Особенно остро — когда дитятко заявило, что мама лежит и не встает. Хотя… особенно сильно хотелось врезать по башке виновнику торжества. То есть себе самому. Гадостное чувство, надо признать.

— Так врача вызвали? — спросил Сергей, пытаясь взять себя в руки и сначала решить проблему.

— Нет… — слегка растерялся ребенок, но тут же опомнился и снова перешел в наступление: — Какое тебе дело вообще? Мама тебя не звала, вот и вали отсюда. Без тебя разберемся.

— Вижу, как вы тут без меня разбираетесь. Что смотришь, как Ленин на буржуазию? Идем. Если мама лежит и не встает — маме надо помогать, а не искать виноватых.

Ребенок что-то еще недовольное пробурчал, но за Сергеем пошел.

— Сережа… — Каринина мама встретила его с очень жалобным и растерянным видом. — Как хорошо, что ты пришел! Кариночка… она совсем… там она, в маленьком доме.

Стукнуть захотелось еще сильнее. Кого-нибудь. Чтобы только не ощущать себя виноватым. Отвратительное чувство. И бесполезное.

Оставалось лишь молча кивнуть и пойти, куда послали — знакомой дорогой.

— Ба! И ты туда же! — обиженно пробасил ребенок.

— А с тобой разговор отдельный, — сердито ответила «Ба». — Иди хоть, покажись матери, чтоб хоть за тебя, обормота, не волновалась.

Что там бурчало дитятко, Сергей не особо слушал. Куда больше его заботила необходимость держать себя в руках. Однажды он уже на Карину наорал, теперь как разгребать — черт знает. А ведь хочется. Безумно хочется. Вломиться, высказаться, поскандалить, помириться, схватить ее в охапку и увезти в берлогу, на Камчатку.

Отличный, мать его, план.

Вот только на «высказаться» может все и закончиться, теперь уже совсем. Так что дышите, Сережа, дышите глубже. И подумайте лучше, как помочь Карине. Потоп и стресс — достаточный повод, чтобы серьезно заболеть. Вплоть до ангины — почему-то именно эта гадость пугала его до колик. И вот почему родня не носится кругами с аспирином, или чем там нынче лечат эту всякую дрянь?

И вы, между прочим, сами виноваты, Сергей Юрьевич. И в потопе, и в стрессе, и в том что идиот и долбоклюй. Черт. Как-то не привык он ощущать себя виноватым придурком. Добро пожаловать в мир Левы. Тьфу. Дерьмо.

В спальню он влетел, ожидая увидеть как минимум Карину в лихорадке, а как максимум — ее хладный труп.

На хладный труп было, на самом-то деле, очень похоже. Скорчившийся на кровати лицом к стенке, укрытый его полотенцем и очень, очень печальный. Но живой. Не труп, в смысле. Карина живая. А на столике рядом с кроватью — остывший чай, фрукты, какие-то бутерброды, печенье… Все нетронутое. Учитывая, что завтрак в затопленном доме был давно и не так чтобы плотным — плохой симптом.

Первым делом Сергей сел рядом и пощупал ей лоб. Вроде нормальный, не горячий и без испарины. Только тогда выдохнул, обругал себя паникером, загнал свои растрепанные чувства куда подальше — не кисейная барышня, нечего тут! — и спросил:

— Ты как, Бестия? Горло не болит? Или голова?

— Не болит, — тихо и невыразительно ответили ему. — Шел бы ты.

— Уже пришел, — вздохнул Сергей, засовывая гордость, требующую надменно удалиться и хлопнуть дверью, в карман. — Слушай, ну… прости меня, дурака. Ляпнул фигню какую-то. Карин…

Он осторожно положил руку ей на плечо.

Плечо отдернулось.

— Простила. Все. Уходи. Дай поспать спокойно, — так же тихо и бесцветно сказали ему.

Сергей еще раз обругал себя идиотом. И потому что наговорил фигни, и потому что отпустил, и потому что на самом деле понятия не имел, что теперь делать с ее обидой… с обидой-то все куда сложнее.

Поэтому сложное Серый оставил на потом, решив начать с простого.

Нет. Не с гордого мужского бегства.

А с одеяла. Теплого и сухого.

Достал его из шкафа — им с Кариной оно как-то не пригодилось, и без него было жарко. Накрыл ее. Потянул влажное полотенце прочь. Получил в ответ презрительное фырканье, что-то вроде «ну и забирай свое полотенце, жлоб!»

Выдохнул — молча. И еще раз, тоже молча. Только потом пояснил, стараясь не рычать:

— Тебе нельзя в мокром, Карин. То что пока ничего не болит и нет температуры, ничего не значит. До вечера минимум надо полежать в тепле, пить много горячего и… как твои ноги, кстати?

Ответа не было. Зато когда он сам влез рукой под одеяло и потрогал стопы — ледяные, плохо дело — его не пнули. И не зашипели. В общем, проигнорировали.

Хотелось бы верить, что это лучше, чем скандал и драка. Но не получалось.

— Ясненько, — кивнул он сам себе. — У тебя здесь аптечка есть?

— Нет, — буркнула Карина, сворачиваясь под одеялом в клубок. — Слушай, свали. Вот просто свали. Насовсем.

— Не свалю, — стараясь опять же не рычать, сказал он.

Остальное, вроде «сама дура» и «даже не мечтай», оставив при себе. Что там говорят умные люди, например, Олеся, о разрешении конфликтов? Не бойтесь признавать свои ошибки и заявлять о намерениях открыто. А, и еще «не врите, уроды, хуже будет». Умники чертовы. А вот что делать, если уже и наврал, и запутался. И теперь смотрит на умирающую спину, понимает, что это не поза. И не игра. И самому от этого сдохнуть хочется…

— Извини, Бестия, — продолжил Сергей. Мягко. Вежливо. — Я, может, и облажался, но терять тебя совсем не готов.

Вместо ответа опять послышалось устало-презрительное фырканье.

Ладно. Хоть как-то отвечает, уже неплохо. И нет, вытаскивать ее за шкирку из постели и трясти, пока не поумнеет — плохой вариант. Потому что ему самому же потом стыдно будет.

— Принесу тебе горячего чаю, — сказал он и поднялся.

Карина всей закутанной в одеяло спиной показала: вот и катись колбаской, придурок. Но ничего не сказала.

Ее мама ждала на пороге дома. Чертовски встревоженная. И чертовски кстати ждала. Нет, не для того чтобы на нее сорваться. А чтобы попросить, вежливо, мать же вашу:

— Нужно что-то прогревающее, растереть ее. И горячий чай с медом и имбирем. Есть у вас имбирь?

— Есть, — кивнула женщина, героически удержавшись от миллиона вопросов, явно вертевшихся на языке. — Сейчас принесу.

— И витамины нужны. «В» лучше уколоть, «С» — растворимый. Есть?

— «С» есть, «В» — нет.

— Пусть Денис сбегает. Нейробион в ампулах и шприцы.

— Вы — доктор? — с надеждой спросила она.

«Медведь я. Злой. Дебилоидный. Из тайги», — хотелось зарычать ему, но сдержался. Героически. И вместо этого покачал головой:

— Нет, но первую помощь при переохлаждении и стрессе оказать могу.

Себе бы он оказывал иначе: сначала высказаться, чтоб стены дрожали, а затем принять перорально чай, котлеты и вискаря полбутылки. Но что-то ему подсказывало, что пьяная Карина сегодня — не лучший вариант.

— Переохлаждение-то откуда? — женщина выразительно скосила глаза за окно, где воздух подрагивал от жары.

— Неважно. Потом.

Женщина кивнула, развернулась — и с порога через открытую дверь крикнула:

— Дениска! В аптеку, живо!

Пока она выдавала ребенку распоряжения, Сергей набрал Петра Ивановича, коротко (почти цензурно) обрисовал ситуацию и попросил прислать медика. Потому что лучше перебдеть, чем недобдеть. Медика ему пообещали через час-полтора, еще раз уточнив, точно ли никто не помирает.

— Типун тебе на язык, Петр Иваныч, — сказал он ласково.

Безопасник хохотнул, резюмировал «жить будешь» и отключился. А Сергей остался на пороге домика ждать чаю. И проветривать мозги. В которых гудело и громыхало вечное «мужик ты или не мужик?»

Не-а. Не мужик, а мужчина. Взрослый. С мозгами, хочется надеяться. Поэтому никаких «кулаком по столу». Не нужна ему баба, готовая прогнуться под мужика и терпеть закидоны, наплевав на самоуважение, лишь бы любил, на ручках носил и брюликами обвешивал. Скучно это. До оскомины скучно.

А что именно нужно — он в общем-то давно для себя понял. Нужен человек. Личность. Умная, самодостаточная, открытая, страстная, впечатлительная и нежная…

Сергей невольно улыбнулся. О, как много еще он может сказать о Карине! О своей рыжей бестии! И все — восторги, восторги и снова восторги!