Петрович кивнул на стоящий невдалеке пикап «ниссан-датсун».

– Здравствуйте! – церемонно, с небольшим поклоном приветствовал Петровича путник. – Да, по военной дороге только на такой и ездить.

– С чем пожаловали, интересуюсь? – Петрович держал в руках метлу с высоким черенком, выглядел по-хозяйски.

– Место для креста ищу. Решил пройти по нашим русским фортам, обозначить христианское присутствие. Вы здесь часто бываете, работаете дворником? – кивнул незнакомец на орудие труда.

– Я-то? Быва-а-ю, да-а-а, – протянул в ответ Егоров.

Он не знал, как реагировать на слова визитёра. После штормов в Тихом океане Петрович не верил ни в Бога, ни в чёрта.

«С одной стороны – пусть ставит, не жалко. В конце концов, в то время, когда строился форт, все жили под девизом “За веру, царя и Отечество”, так что вроде в тему его замысел. А с другой стороны, зачем крест ставить, кладбище ему тут, что ли?»

– Вижу, сомнение вас одолевает, на лице написано, – длинноволосый путник глянул на Петровича так, словно прочитал его мысли. – Так я расскажу вам. Исстари повелось: на возвышенности у моря, у крутого берега реки ставить крест. На корабле издалека видели, какой веры народ придерживается в этом поселении, какому Богу молится. Как система опознавания на флоте по принципу «свой-чужой». Знаете?

После этих слов, прозвучавших как пароль, бывший моряк перешёл с гостем на «ты»:

– Да какой разговор? Ставь свой крест, кому он мешает? Меня Петровичем зовут. А тебя?

– Зови Диомидом. Как бухту на той стороне залива, – путник махнул рукой точно в район Владивостока, невидимый с этой стороны острова.

– Да только вряд ли моряки увидят крест: туманы здесь такие, что с одного конца форта другого не видно, – высказал сомнение Петрович.

– Credendo vides, – ответил ему Диомид.

– Не понял, что это значит?

– Латинская поговорка. «Уверовав, увидишь».

– А, вон ты куда… Понял. То есть не по-церковному это? – прищурился Петрович.

– Да как сказать… Вот мы с тобой сейчас видим берег моря, а через час туман накроет его. Но мы же знаем, что море там есть? Знаем. И верим в то, что туман уйдёт, бухта откроется и мы снова увидим её. Так?

– Философ ты. Я в таких вопросах тебе не собеседник. Пойду, лестницу подмести надо…

В следующий свой приезд Диомид привёз мешки с цементом, воду, замешал раствор, стал укладывать камни плоской стороной наружу, формируя четырёхгранный постамент. В середине оставил пространство для основания креста.

Когда нижняя часть сооружения была почти готова, Егоров заметил:

– Высокую ты подставку соорудил, сюда трёхметровый крест нужен. Как потащишь на гору? Помочь тебе?

– У тебя своя вахта, капитан, а у меня – своя. Ты за фортом присматриваешь, а я буду за крест в ответе. В следующий раз привезу, сам дотащу – так надо. Поможешь только ровно установить, со стороны посмотришь.

Когда Диомид водрузил крест в нишу и стал ровнять его по сторонам света, Егоров увидел металлическую чайку, прикреплённую на левой стороне перекладины.

– А птица зачем? – полюбопытствовал Егоров.

– Догадайся сам, Петрович, – улыбнулся человек в тельняшке. – Ты же моряк!

07.12.2020

Русский советский поэт, публицист патриотического направления, переводчик, литературный критик. Главный редактор журнала «Наш современник» (с 1989 г.).

Автор десяти биографий в серии «Жизнь замечательных людей», вместе с сыном Сергеем опубликовал в серии книгу о жизни и творчестве Сергея Есенина. Автор около 20 книг стихов, прозы, публицистики, наиболее известные – «Вечная спутница», «Свиток», «Рукопись», «Глубокий день», «Избранное». Автор множества переводов из украинской, грузинской, абхазской (в том числе Мушни Ласурии, Дмитрия Гулиа), киргизской (в том числе Токтогула), бурятской, литовской (в том числе Эдуардаса Межелайтиса) поэзии. Некоторые его произведения переведены на болгарский, чешский и словацкий языки.

На рубеже 50-60-х годов прошлого века в Ленинграде встретились два молодых поэта, известные всего лишь узкому кругу своих друзей и поклонников. Оба они с разницей в несколько лет написали по стихотворению, каждое из которых постепенно становилось знаменитым и делало «широко известными в узких кругах» своих создателей.

Оба стихотворения быстро обрели в читательском мире самостоятельную жизнь, а за полвека стали символами двух глубоких мировоззрений и очертили два пути, по которым до сих пор шествуют и человеческие толпы, и люди-одиночки.

Имена этих поэтов-провидцев сейчас известны всем – это Иосиф Бродский и Николай Рубцов, сочинившие стихи о пилигримах, бредущих по земным дорогам.

Впрочем, сам образ дороги традиционен для русской поэзии, если вспомнить о том, что «не одна во поле дороженька пролегала», или пушкинские «Дорожные жалобы», или «Выхожу один я на дорогу»… Да и вся русская поэзия пронизана некрасовскими, тютчевскими, блоковскими, есенинскими дорогами… И вообще в русском сознании слово «дорога» означает «судьба». И в стихотворениях Бродского и Рубцова присутствует редкое слово «пилигрим». Я уверен, что, живя в одни и те же годы в Ленинграде, они встречались в узкой ленинградской богеме, где рядом с ними были Евгений Рейн и Глеб Горбовский, Виктор Соснора и Борис Тайгин, Константин Кузьминский и Леонид Агеев, Нина Королёва и Анатолий Найман, Лидия Гладкая и Эдуард Шнейдерман.

Все они дышали одним воздухом, но Рубцов и Бродский дышали им глубже других. И, по мнению Евгения Рейна, опубликовавшего в «Литгазете» (№ 20, 2010) к 70-летию Бродского одну из самых точных и честных статей о его судьбе, настоящая слава к поэту пришла сразу после «Пилигримов».

Я помню, как однажды в 1960 году меня навестили муж и жена, составители книги словацкого поэта Ладо Новомесского, принесли подстрочники для перевода, мы засиделись, выпили по рюмке, и слависты под гитару с яростным вдохновением исполняли «Пилигримов» Бродского. Я был поражён мрачной энергией и музыки, и самого стихотворения, которое, как мне показалось, тогда уже стало чуть ли не гимном для небольшой, но пассионарной части «оттепельной» интеллигенции, восхищённой судьбой героев стихотворения.

Впоследствии я понял, что гимна из этого стихотворения не получилось, в основу гимна легло более понятное для либеральных масс рифмованное сочинение Булата Окуджавы «Возьмёмся за руки, друзья, чтоб не пропасть поодиночке».