— Окажите мне честь, доктор Лектер, — игриво рассмеялся Грэм, не узнавая сам себя.
Он уже не кокетничал, он откровенно флиртовал с человеком, которого всегда считал не более горячим, чем декабрьская сосулька.
Безэмоциональный и сдержанный Ганнибал Лектер, человек безукоризненных манер, вежливости и практичности… У него нет пристрастий, нет мотива, нет шаблона. Крайне умный психопат… Мысли утонули во вспышке вожделения, когда Уилл наконец проник под белье и обхватил рукой член. Пришлось прикусить губу, чтобы не издать провокационный стон. Вряд ли занудная лекция о поведенческих мотивах от уважаемого доктора могла вызвать у кого-то подобную реакцию, Уилл выдал бы себя с головой.
— Что ж… — голос Лектера стал еще теплее, обертона и без того низкого тембра резонировали в черепе профайлера, заставляя кожу искриться разрядами электричества. — Ты очень вовлечен, Уилл. Я не буду поощрять твое рвение, ведь оно может повредить тебе самому. Ты настолько увлечен Потрошителем, что носишь фотографии его убийств с собой, словно пачку любовных писем.
— Дааааа…
Тихо застонав от того, что его поймали на горячем, Уилл крепче обхватил стояк ладонью и провел по коже вверх-вниз. Было сухо, остро, жарко и безумно мало, поэтому Грэм бесстыдно облизал ладонь языком и приспустил резинку вниз, обнажая член. Кого ему стесняться? Пары собак? Собаки сами не то еще вытворяли не только с диванными подушками, но даже с его ногой. А Ганнибал… Уилл почему-то совершенно не думал о двусмысленности ситуации, о времени, месте и, главное, теме разговора. Сидя в тепле в надежных стенах собственного дома, Грэм слишком сильно выпал в мир собственных фантазий, и в какой-то момент ему стало казаться, что он говорит с Лектером не по телефону, а исключительно в своей голове.
— Возникает закономерный вопрос — почему? — тихий шелест в трубке снова известил о том, что Ганнибал двигался, но Уилл уже не слышал его, оглушенный собственным сбитым дыханием. — Я мог бы предположить, что это профессиональное рвение, но я видел твои глаза после убийства Гаррета Джейкоба Хоббса, я мог бы предположить восхищение, но ты видел слишком многое в своей жизни, чтобы внезапно проникнуться к одному убийце из массы, пусть и настолько яркому. Так что мой диагноз это отождествление.
Уилл поперхнулся воздухом и сбивчиво выдохнул, стараясь вернуть контроль над собой. Он всегда так старался быть правильным, так настойчиво пытался уйти от себя самого, что у доктора теплело в груди. Его маленький мангуст с глазами цвета моря на закате, тот, кто носил его работы с собой каждый день, будто юный студент труды своего более титулованного наставника, чтобы вдохновляться ими в собственных изысканиях.
Ганнибал ни секунды не сомневался в том, что однажды бархатистая мгла, скрывавшаяся на задворках сознания Уилла, выплеснется наружу, и он готов был отдать многое за возможность увидеть это собственными глазами.
Ганнибал смежил веки, отпуская фантазию на волю. Он достаточно хорошо владел собой, чтобы не бояться, что его игру разгадают. Он уже успел расстегнуть ширинку и раздвинуть ткань брюк, чтобы добраться до члена. Он не стал вставать, чтобы взять смазку, предполагая, что некоторая сухость только добавит пикантности, и сейчас в уме Ганнибала Лектера проносились самые невозможные, но будоражащие картины. Он видел лицо Уилла, видел его алеющие стеснением щеки, полуоткрытый рот с пухлой нижней губой и трепет ресниц, прикрытых в томном возбуждении, он осязал кончиками пальцев структуру мягких, как пух, волос, липнущих ко лбу Грэма, пока тот, стоя на коленях между раздвинутых ног Ганнибала, старательно тянул язык, чтобы поймать им то семя, которым Лектер планировал оросить охотно подставленное лицо.
Луна светила в окна обоих мужчин, освещая покрытого испариной Уилла, с полуприкрытыми глазами, в бесстыдно расстегнутой рубашке, распластавшегося на подоконнике, и вальяжно-изысканного Лектера, расстегнувшего разве что пару пуговиц и ширинку, чтобы достать член.
Грэм нервно кусал губы, бездумно прижимая плечом к уху телефон, пока обе руки ласкали пах. Одна жестко сжимала в кулаке стояк, вторая оглаживала яички, заставляя профайлера хмуриться и тихо стонать. Он настолько утратил понимание реальности происходящего, что сопел и всхлипывал в трубку, заставляя доктора плавиться от желания увидеть происходящее воочию. Несмотря на бушующую во дворце его разума бурю, внешне Ганнибал оставался по прежнему тих и неподвижен, походя на мраморное изваяние. Разве что бесконечно движущиеся губы да неумолимый ритм руки выдавали в нем человека.
— Ты отождествляешь себя с ним, Уилл, и ты не испытываешь страха или отвращения при виде его работ. Вероятно, ты… ты видишь как убиваешь их сам, его жертв. Как ты это делаешь, Уилл?
— Собственными руками…
Тихий, сдавленный, но такой явный стон оповестил о том, что Уилл почти не контролирует себя, и Лектер сглотнул, надеясь услышать кульминацию Грэма, но внезапно все звуки по ту сторону трубки стихли, и только взгляд на экран оповестил Ганнибала о том, что профайлер все еще на связи, смотрит и слушает сам, но не хочет быть услышанным. Что ж, доктор Лектер готов сделать ему подарок и довести до конца, не слыша отклика, а лишь воображая его.
Последнее, что успел сделать Уилл, находясь в частичном сознании — это отключить звук. Заметив, как загорелся значок отключения динамика, он наконец застонал в голос, упираясь лбом в тонкое стекло холодного окна. Это не помогло, кожа горела, как будто Ганнибал снимал ее с него заживо, мышцы дрожали от напряжения, а рука, бездумно скользящая по члену, вспотела. Уилл корчился на окне, будто его пытали, а картины, которые рисовало ему подсознание, были она хуже другой. Он все еще цеплялся за здравый смысл, но неумолимый и греховный голос Лектера манил его совершенно в другом направлении.
— Собственными руками… Это правильно, Уилл. Это честно. — Ганнибал тихо выдохнул, борясь за контроль над голосом. Он сам был уже слишком близко и сохранять бесстрастность тона становилось все сложнее. Дыхание частило, рука скользила по тонкой кожице на стволе члена, то взлетая на головку, то возвращаясь к основанию, крепко сжимая пальцы, чтобы плотнее обхватить чувствительную плоть и провести по уздечке. Растягивать удовольствие не было возможности, поэтому Ганнибал дрочил быстро и методично, проводя кулаком по всей длине, представляя коленопреклоненного Уилла, такого близкого и доступного, что кожу уже начинало покалывать от приближающегося оргазма.
А Уилл… Уилл снова видел тот день, ту кухню. Но на ней уже не было испуганной Эбигейл, не было истекающей кровью матери на пороге, только тот мужчина с крысиным лицом, который посягнул на его охотничьи угодья и темный демон за спиной, шепчущий искушающие слова звериным, урчащим голосом. И Уилл понял его, отбросив пистолет и разрывая жертву голыми руками, терзая ее плоть, пока кровь не оросила руки, стекая к локтям алыми бликами… Спазмы скрутили все его тело и Уилл протяжно закричал, выплескивая в этом звуке первобытное желание, удовольствие и удовлетворение.
Он замер на несколько секунд, приходя в себя, а затем в ужасе моргнул и вернулся в реальность, понимая, что это вовсе не кровь на его руках, а сперма, медленно стекающая по запястью. Собаки выли, вторя его громким стонам со своих лежанок, и Уилл снова прильнул к телефону ухом, радуясь, что Ганнибал не слышал его, ведь он все еще был на связи, все еще говорил.
— Смерть это интимный процесс, не стоит лишать свою жертву возможности последний раз взглянуть жизни в лицо, ведь когда свет меркнет в ее глазах, он только сильнее разгорается в твоих собственных. Я видел это в тот день, когда ты убил Гаррета Джейкоба Хоббса, Уилл. Ты был прекрасен. Забрызганный кровью, подобный древнему божеству, безжалостный в своей ярости, но абсолютно правый. Забрав его жизнь, ты свершил правосудие, Уилл, то самое, которое люди вершили тысячелетиями, до того, как мир избрал для себя вегетарианский закон. Если бы ты сделал это собственными руками…..ты бы… Ххаааааа.
