— Давай без поисков гармонии, — сказал я. — Вижу, ты не слишком удивлен встрече с физруком посреди ночного леса.

— Нет, — согласился он. — Не удивлен. Мы, барды, созданы не для того, чтобы удивляться. Мы созданы для того, чтобы наблюдать и делиться своими наблюдениями со всеми окружающими, желательно, в гармоничной и соответствующей рассказываемой истории форме.

Сложно разговаривать с поэтами. Ты ему слово, он тебе — десять, и спасибо, что хотя бы не в рифму.

Я решил зайти с другого конца.

— Откуда ты здесь взялся?

— Пришел, — а теперь, значит, он решил быть немногословным.

Где-то вдали снова возопил баньши.

— Баньши поет, кто-то умрет, — сказал Рик.

— Так и я могу, — сказал я. — Волки воют, быть беде, я найду тебя везде.

— Неплохо для дилетанта, — сказал он. — Но в песню такое не вставишь.

— Спасибо, — сказал я. — Но почему ты пришел именно сюда?

— Позвали, — сказал он.

— Кто?

— Я знаю? Какие-то люди. У барда нет цели, только путь. Нас куда-то зовут и говорят, что там будет интересно, мы идем и наблюдаем. Иногда там действительно интересно, на чаще всего — нет.

— И что тебе сказали про это место?

— Что здесь я могу видеть… э… — он замялся.

— Продолжай, — сказал я.

— Твое падение.

— Именно мое?

— Не совсем так, — признался он. — Мне сказали, что сегодня здесь падет один из великих. И вот это место. И пришел ты.

— Но я не падаю.

Он снова бренькнул своей лютней. Дескать, это только вопрос времени.

— Когда ты получил наводку?

— Несколько часов назад, — сказал он. — Я был неподалеку, и мне одолжили лошадь.

Несколько часов назад я как раз вломился в контору Дойла и нашел там фрагмент карты…

— И где эта лошадь?

— Мне сказали отпустить ее, и я отпустил. Дескать, она сама найдет дорогу домой.

— А ты?

— Тут до города недалеко, — сказал он. — Ты же пришел пешком.

— И ты веришь, что я сегодня паду?

— Я бард, — сказал он. — Мы созданы не для того, чтобы верить, а для того, чтобы наблюдать. И… дальше ты знаешь.

— Дальше я знаю, — согласился я. — Я ищу двух людей. Один из них — частный детектив, а другой — очень тощий.

— Так себе описание, но я понял, о ком ты говоришь, — сказал Рик. — Они внутри.

— Ты видел, как они входили?

— Да. Около часа назад.

— А они тебя видели?

— Разумеется, — сказал он. — Я же сидел на этом самом месте. Правда, факел не зажигал, тогда еще светло было.

— И они тебе ничего не сказали?

— Они сказали, чтобы я не совался в подземелье раньше времени.

— А когда придет нужное время?

— Минут через десять после того, как в него войдешь ты. Сам понимаешь, имен они не называли, но теперь это уже очевидно.

— А если я туда не пойду?

— Значит, они ошиблись в расчетах, — сказал бард. — А я, похоже, зря отпустил ту лошадь. Одно дело — идти пешком через ночной лес, когда у тебя есть история, которой ты хочешь поделиться. И совсем другое, когда у тебя такой истории нет.

— Сколько еще людей в этом подземелье?

— Я не знаю.

— И что ты об этом вот всем думаешь?

— Я — бард, — снова завел он свою волынку. — Мы созданы не для того…

Я достал из воздуха зажженную сигарету и затянулся табачным дымом, меланхолично размышляя о ближайшем будущем.

Как говорил мой старик отец, иногда мало видеть правильную дорогу. Надо еще суметь на нее свернуть. Надо еще иметь силы, чтобы пройти по ней до конца…

Очевидно, что правильным решением в этой ситуации было бы сдать назад и вернуться сюда с подкреплением. Глупо лезть в очевидную ловушку, когда никто не прикрывает тебе спину. Я мог бы позвать Магистра… нет, Магистра нет, лучше Кевина, и Кевин бы совершенно точно мне не отказал, и мы вдвоем наверняка бы выяснили, что тут к чему, но время… Время могло быть упущено.

Кроме того, когда я звал своих друзей присоединиться ко мне в какой-нибудь драке, с ними вечно случались какие-то неприятности. Виталик временно выбыл из игры, Кабан вообще умер…

С другой стороны, и черт бы с ним, с этим временем. Теперь, когда мне известно имя и есть хоть какие-то зацепки, Дойлу от меня не скрыться. Сам не смогу достать, так есть же Магистр, Кевин, Такеши, какие-то специальные люди, которые собаку съели на поисках всяких неприятных типов…

Кто бы ни сидел там внутри, он знал меня. Он знал, что я приду. И, видимо, был готов к этому. Или считал, что готов. Люди устроили нам орбитальную бомбардировку, и черт знает, кого они могли посадить в эту засаду…

В общем, любой нормальный человек бы развернулся и ушел. И, быть может, даже барда бы с собой прихватил, чтобы в дороге не так скучно было. Это было бы разумное, взвешенное и взрослое решение.

Но я не такой.

Я физрук, и я устал от этой чертовой неопределенности.

Так что я докурил свою последнюю сигарету и вошел в этот данж.

Такие дела.

Как наверняка говорил старик-отец Василия, жить хорошо. А хорошо жить еще лучше.

Я лежал в шезлонге на залитой солнцем террасе, пил ледяной мохито и пытался наслаждаться этой самой жизнью, глядя на залитый солнцем дворцовый сад, отгороженный от остального залитого солнцем города залитыми солнцем крепостными стенами.

Если вы спросите меня про темную империю, то я таки скажу вам, что погода в столице хорошая.

Я бывал здесь несколько раз, и империя всегда казалась мне стабильным и комфортным для проживания государством, большую часть населения которого вполне устраивало нынешнее положение дел. Здесь шла бойкая торговля, здесь возделывались земли, здесь строились мануфактуры, здесь процветали наука и искусство, на улицах практически не было нищих, а одна из самых грозных армий Системы занималась в основном тренировками и парадами. Или еще какой-нибудь муштрой, я в этом не особенно разбираюсь.

Вполне возможно, что за всем этим благополучием скрывается неприглядная сторона, какая-нибудь страшная правда, и на самом деле обороноспособность страны выковывается орками-диссидентами, гробящими свое здоровье на урановых рудниках, но отсюда, из самого сердца империи, этого было не видно, а выходить за пределы дворца я не собирался по соображениям безопасности.

Хотя, прогуляться по столичным улицам было бы неплохо. Пройтись по бульварам, свернуть в какой-нибудь тенистый переулок, съесть какой-нибудь свежий круассан, запивая его чашечкой только что сваренного кофе, побродить по торговому кварталу, подбирая новую мантию или футляр для волшебной палочки, отчаянно торгуясь с низкорослым и бородатым продавцом…

Но нельзя.

Кто-то неведомый, но сильный, злобный и довольно отчаянный, опять охотится за кем-то из нас, и хотя риск, что он охотится именно за мной, стремится к нулю, меня могут пристрелить просто по ошибке.

Или за компанию.

Короче говоря, все, как всегда.

Как наверняка говорил старик-отец Василия: “Жизнь. Жизнь никогда не меняется, а если меняется, то эти перемены всегда к худшему”.

Судя по рассказам Чапая, его отец был довольно умным человеком. Непростым, наверняка не самым приятным в общении, но умным. Впрочем, Чапай и сам не очень приятен в общении, хотя и старается выглядеть приличным человеком, и иногда у него даже получается.

Человека можно вывезти из Люберец, но можно ли вывезти Люберцы из человека?

К своим родителям у меня тоже были претензии, и главная из них — это выбор имени для единственного наследника. Фамилия-то еще ладно, фамилию особо не выбирают, хотя мама могла бы остаться Шереметьевой, но она слишком любила папу, и это можно понять. Но Федор…

Разумеется, они не читали. В их поколении вообще мало кто Толкина читал, о другом люди думали, в другие выси был устремлен их взор, это уже потом фэнтези буйным цветом расцвело. И мой отец, Олег Сумкин (нормальное же имя — Олег!), человек с техническим складом ума, инженер-гидротехник, назвал меня в честь своего отца, а вовсе не собирался столь эксцентрично пошутить и испортить своему ребенку жизнь.