— Пожалуйста, одумайся, — обреченно проговорил Бельштейн.

— Идите вы все к дьяволу! — ответил скандинав и нажал на спуск указательным пальцем левой руки.

Вспыхнули две синие молнии, с шипением разрезая спертый подземный воздух. Дротики впились в серую плоть. Окти вытянулся и мелко завибрировал от разряда как струна, добавляя себе еще пару метров роста. Щупальца вскинулись вертикально вверх и задрожали в судорогах, а голова с силой ударилась о каменные своды так, что сверху посыпалась крошка. Капелька на удилище вспыхнула ярко-розовым и потухла, а сам ксеноморф тяжело рухнул всем своим немалым весом. Илья успел увернуться в последний момент. Когда хакер на коленях подполз к растянувшемуся на скалистом полу гиганту и коснулся его, в надежде понять жив тот или мертв, голова его взорвалась искрами. Все, что было в ней пропало, отключилось точно свет в комнате. Последнее что он успел увидеть своим новым зрением, была упругая белая волна, раскатившаяся по черному фону. На пути своем, волна эта в дребезги разметала осколками рваного шума, небольшие пульсирующие сгустки разной величины. «Так должно быть и выглядят ауры», — пронеслась мысль. Потом откуда-то снизу из глубин, что многократно чернее, чем окружающий мрак, донесся страшный, сотрясающий все естество хакера ментальный рев, полный боли, досады и ярости.

Ногти, с уже далеко несвежим, местами облупившимся маникюром впивались в кожу головы под сальными, спутанными волосами. Яркие синие кончики на них истончились до нескольких сантиметров, ведь хозяйке было не до того, чтобы оные обновить.

Юки сидела, низко опустив голову. Телефон ее лежал у ног на полу и пиликал, требуя питания. Красных, четырнадцати процентов ему явно не доставало. От постоянных попыток дозвониться до без вести пропавшего человека, который внезапно стал ей самым близким на этой планете, девайс разряжался за несколько часов. Экран затерся и засалился от нескончаемых свайпов и нервных, неконтролируемых постукиваний ногтями.

— Пожалуйста, Юки-чан! Успокойтесь. У меня, глядя на вас такую, сердце кровью обливается!

Старушка Мидори, чуть согнутая от почтенного возраста, совершенно седая, тихо прошелестев, подошла сзади и погладила Юки по сгорбленной спине.

— Неужто вот так вот и улетел? — обращаясь к Кенши, всплеснула руками экономка, продолжая гладить, казалось, ко всему безучастную согбенную спину.

Бизнесмен стоял в своей любимой позе — скрестив руки на груди и глядя в окно, куда-то в одному ему ведомую даль.

— Юки-чан! Да будет вам! Ну пропал ваш мальчик, всяко бывает, и так вот тоже. Тем более иностранец, да? — снова повернулась старушка в сторону безмолвного изваяния, застывшего у окна, — поди ж их разбери, окаянных дьяволов…

— Я не верю… — слабо донеслось из-под сальной пакли, абажуром свисающих вниз волос, — его похитили. Я точно вам говорю.

— Дочь, — изваяние в черном костюме наконец подало голос, сотрясая белые стены кухни скрипучим басом, — я тебе уже говорил. Если бы его похитили в Токио, его бы уже нашли.

— Я если бы он улетел, не нашли бы?! Когда я прилетела тебе доложили сразу!

— Значит он не улетал… — слегка замешкался Тагава-сан, — не знаю… Значит уехал просто. Встретил кого и…

— Не смей так говорить! — девушка вскинула на него свои мокрые красные глаза, перечеркнутые россыпью спутанных прядей, — Не мог он так цинично бросить меня. Просто не мог. Я не верю…

В ответ на это, ее отец просто вздохнул, отвернувшись обратно к окну и принимая свою любимую позу. Тишина, точно включенный свет, мгновенно заполнила комнату. Самая нехорошая и довлеющая тишина — та, что приходит вместе с неопределенностью. Когда, от недостатка фактов и явных свидетельств, никому непонятно, что говорить или же делать дальше, и поэтому остается только молчать. Кенши открыл форточку, достал из внутреннего кармана пиджака чуть розоватый платиновый портсигар, тот приятно щелкнул, открываясь. Ногтем смуглого пальца мужчина подцепил самокрутку и неловко положил ту промеж сухих губ, украдкой, скорей инстинктивно оглядываясь. Мидори, склонив голову, посмотрела на господина с бесконечно тактичным непониманием и еле уловимым осуждением. В ответ тот лишь развел руками — мол, закурить здесь еще далеко не самое страшное!

Отголоски табачного дыма, которым не посчастливилось покинуть кухню через приоткрытое окно, тонкой струйкой протянулись по потолку, и очень скоро достигли носа Юки. Девушка подняла голову, убрала грязные пряди за уши.

— Отец, ты ведь бросил, — с укором сказала она.

Кенши в ответ лишь глубже затянулся. Юки выпрямилась, спрыгнула на носочки с высокого барного стула, подошла к окну и встала рядом с отцом.

— Дай одну.

Какое-то время Кенши с удивлением и легким шоком смотрел на дочь, потом крякнул и протянул свой портсигар.

— В других обстоятельствах, девочка, следовало бы дать тебе ремня.

— А че сразу не бамбуковых палок? Так традиционнее, — поддержала Юки отца, глубоко затянулась, выдохнула и положила голову ему на плечо.

— Не переживай дочь, я уверен он скоро найдется, — Тагава старший обнял свою наследницу за плечо, наклонился и поцеловал в макушку.

Так они и стояли, периодически выпуская дым в тишине. Старенькая Мидори, быстро отирала то и дело выпадающие из глаз бисеринки слез, другой рукой зажимая рот, стараясь не всхлипывать. Пожилая экономка ни одним звуком не хотела нарушать эту, спонтанно сложившуюся идиллию. Ведь она уже и не помнила, когда последний раз, на ее глазах отец с дочерью стояли вот так вот обнявшись. И если цена такой близости — один исчезнувший юноша и две выкуренные сигареты, то это совсем небольшая цена.

Вдруг холодная, раскатистая трель телефонного звонка зазвенела по кухне. Юки вздрогнула и обернулась назад, к барной стойке, где лежал ее телефон. Одновременно с этим, Кенши убрал руку с плеча дочери, аккуратно и бережно отстранил девушку, после чего выудил телефон из кармана брюк и ответил:

— Тагава слушает.

То, что отвечали главе небольшого семейства на том конце провода было совершенно не слышно.

— Да. Что ты говоришь! Сам министр?! — небольшая пауза, — это господин министр сам так сказал? Уже связались по заключению контракта? Это просто отличные новости Рюдзо! Держи меня в курсе. Когда появлюсь? Не знаю пока. Все, до связи.

Японец нажал на отбой и брал телефон обратно в карман. Луч заходящего, тусклого солнца резанул по кромке леса, словно напоминая о себе перед долгим расставанием. Его преломленный стеклом блик упал на морщинистое, выдубленного годами, борьбой и риском смуглое лицо, подчеркивая и, таким образом, делая различимой едва уловимую улыбку. Так улыбается человек, когда само течение жизни внезапно предоставило ему нежданную помощь, на которую тот уже и не смел надеяться. Он прошел к только что докурившей дочери, дождался пока та раздавит сигарету о дно пепельницы, затем взял ее двумя руками за плечи и улыбаясь сказал в самое лицо.

— Нет худа без добра дочка! Благодаря вчерашнему бою на море, у нас теперь есть поддержка правительства! То, чего я все это долгое время безуспешно добивался. Теперь мы партнеры с русскими по арктическим изысканиям!

Юки посмотрела на радостное лицо отца. Она попыталась вспомнить, когда в последний раз видела на его лице такое выражение искренней, неподдельной радости и не смогла. Возможно память стерла этот момент из прошлого, а возможно она просто ни разу его не наблюдала. Девушка вымучено улыбнулась, растянув бледные губы в горькой улыбке.

— Я рада за тебя пап.

Кенши еще несколько секунд продолжал смотреть на дочь с мальчишеским восторгом в искрящихся глазах, затем эти искры потерялись и потухли, словно устыдившись чего-то. Взрослый мужчина пришел в себя, прогнав юного наглеца, порывом озорного ветра, ворвавшегося в его душу.

— Прости, моя девочка! Это было очень некрасиво с моей стороны.