– Чернавка? – удивилась Люба, делая глоток из кружки.

– Это тут у них так обычная служанка называется. Она ж всю чёрную, ну, то есть грязную работу по дому делает.

– Вот оно что. – задумчиво протянула женщина. – Слушай, плотники и прислуга, это, конечно же хорошо, но мне бы на кухне не помешал помощник или помощница.

– Так ты Настю-то себе и возьми в подмастерья.

Девушка, до этого быстро поглощая маленькими кусочками горячие лепёшки и периодически макая ими в миску с супом, замерла, поняв, что речь о ней идёт.

Чтоб её, обычную прислугу, да в поварята определили – небывалая удача!

– Я согласна! – тут же откликнулась она, пытаясь быстро прожевать.

– Ты смотри, какая прыткая. – хохотнула Любаша, весело глядя на смутившуюся девушку. -Ладно, так и быть, возьму тебя в свои ученицы – будешь мне по кухне помогать.

– Ну вот и ладушки, – хлопнула в ладоши Сима. – А чернавок, если будет нужно, мы ещё потом наберём. Теперь, главное – Кощея на золотишко развести, да так, чтобы нам ещё на новенькие сарафанчики выкроить получилось. – И тут ей в голову пришла идея: – О! А я у него потребую деньги на новую одежду для прислуги, чтобы они не ходили, как оборванцы, а подчёркивали статус грозного господина.

– Ну, Сима, – восхитилась Любаша, во все глаза глядя на подругу. – Ну ты и голова! В неё бы ещё мозгов побольше, цены бы тебе не было.

Кузьма, жуя лепёшку, подавился, начав кашлять, точно в приступе, из глаз брызнули слёзы.

– Ох, ты ж, горемычный, – запричитала Любаша, хлопая мужика кулаком по спине, – что ж ты торопишься-то?

Кузьма же, кое-как, прочистив горло, в ужасе уставился на Любашу, а та, в свою очередь, непонимающе смотрела на него.

– Ну чего? – не выдержала она.

– А разве можно в голову мозги запихать? – голос у мужика заметно подрагивал.

Женщины, переглянувшись, дружно захохотали, утирая тыльной стороной ладони, выступившие слёзы.

– Можно, Кузенька, можно, если только осторожно, – смеясь, выдавила из себя Сима.

– А это как? – осторожно поинтересовался слуга.

– А ты книжки-то умные почитай, глядишь, ума наберёшься.

– Так, это, нам не положено. Мы же грамоте не обучены, и брать хозяйские книги нам строго настрого запрещено.

– Ну так, вам и кушать было запрещено. Так, что теперь, помирать? – возмутилась Любаша.

Кузьма задумчиво почесал затылок, а Наська даже жевать перестала.

– И то правда. Слушай, Любанька, так это что же, нам теперь можно и грамоте обучаться?

– А кто ж вам запрещает-то? – удивилась Люба, уставившись на девушку, точно на восьмое чудо света. – Бери да обучайся.

– Ой, это что же я теперь, учёная стану, как и господин наш? – в глазах девушки отразились предвкушение и азарт перед неизведанным.

– Станешь, станешь, – кивая, проговорила Сима. – Слушай, Любань, а может, ну их, дела эти. Пошли спать, а то что-то умаялась я за день.

Любаша, оглядев собравшихся за столом, улыбнулась:

– Ладно, дела всё равно никуда от нас не сбегут, а вот отдых всем требуется. Вот сейчас со стола уберём да на боковую. Утро вечера мудренее.

Через некоторое время на сияющей чистотой кухне, уже никого не было.

На замок опустилась ночь.

– Почему, я тебя спрашиваю, в холле замка до сих пор грязно? Почему во дворе разруха? Я вас для чего сюда взял, а, чтобы вы бездельничали? И что за помои ты мне принесла? – с каждым словом всё сильнее и сильнее распалялся Кощей.

Мужчина ударил кулаком по столу, из-за чего миска с наваристым рассольником подпрыгнула на месте, расплескав на стол содержимое.

Сима, глядя на эту картину, начинала не на шутку злиться, но пока молчала, внимательно разглядывая хозяина замка. Кощей, одетый сегодня в парадный камзол да начищенные до блеска сапоги, выглядел, как настоящий сказочный принц, если бы не перекошенное от брезгливости и презрения лицо. Его длинные волосы сегодня были заплетены в такую тугую косу, что ни один волосок не выбивался из причёски. Безупречное лицо с чётко очерченными скулами, волевым подбородком и плотно сжатыми упрямыми губами, невольно вызывало восхищение у женщины. Такой мужественный и красивый!

Кощей же, не обращая внимания на ступор Симы, продолжал разоряться:

– Отвечай прислуга, что за варево плескается в этой посуде, и почему там плавают огурцы?

– Это рассольник – один из основных супов советской кухни! – отчеканила злая Серафима. – Ты сначала попробуй, а потом фыркай. У Любы он знаешь какой получается? Пальчики оближешь! Это, – женщина ткнула пальцем в душистый каравай, продолжая показывать и другие блюда, – свежий хлеб, овощная нарезка, яблочко, сдоба и свежий компот.

Кощей скептически окинул взглядом, уставленный яствами стол, а затем настороженно уставился в тарелку, понюхал, поднимающийся над ней парок, и довольно закрыл глаза. Сима же, раздражённо продолжала:

– Сегодня прибудут плотники и ещё одна служанка. Вот тогда и примемся за наведение порядков. А ты бы лучше не орал, а аванс всем выдал, чтоб охотнее трудились.

– Чего? – удивлённо приподнял бровь хозяин, поднося полную ложку ко рту. – Какой ещё аванс?

– Ну деньги, знаешь такие маленькие, кругленькие… – с глупой улыбкой ляпнула женщина.

– Да ты, я вижу, совсем страх потеряла, смертная! – прогрохотал Кощей, медленно жуя. – Или дура непроходимая.

– Сам дурак! – парировала Сима. – Золото гони, чтобы я могла частично расплатиться с рабочими!

– Зачем? – не понимал мужчина, снова замерев с ложкой у рта.

– А за тем, чтобы у них работа лучше спорилась. Деньги, говорю, давай! – уперев в руки в бока, не унималась грозная Сима.

– Так зачем заранее им платить, если они ещё ничего не сделали? – Кощей явно не понимал, о чём толкует ему рассерженная женщина.

– Ой, туго-о-ой. – устало протянула она, на мгновение прикрывая глаза. – Слушай, если ты хочешь, чтобы твои новые слуги работали лучше, стоит их немного поощрить. Немного, лишь чтобы стимул появился на дальнейший нелёгкий труд.

– Вот ещё! Я им такой стимул устрою, день и ночь будут вкалывать, и не пикнут даже. – уже довольно причмокивая заявил мужчина.

– Это как? – стиснув зубы, спросила Сима, намереваясь хоть силой, но стребовать такие необходимые денежки.

– Как, как? Превращу одного в гада ползучего, остальные с удвоенной силой за работу примутся! Будешь надоедать, тебя и превращу! – злобно зыркнул на женщину хозяин и облизал ложку.

– Попробуй только! Я тебе такую весёлую жизнь устрою, мало не покажется! – отчеканила разъярённая Серафима, вставая в нелепую позу побитого боксёра. – Превращу, превращу – только и умеешь пугать. А ты давай на кулаках попробуй со мной справиться.

– Да ты видно совсем ошалела, старая! – заорал мужик.

– Это я-то старая? Да ты на себя посмотри, дрыщ, прости господи. – осмелев от собственной глупости, проговорила Сима, начиная по-настоящему опасаться за свою жизнь. Но позиций не сдавала. – Только и умеешь, что в комнате своей сидеть, да яблочки молодильные жрать. Нет бы вышел, вместе с мужиками за работу принялся. Смотришь и мышцы бы немного накачал да на мужика стал похож. А то – кожа да кости, тьфу.

Побелев от неожиданности и тут же покраснев от злости, Кощей Бессмертный, медленно поднялся из-за стола и грозно двинулся в сторону слишком смелой бабы. Но, та, быстро смекнув, что нажила себе кучу проблем на одно многострадальное место, мышкой шмыгнула в дверь и была такова. Ибо, знала прописную истину – главное вовремя свалить… а злодея она и потом достанет.

Наутро во дворе…

Ворота замка со скрипом отворились, и в широком проёме тут же показался гнедой жеребец, запряженный в телегу, с тремя седоками. «Надо же, не соврала, зараза», – подумал Кощей, внимательно вглядываясь в знакомую фигуру из своего окна. Серафима, всё в том же балахоне цвета мокрого песка, в котором и прибыла в его замок, с широченной улыбкой на лице встречала новых работников, о чём-то разговаривая со старшим мужиком, и разводя руки в стороны, видимо, показывала запущенной хозяйство (запущенный двор).