- Надеюсь, не с твоим отцом, солнышко? – не удержалась Рей. Женевьева сверкнула глазами.

- Нет, - надулась она, - но Андре мне не верит. И он говорит, что я слишком маленькая, чтобы он на мне женился…

- Да, все верно, - апатично кивнула Рей, удивившись тому, насколько у нее отлегло от сердца. Зная очень извращенную логику Бена, она не удивилась бы, если бы он выбрал именно такой извилистый путь для того, чтобы расстроить свадьбу дочери бывшего сослуживца. Отличный же план? И Рей заодно уязвил бы за всех пилотов и рудольфов вместе взятых. Рей разозлилась на себя, потому что опять думала не о том: вместо того, чтобы проявить немного сострадания к дочери, она перекатывала в памяти древнюю измену мужа, произошедшую более двадцати лет назад, когда он, кстати говоря, мужем ее вовсе не был. Ох, чертова Фазма.

- Жени, зачем тебе выходить замуж за Андрея? – осторожно поинтересовалась она. Женевьева деловито отряхнула от колючек подол темно-синего платья. Вообще она любила черный, но с боем согласилась с тем, чтобы на Корфу взять что-то посветлее, чтобы не сгореть заживо на местном солнце. Это удивляло бы Рей, ведь далеко не все дети предпочитают черный другим цветам, если бы не то, кем был ее отец. Спасибо еще шлем себе какой-нибудь жуткий не смастерила, чтобы наводить ужас на своих сверстников.

- Чтобы он увез меня в Россию, - торжественно изрекла Жени, - там вечная зима и можно кататься на медведе. И мы стреляли бы с ним из нагана по «коммунякам».

Блядь.

Рей только что потеряла одного из некогда самых близких своих людей, а ее единственная дочь сидит на краю обрыва, болтает ногами с содранными коленками, и мечтает о том, чтобы уехать на край света и стрелять по… по кому? По коммунистам? Серьезно?

- Подальше от вас, - решила окончательно добить Рей девочка, но потом поправила себя, - от папы точнее. Но ты же не бросишь его.

- Что не так с твоим отцом? – рассердилась Рей, с трудом удерживая себя в руках, потому что в памяти тут же всплыла вчерашняя выходка мелкой занозы, - чем он тебе не угодил?

- Он не мой папа, - серьезно сказала Женевьева и посмотрела Рей в глаза таким проницательным взглядом, что ей сделалось страшно неуютно. Девочка была вздорной, капризной, бесконечно эгоистичной, но точно не отличалась наивностью других детей. Она иногда выдумывала какие-то небылицы, но в целом попросту словами не бросалась. Ее глаза были очень красноречивы.

- Что? Как? Почему? – закашлялась Рей.

- Потому что он колдун, - понизив голос до шепота, словно сообщая матери самую страшную тайну на свете, сообщила Жени, - я видела.

И она тревожно оглянулась по сторонам, проверяя, не услышал ли кто-нибудь их разговор. К счастью все обитатели дома куда-то разбрелись и были заняты своими сомнительными делами, прикрытыми предлогом подготовки к свадьбе Констанс. Только ветер шевелил тонкие травинки и где-то далеко, за утесом истошно кричали чайки.

Рей хотела расспросить Женевьеву, но быстро убедила сама себя в бессмысленности этого действия. Звезды сошлись: внимательная дочь совала нос везде, где не следовало; а Бен дома часто неаккуратно пользовался своими способностями. Вернее, он настолько привык к ним, что часто не задумывался о том, что некоторые вещи могут вызвать массу вопросов у посторонних. Ему это казалось незначительной мелочью – поджечь сигарету или камин, взять что-то без помощи рук, загипнотизировать надоедливую соседку по лестничному пролету, чтобы шла своей дорогой и не утруждала разговорами. Разбить или взорвать что-нибудь, подвернувшееся под руку, пребывая в отвратительном настроении. Особенно это. Неприятный разговор, который мрачной тенью маячил на горизонте, оказался куда ближе, чем казалось раньше. Чем ей хотелось думать. Впрочем, ситуация была бы значительно неприятнее, если бы подобная необходимость возникла после того, как у самой девочки проявились бы склонности к мистическому дару. Был маленький шанс, что ее жизнь все-таки будет нормальной… Или, что все начнется намного позднее. Надо расспросить Рене о том, когда именно он все понял…

Рене.

Блядь.

«Ты сейчас же спустишься сюда и разберешься с Женевьевой» - потребовала Рей, отворачиваясь от дочери, чтобы скрыть свое волнение – «потому что она назвала тебя колдуном. Колдун сраный».

«А ты?»

«У меня есть важное дело».

Рей стыдно было признавать, что она спасается бегством. Чувство вины скользкой змеей свернулось в грудной клетке и мысли о том, что она в кои-то-веки понадобилась дочери для доверительной беседы, понадобилась, как настоящая мать, а она оказалась к этому не готова, навязчиво пульсировали в мозгу. Но Рей тут же оправдала себя: она была аккуратна и к способностям лишний раз не прибегала, так что пусть расхлебывается тот, кто всю эту кашу заварил. Спичкой о коробку ему лишний раз трудно чиркнуть! Сверхчеловек проклятый.

Тем более это была не единственная сейчас проблема.

Рей должна была догнать По, пока он не добрался в аэропорт и не сбежал в свою Америку. Она обязана узнать правду, известную только ему, вытряхнуть ее наконец-то на свет, чтобы получить ответы на свои вопросы.

В минуту, когда поддавшись короткому порыву, Рей запрыгнула на чей-то мопед, она была абсолютно уверена в том, что француз знает все о родителях Рене. Знала и Кайдел, но дотянуться до нее в загробное царство было на порядок сложнее, чем остановить француза. Мопед был единственным транспортным средством на всей улице, у которого непредусмотрительный хозяин поленился забрать ключи из замка зажигания. Идея казалось хорошей ровно до того момента, когда Рей не обнаружила, как на самом деле сложно держать равновесие на двух колесах. Она никогда не ездила на велосипеде. Где она взяла бы его в пустыне? Но ей казалось, что это нечто совершенно простое, само собой разумеющееся… Наивно.

«Ты сбежала от дочери» - продолжала она грызть саму себя. Сбежала! Бросила, как когда-то бросили тебя в сраной пустыне. Что, если разгадка всегда лежала на поверхности? Что, если родители что-то знали о том, кто она такая, что она такое и попросту предпочли убраться от нее подальше, пока она и сама не откроет в себе этот ящик Пандоры. Дар – вовсе не подарок судьбы, а тяжкое бремя вечного одиночества…

Нет – возражала сама себе Рей, - с Женевьевой Бен. Он со всем разберется. А она тем временем сгоняет в аэропорт и…

Рей так увлеклась своей внутренней борьбой, что на мгновение позволила себе потерять контроль над дорогой. Именно в этот самый момент, на узкий поворот серпантина выскочил встречный автобус, пугающе широкий и громоздкий. Пронзительный звук гудка вернул Рей в реальность, но поздно: она пыталась взять больше вправо, испугавшись, что хвост железного гиганта заденет ее в самой узкой точке, но не рассчитала вложенную в действие силу. Колеса взвизгнули о пыльную дорогу, и мопед, словно строптивая лошадь, сбросил свою неудачливую наездницу вниз на отвесный, каменистый склон.

========== 8. ==========

Рей давно так хорошо не спалось, наверное с того самого момента, когда ей приходилось в последний раз отдыхать в нормальной кровати, а не на тонком мешке, постеленном на землю или жестких тюремных нарах. Вероятно, с тех самых мягких роскошных перин, которыми богата была квартира родителей По. Но в этот раз она чувствовала спиной жесткие пружины обычного матраса. Все-таки это не была ее привычная постель в просторной квартире в Пинчиано в Риме, как бы ей ни хотелось. Привычка брала свое – Рей готова была спустить босые ноги на пол и распахнуть старинные деревянные ставни и впустить в помещение солнечный свет и ароматы расположенного за окнами красивого парка, но что-то было не так. Мозг медленно связывал разорванные нити причинно-следственных связей. Корфу… Серпантин… Автобус… авария… Она умерла? Господи, ну наконец-то! И что там из себя представляет обещанная загробная жизнь?

Рей с трудом нашла в себе силы поднять свинцовые после сна веки и слепо уставилась в полумрак перед собой. Зачем-то она ощупала свое тело и волосы, удивившись тому, что вместо привычной тугой косы пальцы коснулись едва отросших из колючего ежика прядей и грубой шерстяной ткани рубашки на шее. Удивительно, но нигде ничего не болело и не саднило, каждую клеточку наполняли спокойствие и легкость.