, но Роберт помешал. Лег рядом — с такой бессильной злостью ложишься спать после самого худшего дня в жизни. Вот и у них — ночь в аду. Точно по словам Рембо.

Я могу сказать, что добился победы; скрежет зубовный, свист пламени, зачумленные вздохи — все дальше, все тише. Меркнут нечистые воспоминания.{?}[Цитата из произведения Артюра Рембо «Одно лето в аду». Это расширенное стихотворение в прозе, написанное и опубликованное в 1873 году.]

Если бы.

— А знаешь, что воспоминания напоминают мне? — спросил Роберт.

Билл мотнул головой.

— Как примерять старый сценический образ. Даже если он тебе уже не идет, от него не сбежишь. А в новый никто не поверит.

— Поэтично, — Билл невесело улыбнулся.

— Я вообще думаю, что поэзия — это искусство находить прекрасное в отвратительном.

Кажется, сейчас с ним был другой Грей. Без своих костюмов, шуточек. Тот, что в детстве забирался на дерево — ночью, тайком, над своей затасканной маской. Тот, что курит под встающее солнце в четыре утра, пока все спят. Который пишет музыку и кроит свою душу на слова-стихи для нее.

Хотя он ведь всегда был с ним. В нем все сочетается.

Билл приподнялся на локте. Ладонь положил ему на щеку — гладкую, но грубоватую.

Вспомнилось, что отец говорил, когда клацал телек мимо «Эм-ти-ви». Инфантильные придурки. А еще, Билл, люди, которые смеются и лыбятся по поводу и без, тупицы. И пирсинг среди мужиков делают только гомики — вот тут попадание в цель. Угадал.

А ему все нравилось. Интересно, самому к лицу был бы такой наряд? Когда-то он тоже любил приодеться.

Роберту пришлось бы по душе?

— Ты намекаешь на с-себя? — спросил Билл.

— Считаешь меня отвратительным?

Под ладонью Роберт улыбнулся. И обхватил его мизинец губами.

— Немного. Но в хор-рошем смысле.

— Это — оксюморон.

— А это не из поэзии?

— Отвратительно флиртую с пацаном, который младше меня на двенадцать лет.

— А по-моему неплохо.

Неплохо найти хоть что-то приятное в их обреченном походе.

Билл понял, что он обречен, когда встретили шестнадцатилетнего Роберта. Может, не зря говорят, что исход любой битвы предрешен еще до ее начала?{?}[Цитата из «Искусства войны» — древнекитайского трактата, посвященного военной стратегии и политике. Написан Сунь-Цзы.]

Но провести хотя бы пять, десять минут без вины, ненависти к себе? Той, что глодает кости охотнее замковых чудовищ. Может, он этого заслуживал?

— А сейчас у тебя есть п-парень? — решился Билл.

— Поцелуи после смерти с симпатичным юношей считаются?

Считаются. Еще как считаются.