Лектер медленно, любяще улыбнулся и коротко поцеловал прикушенную в нетерпении пухлую губу.

— Какой же ты жадный мальчишка.

Ганнибал целовал Уилла безудержно и бесконечно, переходя от от ласковых посасываний к голодным укусам, с восторгом находя в нем не менее жаркий, почти отчаянный отклик. Они вжимались друг в друга с животным остервенением, до лопнувшей кожи на губах и ярких отпечатков жадных рук на коже, не прекращая двигаться, смыкая бедра звонкими шлепками, толкаясь внутрь и вбирая в себя, вторя тому единственному, примитивному и ненасытному ритму, что живет в каждом живом существе.

Вся наносная цивилизованность, все условности мира не имели для них никакого значения в тот момент, когда они так безудержно наслаждались друг другом, пятная белизну чужой кожи полукружьями укусов, задыхаясь в бесконечной погоне за удовольствием. Эмоции одного умножались в другом многократным эхом, и уже было сложно сказать, где заканчивается Уилл и начинается Ганнибал. Они резонировали взаимное счастье и наслаждение, узнавая друг друга снова, еще раз, но совершенно иначе.

Оргазм оглушил обоих, заставляя их замереть на долгие минуты, потерянных в отголосках угасающего звонкого удовольствия. Лектер любяще провел носом по влажной от пота шее, потерся о щеку и скулу Уилла, и поцеловал сомкнутые пушистые ресницы, вызвав на его губах сонную улыбку, а затем откатился в сторону, чтобы притянуть Уилла в объятья.

— Это было лучшим подарком в моей жизни, — мягко прошептал он в мокрые завитки волос Уилла и тот просто поднял голову и поцеловал его в ответ.

***

Спустя несколько часов они снова лежали в той же постели, но уже на чистом, свежем белье, еще влажные после совместно принятого душа. Ганнибал, потакая своей слабости, гнездился на груди Уилла, пока профайлер обнимал его обеими руками, мягко поглаживая по спине. Со спинки кровати над его головой игриво свисали два потрёпанных ярких галстука, идеально дополняя их уютную атмосферу.

Зима так же сонно ворочалась за окном, рассыпая снег, медленно укутывая улицы города белым одеялом. Мир засыпал, одно за другим гасли окна соседских домов, погружая город во тьму.

И только мороз неутомимым художником рисовал на окнах свои узоры, те самые, в которых каждый может увидеть что-то свое.