– Это ведь ты, да? – спросила девушка, чувствуя, что впервые с тех пор, как они покинули корабль Цзинань, может расслабиться. – Ты – супруга Беньямина.

– Не оскверняй его имя своим смертным ртом, – огрызнулся сафи по имени Сеиф, и Зафира едва удержалась, чтобы не огрызнуться в ответ. На одной лишь красоте далеко не уедешь. – Посмотри на них, Айя.

– Думаешь, мне стоит произносить его имя по буквам, когда я говорю о нём? – резко ответила Зафира, а потом встретилась взглядом с супругой Беньямина. С Айей. – Я слышала твой голос… в сновидении Беньямина.

– Он проводил тебя по снам? – спросила сафи, удивлённо склонив голову.

Зафира внезапно почувствовала, что сделала что-то очень неправильно. Беньямин был прав – Айя была самым прекрасным созданием из всех, кого Зафира когда-либо видела. А ещё было в ней что-то нереальное, нездешнее, как в ускользающем сне. Айя словно существовала в своём мире, отдельно от всех них.

– Снова обрести возможность бродить по снам – только об этом он и говорил, когда мы покинули Альдерамин. И он, и Альтаир были уверены, что на Шарре можно найти и волшебство, и причину того, почему Аравия пала, ибо там, на Шарре, всё начиналось. Наши пути разошлись в Пелузии – он остался там, чтобы искать помощи у Девяти Советниц. Сеиф и я отправились в Деменхур, чтобы найти тебя, но, когда добрались, тебя там уже не было. Здесь, в Крепости Султана, мы должны были встретиться снова, когда Арз падёт.

Но Беньямина здесь не было. Он никогда не вернётся.

Айя попыталась улыбнуться им, но не сумела.

Hanan, гласила её татуировка на древнем сафаитском наречии, и означало это «любовь» – тёплую, сострадающую. Добрую. Эти буквы вились вокруг её глаза, и на её коже им было самое место.

Тук-тук-тук. Постукивание копья Кифы вдруг нарушило тишину, и Зафира не сумела произнести ни слова, не сумела ответить на безмолвный вопрос Айи, думая об Умм и Бабе. Как же можно было пережить смерть супруга, которого любила целые века?

– Он обрёл отдых с Сёстрами, – наконец сказал Насир, и Зафира невольно вздрогнула от нежности в его голосе.

Айя тихонько вскрикнула. Сеиф замер, и его взгляд застыл от изумления.

– Он… его смерть была благородной.

– Благородной? – рявкнул Сеиф, и Насир вздрогнул, без сомнения, вспоминая, почему погиб Беньямин. – Смерть – насмешка, неизбежная для всего вашего рода. Только смертные украшают трупы красивыми титулами. Ты слышишь, как они говорят о твоём возлюбленном, Айя?

Зафира подумала, что если что-то Сеиф и любит больше себя самого, так это слово «смертный».

– А ты помнишь, как вы говорили о нём, Сеиф? Как Высший Круг сторонился моего возлюбленного, когда он действовал согласно доброте своего сердца? – тихо спросила Айя. Прикрыв глаза, она чуть слышно вздохнула. – Как? Как случилось, что Беньямин… погиб благородной смертью?

Насир тонул в тишине, и целая буря чувств пылала в его взгляде. На этот раз ответила Зафира:

– Он прыгнул, приняв на себя удар посоха из проклятого металла.

Она не сказала, что посох принадлежал Ночному Льву – тому, к кому Беньямин некогда проявил доброту, из-за чего потерял расположение своего народа. Так неправильно, что Сеиф, очевидно, всё ещё презирал его именно за это. Laa, Зафира не собиралась осквернять память своего друга таким образом.

– Мы бы не сумели пересечь Шарр без его мудрости, и мы бы не сумели покинуть остров без его жертвы. – Девушка прикусила язык. Беньямин был её другом, её наставником, учителем. И Зафира не представляла, как Айя держалась, когда сама она содрогалась от боли потери. – Он пожертвовал собой ради Аравии.

Она пропустила мимо ушей резкий вздох Насира, ведь это было правдой. Беньямин доверился zumra, чтобы она завершила начатое. Он верил, что они справятся, иначе бы не совершил то, что совершил, не так ли? Ибо, как и Альтаир, он ничего не делал без цели, хотя в его действиях, казалось, было больше доброты.

Не рассказала Зафира и о том, что Беньямин погиб, спасая принца, которого боялась и презирала вся Аравия. Принца, которого презирал и сам Беньямин за то, что тот не распоряжался собственной жизнью. В конце концов, сафи всё-таки разглядел что-то в Насире – что-то такое, что стоило его жертвы.

Айя подавила всхлип.

– Альтаир всё ещё жив, – добавила Зафира. – Но ему не легче. Он в плену у Ночного Льва.

Сеиф и Айя переглянулись.

– Haider?[11]

– Именно так. Ваш добрый друг цел и невредим, – сухо добавила Кифа и, заметив, как нахмурилась Зафира, добавила: – Это – истинное имя Льва. – Она подняла руку, демонстрируя татуировки. – Я ведь частично учёный, помнишь?

Сеиф провёл ладонью по лицу.

– Я всегда подозревал, что его планы были слишком далекоидущими. Никогда нам не стоило доверять Альтаиру…

– Довольно, – тихо прервал его Насир. Зафира поразилась, какие глубокие чувства принц теперь питал к Альтаиру. – Сколько вы это планировали? Годы? Никто не ожидал, что Ночной Лев выживет и будет ждать. Мы нашли Джаварат и сердца Сестёр Забвения. Мы сражались с величайшим врагом Аравии, в то время как вы просто бесцельно перебирались с места на место. Поэтому, сафи, предупреждаю: лучше следи за своим языком.

Сеиф скрестил руки на груди. И хотя ему, должно быть, было уже больше века, он выглядел словно капризный ребёнок.

– Их сердца? – потрясённо переспросила Айя.

– Те самые сердца, что озаряли минареты и наполняли земли волшебством, – объяснила Зафира. Кажется, все знали, что нечто озаряло минареты, но не знали, что именно. – А теперь сердца умирают.

Кифа сверкнула на неё глазами:

– Что?

Зафира рассказала именно то, что сама узнала от Серебряной Ведьмы.

– Так, погодите-ка. Каким образом сердца Сестёр хранились в минаретах, пока они всё ещё правили Аравией? – спросила Кифа, хмурясь.

Зафира не знала бы ответ на этот вопрос, если бы не Джаварат. Она замерла, прислушиваясь к потоку чужой памяти.

– Чтобы жить, им не нужны были сердца.

Laa, сердца были как драгоценности могущественных женщин. Украшения, даровавшие им власть, не больше. Чтобы дышать, жить и чувствовать, Сёстрам не нужны были сердца. Совсем не как людям и сафи.

Они могли вырвать себе сердце с той же лёгкостью, с которой вынимают занозу из ладони, и так же легко поместить обратно.

– Но из-за того, что они хранили свои сердца в минаретах, а не в собственных телах, их сила размывалась, – добавила Зафира, в очередной раз поражаясь тому, сколь многим пожертвовали Сёстры ради блага королевства. – И они были почти как мы.

Интересно, а Серебряная Ведьма когда-нибудь вынимала сердце из своей груди? Была ли она подобна своим Сёстрам или слишком любила свою Силу?

Насиру, казалось, не было дела до волшебства ни раньше, ни теперь.

– Волшебство было потеряно для нас все девяносто лет. Сердца переживут лишнюю неделю. Сначала мы отправимся за Альтаиром.

Кифа прислонила копьё к бежевой, украшенной орнаментом стене и потёрла виски.

– Я желаю вернуть волшебство по причинам, которых никогда не понять сафи, но тут я поддержу принца. Сначала Альтаир, потом – магия.

Сеиф окинул их изучающим взглядом:

– Сердца могут не выдержать.

«Да, это правда», – сказал Джаварат. У сердец было только два обиталища – сами Сёстры и созданные ими специально для этой цели королевские минареты.

– Как и сказал Насир, на Шарре они продержались почти целый век, – заметила Кифа.

Но там они были внутри Сестёр. Пять огромных деревьев Шарра – то, чем стали Сёстры, стражи Джаварата, защитницы собственных сердец, поддерживаемые их волшебством.

Сердца непременно нужно было поместить в минареты, иначе они рассыплются в прах. И всё же Зафира прикусила язык, не желая, чтобы её слова прозвучали чёрство. Она тоже не хотела оставлять Альтаира на милость Льва.

– Альтаир желал бы, чтобы мы вернули их, – согласилась Айя.