Поэтому сейчас я в недоумении сползаю с кресла и иду на кухню, не включая свет. Ничего не происходит, и это внушает смутное беспокойство. Я жадно выпиваю половину кувшина прохладной воды, долго смотрю в окно, где всё завалено снегом, блестящим и мягким. Если бы не знала, что снег может быть тёплым, ни за что бы не поверила. Луна освещает всю кухню, но я всё равно наступаю на что-то жёсткое — это очень больно. Я вскрикиваю, отдёргиваю ступню, сажусь на корточки и рассматриваю. Металлический шуруп. Ему неоткуда взяться на моей кухне, но он откуда-то появился. Впрочем, я не удивлена. Скорее я удивлена, почему тут не лежит топор или пила. Я верчу шуруп в пальцах, он блестит в свете луны, исцарапанный, с зазубринами на шляпке; и я, вздохнув, отправляю его в мусорное ведро — почти не глядя. Ладно, будем считать, что если я и сделала сегодня что-то полезное для других, то не настолько, чтобы расплачиваться за это по полной программе.

Часы бьют полночь. Я их не хочу снимать: они слишком красивые, хотя и громоздкие, и каждый час заставляют меня вздрагивать, когда начинают шипеть и звенеть. Сразу после того, как беспокойные часы стихают, раздаётся нерешительный стук в дверь.

========== 21 декабря, самое начало суток ==========

Элен приносит с собой суматоху, сугробы снега по всей прихожей, коралловую улыбку и смущённый взгляд:

— Я не стала звонить, вдруг разбужу. С вечеринки шла, до дома ещё далеко, решила к тебе забежать. Можно в туалет?

Я смеюсь и спрашиваю:

— А если я скажу, что нельзя?

— Тогда это останется на твоей совести.

— А если бы я не услышала, как ты стучишь?

— Но ты же услышала.

Мне нечего возразить, и я ставлю чайник и возвращаюсь в комнату. Забираюсь на подоконник, поправляю занавески, которые всё время сползают с крючков. Долго смотрю на тихую заснеженную улицу, потом спрыгиваю на пол и иду к подруге. Плеск воды, грохот упавшей вешалки для полотенец и поскрипывание стульев вселяют в меня уют — это привычные звуки, когда ко мне приходит Лена.

Я захожу на кухню и, как обычно, у меня впечатление, что на пол насыпали стульев, а в эпицентр опустили безгранично довольную и кудрявую Элен с неизменным пакетиком чипсов. Ясное дело: шёл снег, подруга опять без шапки, поэтому волосы сами собой укладываются нужным образом. Мне такое волшебство недоступно.

Она сидит, чуть покачиваясь, в совершенно немыслимой позе, задрав ноги на спинку соседнего стула, и в сумрачном свете её пальцы на маленьких смуглых ступнях похожи на горошины, да и сама она как стебелёк гороха, с вьющимися своими прядями, тоненькая, всегда сидящая в фантастических положениях, противоречащих законам физики.

Мимолётно я вспоминаю, как несколько лет назад мы с ней прятались в ветхом домике на даче от шквального ветра, и когда всё стихло, кусты гороха были аккуратно вырваны из земли с корнем, а стебли кукурузы лежали горизонтально.

Я протягиваю Элен тарелочку, и она покорно пересыпает чипсы в неё. Она прекрасно знает, что меня бесят шуршащие пакетики, но каждый раз забывает об этом.

— Почему у тебя пятки чумазые? — спрашиваю я, кивая на её ноги.

— Да провалилась в сугроб, потом стояла на асфальте и вытряхивала снег.

Это дежавю. Почти полмесяца назад со мной было то же самое. Как будто время двигается скачками в разные стороны.

Элен продолжает раскачиваться на стуле. Стул не выдерживает, опасно скрипит и рассыпается на части.

— Вот откуда этот болт выскочил,— соображаю я, бросаясь на помощь подруге.

— Девочка, с которой никогда ничего не случается,— комментирует она, выбираясь из-под обломков.— Это у тебя такой специальный стул для гостей?

Я осматриваю ее лицо, затылок, кисти и локти, колени — ни одной ссадины.

Однажды она вышла из автобуса и провалилась в раскрытый люк. Но даже не порвала платье. Выбралась, смеясь, и помогла мне и пакетам выйти из автобуса. Я зацепилась курткой за дверь, а один из пакетов порвался по дороге.

Мы проверяем все оставшиеся стулья на прочность, причём Элен делает это с риском для жизни, испытывает, себя не щадя. Затем мы выпиваем чай и съедаем все сладости. И уже когда шумят вдали первые утренние машины, мы решаем, что глаза наши слишком сонные, а утром экзамен сам себя не сдаст.

— Какой чудесный,— восхищается Элен, разглядывая мандарин с нарисованной рожицей у меня на тумбочке.

Она укладывается спать на мой диван и сквозь дремоту рассказывает, что в детстве папа рассказывал ей сказку про росток гороха, который вырос до небес и по которому можно было добраться до луны.

— Не помню, что это за сказка,— жалуется она и тут же засыпает, подтянув колени к груди и обняв подушку.

Я укрываю её одеялом и забираюсь в кресло. В голове моей кадры из мультфильма, где по стеблю гороха можно забраться в небо до луны. Я никогда в жизни не видела этого мультфильма.

Элен — главный беспокойный элемент в моей жизни. Прошлым летом она задумала поход среди ночи на заброшенную девятиэтажку, встретить там рассвет. Потом мы убегали от полиции и чудом не попались. Несколько месяцев назад ей жизненно важно было поиграть обнажёнными в пляжный волейбол по колено в воде. Мы ушли на реку и нашли самый удалённый уголок, который только можно, но всё равно я опасалась, что кто-то нас увидит. Правда, было ужасно весело. Бросаясь за мячом, мы обе извозились в тине и водорослях и к концу матча напоминали загадочных болотных существ, а потом, едва отмывшись, валялись на берегу, испуганно вскакивали от шелеста ив и, едва высохнув, снова полезли в воду.

Вместе мы ходили в планетарий и ещё на выставку игуан, похожих на эскизы драконов. Ездили на море, в котором удалось искупаться всего два раза, и собирали в шторм ракушки на мокром песке. Ночевали на чердаке, прячась от птиц, которых мы приняли за нечисть.

Когда она узнала про мою бабушку, она примчалась ко мне и предложила дежурить у неё в больнице вместо меня или моей мамы, когда будет нужно. Потом, когда бабушка окончательно поправилась, мы вместе ездили с ней в деревню. Когда я ещё не устроилась работать в кафе, и у меня закончились деньги и нечем было платить за квартиру, Элен просто принесла мне недостающую сумму и, чтобы я не сопротивлялась, пообещала взять меня в рабство и отрабатывать в качестве модели для её сомнительных фотографических замыслов.

Не представляю, что бы я делала без неё.

Жаль только, что про её неприятности мне приходится самой выведывать. Осенью я случайно узнала, что её родители на грани развода, и была с ней всё время, пока она коллекционировала круги под глазами и почти потеряла интерес к фотографии и музыке. Скупала в магазинах всё самое вкусное и необычное, чтобы её отвлечь. За три с половиной месяца мне это почти удалось. По крайней мере, если Элен видит меня в замысловатой позе, какие сама любит, или, например, я с мокрой головой после душа, довольная и расслабленная, то она обязательно фотографирует меня, доставая откуда-то свою камеру. Кажется, Элен научилась прятать её во внутреннем кармане.

========== 21 декабря, 8:24 ==========

На остановке Лика встречает девочку-соседку — на ней длинная болотно-зелёная куртка и шапка с кошачьими ушками. Кажется, девочку зовут Света, но из бесед за стеной разобрать это было сложно — слишком её родители эмоциональны. Та тоже ждёт автобуса. Мороз и солнце. Безветренно, снег слепит глаза и искрится.

Девочка-соседка сидит рядом, вытянув ноги и постукивая носками больших ботинок друг о друга.

Лика смотрит на свои сапожки и видит, что край джинсов некрасиво завернулся. Нагибается поправить, положив телефон рядом с рюкзачком, потом снова берёт его и листает сообщения. Ей кажется, что телефон лежал не на том же самом месте, но девочка-соседка в наушниках всё так же сидит, подставив курносое лицо зимнему солнцу, и глупо подозревать её в попытке кражи. В сообщениях на телефоне беспокойно. Все волнуются перед экзаменом, и девушка вздыхает: помощь неизбежна.