Его губы исказились в недоброй усмешке.

– Разве ты не скучала по мне? Ты и я – мы одно.

– Ты уже не первый, кто говорит это, – отрезала Зафира, впиваясь пальцами в простыни, заставляя себя подняться с кровати.

Он склонил голову набок, а когда приблизился, девушка разглядела седую прядь в его тёмных волосах. Медленно он обрёл собственные черты, и вот уже перед ней стоял Лев, и в свете светильника поблёскивала его золотая татуировка. ‘Ilm. Знание, которого он жаждал, и этот голод был неутолим.

– Но именно я сделал тебя тем, чем ты являешься – моим компасом, лезвием. Вот почему ты мудро связала себя с Джаваратом, успешно собрав знания Сестёр Забвения.

Она замешкалась, и его брови приподнялись.

– Ты боишься его, – понял Лев, тихо прищёлкнув языком, приперев её к стене.

И Зафира позволила ему это, потому что это отвлекло его от Джаварата.

– Ты боишься дверей, которые распахивает знание. Прими их, azizi. Ибо нет дара более великого.

– Я никогда…

– Ш-ш, – тихо проговорил Лев, приложив большой палец к её губам, и она почувствовала его мозоли. – Дерзкие обещания так быстро приводят нас туда, где нам совсем бы не хотелось оказаться.

Она вздрогнула.

– А теперь, – добавил он тихо, не громче шёпота, и она почувствовала это слово, вдохнула аромат гранатов, – отдай мне Джаварат.

Он не искал сердца, не искал сафи, которых ненавидел, не искал даже Серебряную Ведьму, которая была более могущественной, чем он когда-либо мог бы стать. Он желал получить Джаварат и всю сокровищницу знаний, сокрытых в книге.

– И? – её голос был не громче вздоха.

– Когда я займу Позолоченный Трон, ты станешь моей царицей, пока я создаю дом для моего племени. Весь мир будет нашим, и мы придадим ему любую форму, какую только пожелаем.

Трон. Ибо знание было властью, а власть символизировал трон.

– Все эти годы, – проговорила Зафира, легко вынув джамбию из ножен. Она будет защищать фолиант, даже если это станет последним, что она сделает. – И ты так и не понял: меня никогда не интересовали царские венцы.

Она прижала лезвие к его шее, упиваясь вспышкой его изумления. Тотчас же оно исчезло, и её уверенность пошатнулась.

– Разве мысль о моей крови приносит тебе радость? – Он вскинул голову, и лезвие её джамбии ярко блеснуло в огне светильника у самой его плоти.

Не радость – власть. Осколок видения Джаварата… часть её, сокрытая в самом тёмном уголке её души, жаждала этого.

Его голос был точно колыбельная.

– Вскрой мою плоть, azizi. Перережь мне горло и увидишь, алая ли у меня кровь или чёрная.

Что имело гораздо больше значения – это кровь, пролитая им самим: кровь Бабы, Дина, Беньямина, Сестёр Забвения и тысяч других.

– Я прикончу тебя, – прошептала девушка.

Её рука дрожала, поддаваясь некому пьянящему тёмному чувству. К её удовольствию, у Льва перехватило дыхание, и чёрная бусина выступила на его золотой коже в том месте, где лезвие Зафиры касалось его плоти.

Кровь ифрита, несмотря на его полусафинское происхождение.

Причина, по которой она не чувствовала его пульс даже теперь и по которой сердце не билось в его груди. Он был сложён как мужчина, как сафи – кости, сухожилия, органы, – но бессердечен, как ифрит. Поистине так.

Его тихий ответный смех был изломанным – мягкая ткань, прикрывавшая шипы. И его непринуждённость и самообладание впервые дали трещину.

– Ты говоришь так, – сказал он – Лев, пытающийся понять мышь. – Но когда я позвал из темноты, ты ответила. День за днём, год за годом, задолго до того, как ты ступила в мои владения, ты стояла в снегу и говорила со мной. Разве не помнишь, azizi?

Тогда она была маленькой и одинокой, впервые стоя перед Арзом, спрашивая, что лес хочет от неё. Она знала лишь, что Арз ответил ей. Она просто не знала, что тот голос принадлежит Ночному Льву, готовившему её к тому, что было нужно ему.

– Где Альтаир? – требовательно спросила Зафира. Нет, она не покажет реакцию на его слова, на волну воспоминаний. – Что ты сделал с последним сердцем?

Он снова проигнорировал её вопрос.

Но она не позволит просто так отмахнуться от неё!

– Почему ты это делаешь?

И вот тогда он замер. Чёрная жемчужина скатилась по его шее – тёмная, тёмная слеза. Она не понимала, зачем ему волшебство и почему он так обожал знание.

– Почему? – повторила она, так тихо, словно вздохнула.

Он нахмурился, а в янтарных глазах отразилось смущение и лёгкая тревога – ещё одна трещина в маске пошатнувшегося самообладания.

Он словно… словно не мог вспомнить. Его взгляд упал на угол её кровати.

Одновременно они рванули к Джаварату. Лев выбил кинжал из её руки. Девушка проскользнула под его рукой, как всегда ловкая, но он знал её настолько же хорошо, насколько она знала себя сама, и резко увернулся.

– Он тебе не поможет, – отчаянно выдохнула Зафира. «Он мой!» – Его невозможно прочитать. Он делится знанием лишь с теми, кто ему нравится.

«Помоги!» – взмолилась она Джаварату, но, когда пальцы Ночного Льва сомкнулись на книге и он снова медленно принял облик Насира, фолиант ничего не сделал. Он молчал.

Laa, это было слишком. Она почувствовала, как сила книги бурлит в её венах, замораживая её до костей. Ибо она отвергла его хаос и насилие. Она отвергла Джаварат.

Зафира подняла взгляд на Льва. Нет, она не позволит ему увидеть её ужас.

– Я больше не поддамся твоей лжи, – поклялась она почти что с гордостью.

Лев лишь улыбнулся.

– Поддашься, azizi. Запомни мои слова.

Его взгляд заметался по комнате, и девушка смутно понимала, что он ищет сердца. В тот миг Ночной Лев исчез, забрав с собой то, чего больше всего желал, оставив Зафиру парализованной эмоциями, которые сумел всколыхнуть одной лишь улыбкой и поцелуем.

– Что ты сказала?

Светлые глаза Сеифа горели от ярости, и эта ярость разрушила всё, что ещё оставалось от стойкости Зафиры. Маленькая комната словно сужалась с каждым стуком сердца, а полки превращались в решётки, запирая её.

– Как такое могло произойти? Как он вошёл в дом? – Айя выглядела поражённой. Её жёлтая абайя казалась бесцветной в тусклом свете.

Лана прижималась к Айе, и расстояние ранило Зафиру больно, как клинок.

Сеиф буквально кипел:

– Отвечай на вопрос, Охотница!

– Откуда мне знать? – огрызнулась она. – Я была в своей комнате. Может, это ты впустил его.

– Следи за своим языком, – прошипел сафи, и Зафира почувствовала себя ребёнком. – Dum sihr, охраняющая дом, возможно, иссякла, но это ты вручила ему hilya на серебряном блюдце. – Он резко повернулся к Айе: – Я знал, что мы не можем доверять ей безопасность фолианта. Смертная. Ребёнок. Именно этого мы и боялись.

Айя побледнела, и желание спорить, сражаться, охватившее Зафиру, тут же иссякло. Насира здесь не было. Может, так даже лучше, потому что она бы просто не могла взглянуть на него, не вспоминая, как он был с ней в комнате, как свет падал на его шрам, как его ладонь лежала на её бедре.

«Нет, ладонь Льва».

– Я не знала, что это он, – прошептала девушка. – Как…

– Проклятый Гулюль, для бессмертных сафи вы все удивительно туповаты, – взорвалась Кифа. – Он же наполовину ифрит. Неужели вы не думали, что он может менять форму, как чистокровный ифрит?

– Чей облик он принял? – спросила Айя.

Дышать становилось всё труднее. Она вспомнила вес его тела, янтарь, блеснувший в его фальшиво-серых глазах.

Зафира судорожно вздохнула.

– Какая разница? – спросила Лана, подходя к сестре и беря её за руку. На неё словно набросили тёплое одеяло, и даже биение сердца стало спокойнее. – Мы могли бы попытаться вернуть книгу, а не стоять здесь и разговаривать. Нет… Okhti, а что, если он уничтожит книгу? Ты…

Зафира покачала головой:

– Не уничтожит. Если есть для него хоть что-то священное – это знание. – В этом она была абсолютно уверена. И если она хоть что-то успела узнать о таинственном Джаварате, так это то, что знания фолианта были безграничны. – Но он собирается занять трон.