— Что касается тебя, мой саксонский друг, мы поступим таким образом…

На мольбы и слезы Фаллон никто не обратил внимания. Ее посадили на лошадь и отвезли в Хейзелфорд, где поместили в маленькой неуютной спальне. С тяжелым сердцем, переживая временами приступы ужаса, вышагивала она по комнате. На овальном дубовом столике потрескивала единственная свеча, огонь в камине догорал. Кровать была покрыта лохматым меховым покрывалом. Ничего другого в комнате не было, даже угли нечем было размешать. Фаллон подошла к двери, заколотила по ней кулачками и заплакала.

Делон! Бедный благородный Делон! Она так подвела его! Он верил в нее. А сейчас Делон должен из-за нее умереть. Было невыносимо представить, что его ждет.

Прислонившись спиной к двери, Фаллон опустилась на пол. Она в отчаянии прижала ладони к глазам. Аларик был убийственно холоден с ней. Фаллон вспомнила сказанные им слова — и мороз пробежал по ее коже. Сейчас он творит суд над Делоном. Боже милостивый, что там сейчас? Едва появившись, надежда тут же покинула ее. Этого не может быть, он не мог убить Делона, он не мог…

Фаллон поднялась и снова принялась колотить кулаками в дверь, требуя, чтобы ее выпустили. Однако никто не откликнулся на ее стенания, и, вконец обессилев, она рухнула на пол.

Какое-то движение во дворе пробудило Фаллон от полузабытья. Она бросилась к окну. Некоторое время она ничего не видела, кроме предрассветного тумана, который густо стлался по земле. Затем она различила людей Аларика. Они несли черный плащ, а в нем….

В него был завернут Делон. По лицу его стекала кровь, во лбу торчал обоюдоострый топор. Его голубые глаза смотрели в небо.

Фаллон в ужасе закричала.

Кто-то вдалеке назвал ее по имени. Что-то коснулось ее тела. Руки, теплые, сильные и удивительно нежные, подняли ее.

— Спокойно, я толкнул тебя. Ты упала возле самой двери. Тихо, теперь все в порядке.

Фаллон открыла глаза. Аларик перенес ее через комнату и положил на кровать. Она дрожала и в смятении смотрела на того, кто укутывал ее покрывалом. Он взял ее руки в свои, пытаясь согреть их.

— Оставь меня! — Она замахнулась кулаком, но он поймал его и прижал к себе. На нем сейчас не было кольчуги, он был в шелковой рубашке.

— Фаллон…

— Нет! — слабым голосом выкрикнула она. — Не смей прикасаться ко мне после того, что ты с ним сделал!

— А что я с ним сделал? — удивился Аларик.

Было утро, новое утро, подумала Фаллон. Он уже встал и помылся. Он выглядел хорошо. К нему возвратился здоровый цвет лица, его глаза смотрели ясно и зорко. Он был худощав, но не более того, и выглядел великолепно в голубой рубашке и мягкой тунике из оленьей кожи. Сегодня он был одет явно не для войны.

— Господи! — проговорила Фаллон, и слезы брызнули из ее глаз. Аларик нахмурился, но затем вдруг улыбнулся и с неожиданной нежностью сказал:

— Я думаю, что ты просто видела сон, принцесса. Причем такой сон, который кажется явью.

— Что? — прошептала она.

Он встал и протянул руки. Фаллон отсутствующим взглядом посмотрела на него. Аларик издал возглас нетерпения, затем поднял ее снова и поднес к окну.

Фаллон увидела внизу группу людей. Они переговаривались, смеялись и грузили припасы на спины нескольких английских лошадей.

Среди них был и Делон. Не было видно ни топора у него во лбу, ни вообще каких-либо следов насилия. Он сидел на лошади в накинутой на плени пастушеской накидке, готовый тронуться в путь. Прильнув к Аларику, Фаллон смотрела и слушала разговоры людей. Роже тоже был там, стоял на ступеньках крыльца. Он махнул рукой, и кавалькада двинулась в путь.

— А куда… куда его увозят? — спросила Фаллон, облизывая пересохшие губы. Ей и в самом деле приснился сон, подтверждением чего служит то, что Делон был цел и невредим.

— В Нормандию. Они переправят его через Английский канал, и там он не сможет больше чинить нам хлопоты.

Фаллон опустила глаза, чувствуя, что начинает дрожать.

Он не сводил с нее взгляда, его руки крепко прижимали ее к себе.

— Хочешь присоединиться к нему? — спросил он.

Фаллон покачала головой. Если она окажется пленницей в Нормандии, все надежды рухнут.

Ей необходимо найти братьев, убеждала она себя. Делон сказал, что она должна оставаться и продолжать борьбу за Англию.

Было ли это единственной причиной, по которой она не могла уехать с Делоном?

— Ладно, — устало сказал Аларик. — Ты можешь не отвечать. Но скажи честно, как он оказался здесь.

Фаллон стала лихорадочно соображать. Вероятно, ее жениха увидела Марла. Но даже если Аларик не накажет бедную женщину, это наверняка сделает Хат, ее муж. Вряд ли это будет лучше. Она покачала головой.

— Я… н-не знаю.

— Ты не знаешь? — он выгнул бровь. Затем широкими шагами вместе с Фаллон пересек комнату и опустил ее на кровать. Она уставилась в потолок, закрывшись рукой от его взгляда. — Скажи мне, Фаллон, — произнес он шепотом.

— Клянусь тебе, мне это неизвестно!

Аларик положил руки ей на плечи, сердито наклонился. Чувствовал ли он, что она не хочет ехать в Нормандию? Не собирался ли он убаюкать ее бдительность, перед тем как выслать?

— Фаллон, я хочу знать, когда он пришел, о чем вы говорили, где он прятался и…

— Он не прятался, — нервно сказала Фаллон. — Он только что пришел! Я увидела в первый раз его на кухне за несколько минут до того, как ты приказал мне подняться к тебе.

Аларик молчал. Затрепетав под его взглядом, она опустила ресницы. Господи, взмолилась она, ну пусть он удовлетворится этой истиной. Не дай мне выдать добрейшую Марлу!

— Он сказал, что не касался тебя. Это правда?

— Какое это имеет значение? — глухо ответила она.

— Это может иметь значение в один прекрасный день, принцесса?

Она подняла взгляд, удивленная его тоном. Не без злорадства улыбнулась, довольная тем, что и у него есть повод для переживаний и сомнений.

— Ты теперь всегда будешь сомневаться: сказал Делон правду или солгал.

Аларик тут же напомнил ей, кто из них победитель. Он медленно улыбнулся, слегка отстранился от нее, чтобы лучше видеть.

— Я могу позвать твоего дорогого храброго нареченного. Я могу принудить его сказать правду, а затем отрубить ему уже ненужную голову.

— Ты не сделаешь этого!

— Я оставлю в сомнениях тебя, принцесса. Оставлю тебя, чтобы ты помолилась.

Он поднялся, делая вид, что собирается покинуть ее. Фаллон ни на секунду ему не поверила. Она слишком давно знала Аларика. Он был человеком чести. Он не убьет Делона. Она не сомневалась в этом.

— Стой! — воскликнула она. Аларик галантно повернулся.

— Мы никогда не были с ним вместе, — запинаясь, сказала она. — И в ночь после побега мы спали рядом, не касаясь друг друга. Любой сакс, который остался в живых после бойни, подтвердит это.

— Это правда? — шепотом произнес он. Выражение его лица стало мягче, теплей. Он прилег рядом, оперевшись на локоть, и тыльной стороной ладони коснулся ее щеки.

К своему ужасу, Фаллон почувствовала, что в ней поднимается жар. Она боялась шевельнуться. Сердце бешено заколотилось.

— Ты знаешь, что я ненавижу тебя. Я буду подниматься против тебя снова и снова. И пока норманны не покинут Англию, наш народ будет бороться против них.

— Пусть будет, что будет, принцесса. Меня интересует другое — ты и Делон… Ты сказала правду или…

— Да, я сказала правду!

Она не могла в это поверить. Он коснулся ее — и она затрепетала. А ведь он просто играл с нею, дразнил ее…

И тем не менее ее тело ликовало. Это происходило вопреки рассудку! Ее тело, ее сердце, ее чувства шли вразрез со здравым смыслом.

Легким движением пальцев Аларик отвел черный локон с ее лба. Длинные пальцы легко коснулись ее губ, при этом он задумчиво улыбнулся.

— То же самое говорил мне твой молодой поклонник, но я хотел бы услышать это из твоих уст. — Он дотронулся до ее нижней губы, слегка погладил ее — и Фаллон была потрясена, как подействовала на нее эта мимолетная ласка. Как это объяснить? Она должна ненавидеть его — и стремится к нему. В глубине души ей хотелось обнять его и почувствовать, как он отвечает ей тем же. Кажется, прошла целая вечность с того момента, когда их пути пересеклись и слились в том пространстве, которое смертные зовут судьбой. «Норманны» и «саксы» были там всего лишь ничего не значащими словами. Просто мужчина встречает там просто женщину, и они оба ощущают неудержимое влечение друг к другу. Фаллон, ценившая здравый рассудок, горячо любившая свою страну, никогда не могла предположить, что в ней родится и взрастет подобная страсть.