В гостиную вплыла аккуратная молоденькая горничная и тихим заикающимся голосом промямлила, что кушать подано. Кажется, ее никто не услышал, кроме Песцова. Вот он встрепенулся и бодро предложил:

– Дамы, а не отужинать ли нам для начала? Кто же разговаривает о столь серьезных вещах на пустой желудок?

От горки он предусмотрительно не отходил, поэтому внимание привлек только к своему предложению.

– Действительно. – Мисс Мэннинг подскочила куда быстрее, чем это было положено по ее статусу. – Мы же собирались ужинать, не так ли, миссис Соболева?

– Одно другому не мешает, – оптимистично ответила та. – Но вы правы, с моей стороны верх негостеприимства просить об услуге, когда я вас даже не пригласила к столу. Пойдемте же, мисс Мэннинг.

Мы с Песцовым обошлись без приглашения. Я прекрасно понимала, что Соболева все равно почти сразу пошлет за переводчиком: не общаться же ей с мисс Мэннинг одними жестами, чтобы донести свою просьбу? Песцов же не менее прекрасно понимал, что не пойди он сам – Соболева обойдется без его компании и не накормит ужином. Фарфоровые фигурки, которые он закрывал своим увесистым пушистокостным телом, были хороши, но не настолько, чтобы на них любоваться часами.

Я опасалась, что поесть не удастся, слишком плотно Соболева взяла в оборот певицу в гостиной. Если постоянно переводить разговоры, в рот, конечно, можно что-то положить, но прожевать и проглотить будет сложно, да и речь при этом окажется невнятной. А платят мне, увы, не за то, чтобы я вовремя ела, пусть питание и входит в договор. Но Соболева оказалась чрезвычайно молчаливой во время еды, весьма обильной и содержащей много разнообразного и вкусного мяса. Хозяйку даже не заинтересовали короткие фразы, которыми перебрасывались мисс Мэннинг и Песцов. Впрочем, я все равно не стала бы их переводить: слишком личный подтекст там чувствовался, а источником сплетни еще и здесь я не собиралась становиться. Хватит того, что испортила репутацию Песцову в Ильинске. Причем интересно так испортила, краем захватив свою.

Наконец дело дошло до десерта, в качестве украшения которого выступило бланманже, оказавшееся, несмотря на красивое загадочное название, обычным молочным желе, в которое пожалели положить даже сахару в достаточном количестве. Соболеву оно тоже не вдохновило, она вяло поковыряла ложечкой, цапнула из вазы цукат из груши, ненадолго застряла в нем зубами и брезгливо отложила. Мисс Мэннинг решила не рисковать и ограничилась одним бланманже. Песцов же, поначалу аппетитно захрустевший печеньем, продолжил жевать его уже не с таким энтузиазмом, а надкушенное и вовсе положил на тарелку, явно не собираясь доедать. Уверена: если бы не воспитание, выплюнул бы Песцов пожеванное на тарелку и рот вытер бы. А так давился, но жевал и даже мужественно проглотил. Проверять, насколько велико его мужество, я не решилась и пила чай безо всяких добавок. Похоже, сладкое в этом доме уважали куда меньше мяса.

– Дмитрий Валерьевич, берите конфекты, – предложила Соболева. – Туровские. Трех видов. «Утиные носы», «Раковые шейки», «Гусиные лапки». И мисс Мэннинг предложите.

Песцов при перечислении названий заинтересованно дернул носом, но потом перевел взгляд на остатки печенья и вежливо сказал:

– Благодарю вас, Ксения Андреевна, но я не слишком люблю сладкое. И мисс Мэннинг тоже не любит. Более того, ей вредно для голоса. – И добавил по-английски: – Филиппа, я сказал, что вам сладкое вредно для голоса. Не благодарите.

– Все так плохо?

– Все я не проверял. Мне печенья хватило. У меня непременно вечером будет изжога, если не чего похуже.

– Хм…

– Что они говорят? – обиженно спросила меня Соболева.

– Господин Песцов передал ваше предложение мисс Мэннинг. Она сказала, что вы очень внимательная хозяйка.

– Я польщена. – Соболева довольно улыбнулась. – А как насчет моей маленькой просьбы? Дмитрий Валерьевич, попросите вы. Ну пожалуйста, что вам стоит?

Она сделала умильную рожицу, больше приличествующую девочке-подростку, каковой, возможно, себя и чувствовала, но не являлась уже лет сорок как минимум.

– Филиппа, дорогая, предлагаю пойти навстречу нашей хозяйке и провести этот несчастный спиритический сеанс, – со вздохом сказал Песцов. – Иначе она на меня смертельно обидится и непременно отомстит каким-нибудь извращенным способом. Вы же не желаете мне зла, дорогая?

– Какой из меня медиум? – чуть кокетливо ответила Филиппа. – Поучаствовать я бы не отказалась…

– Мисс Мэннинг не возражает против участия, но не готова вести сеанс. Придется вам, Ксения Андреевна, взять на себя эту роль. Предвосхищая ваши возражения – это единственно возможный вариант, – твердо решил Песцов.

Соболевой это не понравилось, поскольку брать на себя ответственность за провал еще одного сеанса она не хотела. Не знаю уж, с чем было связано ее желание показать свою компетентность в столь странном деле, но вопрос для нее был принципиальным.

– Дмитрий Валерьевич, вы не понимаете, о чем просите.

– Ксения Андреевна, я предлагаю попробовать. Если ничего не получится, мы никому не расскажем, – предложил Песцов. – А если вы удачно проведете, сможете утереть нос всем завистницам.

Соболева задумалась. Взвесила все плюсы и минусы, но решила, что плюсов все же больше, и чуть смягчилась:

– Искуситель вы, Дмитрий Валерьевич.

– Какой есть, – улыбнулся он обезоруживающе. – Так как, Ксения Андреевна?

Соболева развила бурную деятельность. Чужими руками, разумеется: вызвала горничную и дала указание подготовить все к спиритическому сеансу в гостиной. Наверняка той это приходилось делать часто, поскольку в столовой она появилась буквально через пару минут с уверениями, что все сделано в точности.

Песцов радостно подскочил со стула и подал руку мисс Мэннинг. Задерживаться в этом доме он не собирался. Соболева тоже не заставила себя долго ждать и почти побежала в гостиную, возглавив процессию, которую замыкала я. Правда, я попыталась увильнуть, но меня сурово одернули, заявив, что четыре участника – необходимый минимум.

В гостиной тяжелые бархатные шторы были сдвинуты так, что сквозь них даже крошечный лучик не пробился бы. Хотя какой сейчас лучик? На улице уже давно темным-темно. Чуть заметная струйка прохладного свежего воздуха показывала, что форточка приоткрыта. Посреди гостиной стоял настоящий спиритический столик с инкрустацией, посреди которого лежало блюдце тонюсенького фарфора, на котором чернела то ли стрелка, то ли трещина. Горели свечи, цвет которых в полумраке было сложно различить, но мне показалось, что они черные.

Песцов сидел напротив меня, а мисс Мэннинг – напротив хозяйки дома. Все украшения и амулеты по требованию Соболевой положили на приготовленный для этого поднос. Даже Песцов с неохотой расстался с часами и перстнем-печаткой. Перстень не был артефактом, обычное украшение, так что, скорее всего, был дорог как память или просто дорог.

– Все всё помнят? – вполголоса уточнила хозяйка. – О смерти не спрашивать. Говорить шепотом. Не сквернословить. Духа не оскорблять. Круг не разрывать.

Я быстро перевела мисс Мэннинг, после чего Соболева, убедившись, что все прониклись важностью мероприятия и касаются блюдца, нагрела донышко и зловеще воззвала:

– Дух, приди!

Почему-то я была уверена, что она будет вызывать конкретного духа. Но, видно, поскольку предыдущие попытки завершились фиаско, Соболева решила, что, если придет хоть кто-то, это уже будет хорошо.

Пока не приходил никто. Соболева воззвала еще раз. Песцов подавил зевок, пальцы мисс Мэннинг начали ощутимо подрагивать. Мне же было скорее смешно, чем страшно. В бликующих тенях Соболева походила на облезлую ворону, открывающую рот в хриплом карканье:

– Дух, приди!

Внезапно словно порыв ветра прошелся по комнате, чуть не задув свечи и взъерошив волосы. Мисс Мэннинг тоненько взвизгнула, а Соболева неуверенно сказала:

– Пришел.

Блюдце, стоявшее ребром, она быстро опустила на стол, прикрывая неосторожно заглянувшего на огонек духа.