И так далее, бесконечно, по кругу.
Несложно найти нужный номер в телефонной книге на десять контактов, сложно сделать другое — осмелиться ткнуть пальцем на зеленую кнопку вызова. Как там однажды
говорили — «маленький шаг для человека и большой для человечества»? Грэм определенно чувствовал себя как тот первый астронавт, так, словно он подвешен в бескрайней невесомости, а из комнаты высосали весь воздух. Он действительно не мог вздохнуть.
Внезапно его рассеянный взгляд упал на брошенный в угол портфель с фотографиями последних жертв Потрошителя, и тут Уилла осенило. У него был повод для звонка. Самый настоящий и чертовски, категорически, абсолютно невыдуманный. Он улыбнулся и нажал на вызов.
— Здравствуй, Уилл, — глубокий томный голос раздался после первого же гудка, как будто Ганнибал тоже держал телефон в руках.
— Доброй ночи, доктор Лектер, — кашлянул Уилл, сжимая стакан — источник своей храбрости – в свободном кулаке и отхлебывая из него. — Как прошел ваш ужин?
— Ты позвонил мне, чтобы спросить как прошел мой ужин, милый Уилл? — тон Лектера упал на октаву ниже, превращая и без того глубокий голос в интимное ворчание. — Кажется, это Рождество станет для меня по настоящему особенным…
— Вообще-то, нет, — поспешно вставил Грэм, чувствуя, как по коже ползут предательские мурашки, поднимая дыбом волоски на руках. Ганнибал тихо цыкнул в ответ на очевидную грубость. — В смысле, прошу прощения… возможно, стоило отложить эту тему до сеанса у вас в офисе. Я бы никогда не посмел отвлекать вас в свободное время по пустякам, доктор Лектер…
— Ганнибал.
— Что?
— Это мое имя, Уилл, и я предпочитаю именно его, раз уж ты справедливо указал на то, что мы общаемся вне стен моего офиса. Притворимся, что мы… друзья?
Слышать голос доктора в полумраке собственного дома было и без того интимно, а называть его при этом по имени…
Уилл сглотнул и поджал под себя одну ногу, бездумно оглаживая правой рукой пах, скрытый тонкой тканью старых домашних штанов. Кажется, он зря столько выпил, но вешать трубку сейчас было уже как-то неправильно. К тому же виски отчаянно толкал его изнутри, под ребро, призывая быть в кои-то веки не профайлером, не агентом и не пациентом, а просто… человеком.
— Я думал, что мы и так друзья, Г-ганибал, — тихий удовлетворенный выдох на том конце скользнул по коже мягким шелком, заставляя Уилла зеркально выдохнуть в ответ.
— Мы друзья. А друзьям не нужен особый повод, чтобы звонить друг другу, не так ли, Уилл? — насмешливый риторический вопрос заставил Грэма вспыхнуть до корней волос.
Чертов мозгоправ видел его насквозь, а Уилл, похоже, был слишком пьян для словесных шахмат, поэтому ему срочно нужно было ступить на твердую почву и вернуть хотя бы видимость контроля. Рука, оторвавшись от оглаживания паха, вернулась к папкам с фотографиями. Это была хорошая причина, правильная и логичная. Он поговорит с доктором о новой серии Потрошителя, потому что это необходимо для дела, а вовсе не потому, что он так невыносимо сильно хочет подольше наслаждаться мурлыкающим акцентом на том конце провода.
— Все в порядке, Уилл? — голос Лектера звучал обеспокоенно. — Ты сопишь. Если я обидел тебя своим вопросом, прошу прощения. Я знаю, что ты не любишь быть социальным, поэтому предлагаю не искать традиционных определений нашим отношениям.
На слове «отношения» что-то екнуло у Уилла в груди и он, схватив отставленный стакан, залпом допил виски, пытаясь им потушить разгорающийся внутри огонь.
— Все в порядке… Ганнибал, — имя все еще давалось с трудом, но сдобренный алкоголем язык привыкал к нему слишком быстро. — Я просто доставал файлы из сумки. Знаю, что Чесапикский потрошитель не лучшая компания для Сочельника, но у меня нет другой. Да я бы и не хотел. Я не могу выкинуть его из головы даже сегодня… Как вы думаете, что это говорит обо мне, доктор Лектер?
Ганнибал тихо хмыкнул на том конце, принимая игру. Слышать о том, что агент Уилл Грэм думает о нем и днем, и ночью было до странности приятно.
— Что ж, Уилл. У меня есть три гипотезы. Первая состоит в том, что вы преданный своему делу сотрудник ФБР, который не может спокойно отмечать праздник, зная, что где-то в этом городе скрывается опасный преступник, — раздался тихий звон стекла и маслянистое журчание. Ганнибал явно наливал себе виски. — Вторая, куда банальнее, состоит в том, что вы, мистер Грэм, имеете психопатические отклонения схожего рода, и именно поэтому работы Потрошителя вызывают в вас столь неподдельный восторг. Третья состоит в том, что вы испытываете к нему влечение, но ее можно отмести сразу ввиду вашей ориентации.
— А что, если я и есть Потрошитель? — Уилл хмельно рассмеялся, внезапно с ужасом замечая звучащее в его голосе кокетство.
— Сомневаюсь в этом, Уилл. Думаю, что тебя терзает чувство совсем иного рода, — доктор сделал глоток своего напитка и профайлер шумно сглотнул следом, очарованный тем, как динамик усилил столь интимный звук.
— Что же это за чувство? — одними губами выдохнул Грэм, внезапно замечая, что ему стало трудно дышать.
— Я бы назвал это узнаванием. Ты видишь в поступках Потрошителя не ярость, не злобу и не болезнь, ты видишь логику. Даже красоту. Ты сочувствуешь ему и в каком-то смысле даже разделяешь его взгляды. Ты узнаешь в нем себя.
— Зеркальные нейроны… — запоздало решил оправдаться Грэм, но доктору Лектеру не нужны были оправдания.
— Я знаю, Уилл. Ты проникаешь в преступный разум, чтобы понять его мотивы и причины, ты проживаешь этот момент сам, но не с точки зрения жертвы, а с позиции убийцы. Это тяжелый труд, и я много раз говорил Джеку, что он излишне давит на тебя, – тон доктора снова утратил профессиональную сухость и стал жарким и влажным, как кубинская ночь. — Но мы можем отзеркалить только то, что изначально есть в нас самих, Уилл. И именно это пугает тебя, заставляя просыпаться по ночам в поту. — Ганнибал перешел на вкрадчивый шепот, гипнотизируя Грэма, усыпляя его бдительность.
— Ты прав, Ганнибал, Потрошитель не пугает меня, — шепнул в ответ Уилл, рассыпая по полу фотографии. Кровь и кости, влажные внутренности и архитектура внутренних органов причудливым рисунком смотрели на Грэма с пола, мерцая в неровных бликах огня. Фотографии оживали, сплетаясь в узор мертвых тел, играя на свету, как коробка рубинов и самоцветов. Уилл сам не заметил как снова потянулся рукой к паху, прерывисто выдыхая. — Я, скорее, пугаю себя сам.
— Что же именно пугает тебя, Уилл? — мелодично спросил Ганнибал, расстегивая изящный жилет в аккуратную клетку. Он даже закрыл глаза, чтобы явственнее увидеть комнату в собственном Дворце памяти, где напротив него неизменно сидел Уилл Грэм, пряча под ресницами свои невозможные глаза василькового цвета.
— Ты пытаешься психоанализовать меня, Ганнибал? — смешливо ушел от ответа Уилл, запуская ладонь в штаны, прямо под резинку, туда, где уже вполне отчетливо вырисовывалась степень его симпатии к доктору.
Легкий стыд, коловший его сквозь пелену алкогольного дурмана, не отрезвлял, а наоборот, придавал ситуации эротичной пикантности. До этого ему никогда не приходило в голову фантазировать о мужчинах во время мастурбации, не говоря уже об образе доктора Лектера. Но сейчас, изнемогая от одиночества, в заснеженном доме среди полей, осоловевший и податливый Грэм был уже вполне готов получить подобный новый, необычный опыт.
Камин мерцал, играя тенями на стенах, вырисовывая эмпатией Уилла силуэт чопорного доктора в одном из кресел. Он сидел спиной к профайлеру, отвернувшись к огню, Уилл сейчас просто не вынес бы того, что на него смотрят. И голос Ганнибала, казалось, звучал не из динамика мобильного, а из того самого кресла, минуя мозг, проникая сразу в душу.
— Ну что ты, Уилл, — мягкий смех, шелест ткани и, кажется, звук расстегиваемой молнии. — Я меркантильный тип, мне чужда филантропия любого рода, я не психоанализирую людей бесплатно. Разве что просто в рамках наблюдения. Если позволишь, я поделился бы своими наблюдениями о тебе во время работы над делом Потрошителя. Меня каждую неделю расспрашивает о тебе Джек, могу же я хоть раз в год поделиться своими наблюдениями о тебе с тобой же.
