Литмир - Электронная Библиотека

Твою мать! Все равно ему не хочется на эту каторгу, которую выбил для него папаша в какой-то отчаянной попытке снова склеить их отношения. Джорджио оскандалился, и ничего уже нельзя исправить, сколько ни старайся.

Когда наступает приход, глаза Ясмины блестят, как у ребенка, который только что открыл свой лучший рождественский подарок. Николасу вспоминаются коньки, которые им подарили в детстве на Рождество, когда им было лет пять или шесть. В те времена все было хорошо, тогда мама была еще жива и они были совершенно обычной семьей.

– С чертовым Рождеством, дорогая двойняшка!

Волосы Ясмины зацепились за туалетный ершик, и они вываливаются из кабинки, заходясь в приступах смеха. Николас не понимает, как это произошло, но, когда сестра поворачивается к нему, ершик болтается у нее на волосах. Неожиданно они оказываются лицом к лицу с финном, который, похоже, следил за ними.

Он стоит, прислонившись к умывальнику, и, прищурившись, внимательно их разглядывает:

– У вас еще есть?

Николас хочет ответить, но Ясмина становится прямо перед алкашом:

– Мне нужно руки помыть.

Он скользит по ней взглядом, задерживаясь на сумочке:

– Дайте мне немножко, и я никому не скажу.

Ясмина смеется:

– А что, ты думаешь, я могу тебе дать? – Движением руки она просит его отойти в сторону.

Глаза мужчины опасно темнеют.

– Мы уходим, – говорит Николас, идет к двери и приоткрывает ее. – К черту его!

Мужик выглядит опасным, настоящий маньяк, но, что еще хуже, Николас знает: Ясмине нравится вступать в перепалки. Это ведь просто алкоголик, хочет сказать Николас сестре, но в последнее мгновение решает придержать язык за зубами. Не нужно никого провоцировать.

Финн – мужик крепкий, руки у него грубые, видно, прежде чем погрузиться в алкогольный туман, он занимался тяжелым трудом.

– Чертовы молокососы, – бормочет финн им вслед, когда Ясмина наконец следует за братом.

Он придерживает для нее дверь и сам уже почти выходит из туалета, как она ловко протискивается мимо него обратно и бросает что-то в финна.

Что это было?

Только не это! Унитазный ершик. Финн издает дикий вой.

Они несутся к своему столу и в спешке одеваются. Выбегают из пивной, натягивая на себя куртки, срезают путь через темную пустую парковку.

– А, черт, шарф забыла! – Ясмина останавливается и осматривается.

– Черт с ним.

– Но он же совсем новый.

– Мы не будем возвращаться. Забудь. Это ему рождественский подарок.

Она театрально вздыхает, но не отстает от Николаса, который продолжает быстро скользить по снежной каше. Только бы финн за ними не погнался. Он быстро оглядывается через плечо – никого! Но тут Николас что-то замечает краешком глаза. Смотрит наверх, на многоэтажный дом, стоящий немного в отдалении, где в каждом окне горят свечи в рождественских подсвечниках. В одном из окон он видит кошку. Наверное, это она и промелькнула? Кошка просто огромна, и, чем больше Николас смотрит на нее, тем больше она становится. Наконец кошка двоится и превращается… в двух кошек.

Он закрывает глаза. Понимает, что это приход.

Да какая разница, две кошки, одна кошка? Лишь бы от мумми-тролля сбежать.

Они переходят улицу, смеются над приключением с унитазным ершиком и выясняют, в какую часть тела финна он угодил.

– Жаль, но всего лишь в плечо, – говорит Ясмина.

– И куда мы сейчас направимся? – спрашивает Николас, когда у него промокают ботинки и он наконец понимает, какая на улице холодная и промозглая погода. – Может, к тебе?

– Логично. Я живу неподалеку. – В глазах Ясмины мелькает страх. – Ты ведь останешься до полуночи?

– Само собой, – отвечает Николас, хотя ее беспокойство и смешно. – А что у тебя есть?

Сверху раздается скрежещущий звук, и он приседает на корточки, инстинктивно закрыв руками голову. Раздается удар по асфальту – всего в нескольких сантиметрах от них падает ледяная глыба, разлетаясь на острые, как стекло, осколки.

– Какого ч… – Николас бросает взгляд наверх, на черепицу дома, рядом с которым они находятся.

С края крыши угрожающе свисает еще один кусок льда. Он прикрывает собой Ясмину.

– Я же сказала! – произносит она с паникой в голосе. – Одному из нас никогда не исполнится тридцать.

– Ну же, успокойся. – Николас обнимает сестру одной рукой, и в этот момент слышит еще какой-то странный звук и поворачивает голову в его сторону.

На этот раз это не кусок льда, а деревянные башмаки финна, грохочущие по асфальту.

Николас беззвучно чертыхается, толкает Ясмину локтем в бок и мотает головой в сторону, мол, пора сматываться.

Они уходят по пешеходной части тротуара, то и дело оглядываясь. Но финн не сдается, продолжает метаться между уличными фонарями, отбрасывая длинные тени, следует за ними, пошатываясь, но целеустремленно.

– Не надо было тебе бросать в него ершик, – запыхавшись, говорит Николас сестре.

Они переходят железнодорожные пути и направляются к площади Альвикс-торг, сбегают вниз по лестнице к остановке скоростного трамвая, где стоят несколько человек и смотрят им вслед.

Снова взгляд через плечо. Какого черта?! Финн с грохотом сбегает вниз по лестнице, перескакивая через ступеньки, а последние и вовсе преодолевает одним большим прыжком.

Вот ведь упрямый паразит! Чего ему еще надо?

Глава вторая

Спустя несколько минут они вбегают в прихожую квартиры Ясмины, запирают за собой дверь и переводят дыхание. Николас, согнувшись, упирается руками в колени и прислоняется к стене, ловит растерянный взгляд сестры и понимает, что они думают об одном и том же. Что за сумасшедший!

Николас аккуратно выглядывает в окошко рядом с дверью и с облегчением понимает, что снаружи пусто. Возможно, им удалось оторваться от проклятого алкаша.

Они снимают верхнюю одежду, и Ясмина клятвенно обещает, что больше ни с кем не будет скандалить.

– Хочется в это верить, – говорит Николас, поднимается по лестнице на второй этаж, где и находится студия площадью сто квадратных метров.

Он обычно говорит, что Ясмина снимает крутую двухэтажную квартиру, но она всегда снижает градус пафоса, утверждая, что это самая обычная квартира, ведь на первом этаже нет ничего, кроме прихожей.

Николас давно задается вопросом: откуда у сестры деньги на все это? Бедная студентка платит за квартиру четырнадцать или шестнадцать тысяч в месяц. Понятно, что у него есть кое-какие догадки по этому поводу, но он тактично воздерживается от расспросов. Пока Ясмине хорошо и ее все устраивает, он не будет вмешиваться.

На втором этаже Ясмина включает рождественскую музыку, зажигает свечи в подсвечниках и танцует сама с собой, двигаясь по краю пушистого ковра. За ее спиной виднеется возвышение, на котором она устроила кровать. Прямо на полу лежат два матраса в окружении подушек, одеял и пушистых накидок. Интерьер выглядит так, будто какая-то фея махнула волшебной палочкой и все стало белым, серым и розовым.

Высокие окна со шпросами, кухонный островок со столешницей в тон серым лакированным дверцам ящичков, несколько столиков, табуретки и пуфики.

Через мгновение она берет в руку невидимый микрофон и подпевает Томми Чёрбергу под высокие ноты «О святая ночь». Николас идет к холодильнику и вытаскивает две банки пива. Морщится, когда Ясмина берет особенно высокую ноту. Откупоривает банку зубами, протягивает одну бутылку сестре, и в этот момент голос подает попугай Ясмины. Николас подходит к позолоченной клетке, свисающей с крюка под потолком рядом с кухонным островком, и смотрит на серого жако:

– Привет, Пелле. Как у тебя сегодня дела?

– Пошел в жопу, – скрипит птица.

– Вот как. Ты не в настроении?

– Пошел в жопу.

Он поворачивается к Ясмине:

– Тебе нужно научить его чему-нибудь еще, кроме «пошел в жопу», – кричит он, чтобы перекричать песню.

– Уже научила.

– Что?

Она танцует, скользя по полу, подстраиваясь под новую мелодию – «Вифлеемскую звезду» на стихи Виктора Рюдберга[1].

вернуться

1

Виктор Рюдберг (1828–1895) – шведский писатель, поэт и деятель культуры. – Здесь и далее примеч. пер.

2
{"b":"745112","o":1}