— Да, целители сняли эффект старящего зелья, которое я когда-то давно принял. Они решили, что более молодое тело легче выздоровеет.

По правде говоря, целители вообще были изумлены тем, как долго Северус жил под действием этого средства.

— Вы принимали старящее зелье? — озадаченно спросила Гермиона. Она всегда полагала, что профессор выглядит старше своих лет из-за постоянного напряжения и несчастья. Но теперь получила более разумное объяснение. — Зачем?

— Я стал учителем в двадцать один год, мисс Грейнджер. Мог ли я ожидать серьезного отношения к себе от учеников и коллег, если сам выглядел как школьник?

— А потом так и не приняли антидот?

Северус пожал плечами. Повода сбросить лишние годы не случилось. Зрелый облик добавлял ему солидности, к тому же он не хотел измениться сразу на восемь лет — все подумали бы, что он принял омолаживающее снадобье. А потом и сам забыл о том, что его внешность изменена. Увидев себя в зеркале в Мунго, Северус был приятно удивлен, хотя красавцем он так и не стал: нос крючком и пергаментно-желтая кожа остались при нем.

— Я осведомлен о своей наружности, мисс Грейнджер. Мои черты лица и в юности были приблизительно такими же, так что никакие эксперименты с возрастом не сделают меня привлекательнее, чем есть.

— Ну и что? Можно не соответствовать общепринятым стандартам красоты и иметь много скрытых достоинств. — И тут тон ее голоса невольно стал обиженным и враждебным. — Ненавижу, когда диктуют, как одеваться, причесываться, что любить и не любить. А если ты не следуешь правилам, то от тебя отворачиваются и относятся как к изгою. Судят по обложке, не потрудившись узнать, что внутри. Что плохого в том, чтобы предпочесть интересную книгу или содержательную беседу обжиманиям в коридорах?

Северус изогнул бровь:

— Признаться, вы несколько смутили меня, мисс Грейнджер. Мы все еще говорим обо мне?

Мимолетная улыбка коснулась губ Гермионы, когда она представила себе неприступного профессора обжимающимся с кем-то в коридоре. Не то чтобы ей было трудно вообразить Снейпа, охваченного порывом страсти… Но она сильно сомневалась, что здесь подойдет слово «обжиматься», и тем более — что местом действия станет школьный коридор. Не в случае с человеком, который улыбку на людях считает чем-то неприличным.

— Не только. Думаю, мы с вами коллеги по несчастью. Люди составляют мнение по поверхностным впечатлениям и раскладывают нас по воображаемым коробочкам. На вашей коробочке, например, написано «ублюдок», на моей — «заучка». Как будто я слишком логична, слишком начитанна и слишком строга, чтобы быть какой-то еще.

— Какой, например? — поинтересовался Северус, сомневаясь, не преувеличивает ли Гермиона свои печали. Ему на ум пришло гораздо больше определений, чтобы описать ее.

— Эмоциональной, страстной, желанной.

Гм. В том числе эти, пожалуй.

С любой другой девушкой Северус был бы уверен: она напрашивается на комплимент. Но только не Гермиона Грейнджер. Она никогда не казалась ему тщеславной, зато не могла не знать, что красота — в глазах смотрящего. И, безусловно, была по-своему красива. Она, превратившись в довольно привлекательную молодую женщину, должна была догадываться, что ровесники просто пасуют перед ее умом и взрослостью и берегут свою самооценку, притворяясь, будто Гермиона их вовсе не интересует. Но обида и горечь в ее словах были такими искренними…

— Неужели вы из-за этого поклялись попросить о поцелуе? Вы сомневались, что какой-нибудь мужчина сочтет вас… целовабельной?

Северус сам не верил, что произнес это слово вслух. Но слишком уж хотелось докопаться до истины и проверить гипотезу, что причины безумного обета Грейнджер лежат глубже, чем кажется на первый взгляд.

— Нет, — Гермиона покраснела. — Не то чтобы меня никогда не целовали, профессор. — Господи, он правда подумал, что она напрашивается на поцелуй из жалости?! — Просто… исходя из практических экспериментов, не исключено, что предубеждения обо мне справедливы.

Рассказывать мужчине, с которым хочешь поцеловаться, что сомневаешься, не фригидна ли ты, — возможно, не лучший подход. Если только он не страдает комплексом героя, но ведь Снейп не страдал. И он не был подростком, одержимым жаждой доказать свою мужскую состоятельность. Так что, несмотря на неловкость, Гермиона, ничуть не колеблясь, сказала правду. В конце концов, ради правдивого признания она и была здесь.

Северус изобразил в равной мере облегчение и изумление:

— Почему? Лишь из-за того, что мистер Уизли не сумел воспламенить в вас страсть? — он презрительно фыркнул. — Он всего лишь недоразвитый мальчишка, чей мозг на данной фазе созревания прискорбно отстает от остальных органов. Довольно частая проблема в его возрасте. Чего я не понимаю, так это почему вы вините в его бедах себя.

— Ну, Лаванда, например, не жаловалась…

Северус усмехнулся. Мисс Браун, как же он забыл! Еще одна живая иллюстрация к тому факту, что разум и тело порой развиваются неравномерно и, увы, не всегда достигают одинакового уровня зрелости. На то, что вырастет из Браун, Северус в этом плане не возлагал больших надежд.

— Вы правда считаете, что тут есть о чем говорить, мисс Грейнджер? Давайте просто отметим, что она идеальная пара для Уизли. В отличие от вас.

Гермиона неуверенно улыбнулась:

— Учитывая, что вы никогда не скрывали неприязнь к Рону, это вроде бы не задумывалось как оскорбление в мой адрес?

Взгляд Северуса стал укоризненным.

— Не говорите глупостей! Мистер Уизли — полный болван. Он не увидит ваших достоинств, даже если ткнуть ими ему в лицо.

Рот Гермионы застыл в беззвучном «О». Очевидно, что Северус Снейп только что сделал ей щедрый комплимент. Узнать бы еще, каковы, на его взгляд, эти достоинства…

— Раз уж мы взялись за анализ: ваши… эксперименты с мистером Уизли — единственная пища для полученного вывода, мисс Грейнджер?

Ей стоило немалого труда скрыть удивление. Профессор зельеварения неприкрыто интересуется ее сексуальным опытом. Что же, это обнадеживает…

— Ну, еще кое-что было с Виктором Крамом на четвертом курсе. Но это, наверное, не считается.

— Почему?

— Потому что он мне не очень нравился. Я всего лишь хотела доказать Рону, что я вообще-то девушка и остальные это видят, в отличие от него.

— Понятно, — ответил Северус, лишний раз убеждаясь, что Уизли — идиот, каких свет не видел. Как будто женственность Грейнджер была не очевидна, пока она не вырядилась для бала! — Но вы ведь понимаете, что нельзя основывать теорию на одном-двух случаях.

— Да. И это еще одна причина моего обета.

Ясности не прибавилось.

— Но почему именно я? Ваш, как вы думаете, коллега по несчастью? — спросил Северус. Его-то не без причины считали холодным и бесстрастным. Он поднаторел в том, чтобы прятать ненужные эмоции в дальних углах разума, за стенами окклюменции.

— Я никогда не думала, что вы не способны на страсть! — запротестовала Гермиона. — Просто о вас так говорят студенты. Я думаю, они ошибаются.

— Исходя из каких фактов, мисс Грейнджер?

— Да потому что в вас столько страсти, что только слепой не заметит! — безапелляционно заявила непостижимая девчонка. — Страсти к зельеварению, например. Меня завораживают ваши лекции и то, как вы сами готовите зелья.

— Это не то же самое…

— Именно то! Вы преданы любимому делу, посвящаете ему все стремления и мысли! Вы позволяете ему околдовать ваш разум и обмануть чувства, как красноречиво выразились на нашем первом уроке…

— Что ж, в таком случае вам не о чем беспокоиться. Поскольку ваша любовь к книгам и жажда знаний — из той же серии. Может быть, ваши сочинения укладывались бы в предписанную длину, вливай вы в них поменьше страсти.

Гермиона была не уверена, но ей показалось, что по лицу Снейпа пробежала усмешка. И он правильно заметил, она, наверное, действительно путала энтузиазм со страстью.

— Вы правы, — признала она. — Возможно, это лишь один из оттенков страсти. Но возьмем, например, ваши чувства к Лили…